Симфония любви - Сатклифф Кэтрин (книги серии онлайн .txt) 📗
– Не могу, – пробормотал он, крепко зажмурив глаза. Сжав зубы, он еще раз попытался сосредоточиться.
Слова выглядели непонятными иероглифами.
– Не могу, – опять вырвалось у него. Салтердон захлопнул книгу и бросил ее в огонь.
Мария вскочила, схватила кочергу и вытащила начавшую тлеть книгу, стряхнула угольки и сдула пепел.
Не говоря ни слова, она вновь положила книгу ему на колени и села рядом.
– Начинайте.
– Ты что немая? Или глухая? – крикнул он. Но из его губ вылетели только «немая» и «глухая». Герцог опять швырнул книгу, которая пролетела всего в нескольких дюймах от головы девушки.
Она опять подняла книгу, повертела ее в руках и осторожно положила ему на колени. Затем Мария опустилась на колени рядом с его креслом, раскрыла обложку и указала на первое слово.
– Когда вы были маленьким, учителя показывали вам буквы. Вы помните алфавит, ваша светлость?
Огонь отражался от ее пепельных волос, как от зеркала. Салтердон ощущал ее запах. Внезапно он ощутил, что его волнует ее близость.
– Ваша светлость? – повторила она и подняла на него огромные голубые глаза.
Он покачал головой. – Нет, с этой минуты вы будете изъясняться словами, а не жестами, – сказала она и, увидев, что герцог продолжает упрямо молчать, села на корточки и тяжело вздохнула. – Клянусь, вы способны вывести из себя даже святого. Никогда в жизни я не имела дела с человеком, проявляющим такое беспричинное упрямство, постоянно сопротивляющимся, чье нежелание слушать других такие же твердое, как скалы Гибралтара. Теперь я начинаю понимать, почему ушли все, кто был до меня. Нам не по силам творить чудеса. Что я должна сделать, чтобы достучаться до вас, сэр?
Она печально улыбнулась, встала, положила книгу на стол и отошла к дальнему окну, превратившись в неясный силуэт.
Он скользнул взглядом по столу, по книге, а затем посмотрел на нее.
– Какой унылый день, – послышался ее грустный голос. – Раньше ветер и дождь возбуждали меня. Холод бодрил. Есть что-то такое в зимней стуже, что обостряет чувства, заставляет ощущать свое тело, вплоть до кончиков пальцев рук и ног, очищает мозг, так что окружающий мир становится ярким, как в детстве. Помните, ваша светлость, как в детстве смена времен года несла новые впечатления? Весна приносила с собой птиц и цветы, лето – длинные теплые дни, солнце и запах вереска. Осень – это время урожая и ярких красок, с кучами опавших красных и золотых листьев, в которых мы резвились, мечтая о зимнем снеге. Зима – это гудящий огонь в камине, теплый пуховый шарф, завывание ветра и стук снега в окно. Время, когда поверяешь тайны лучшему другу и мечтаешь о весне. Я спрашиваю себя, ваша светлость, когда это времена года успели стать скучными и даже неприятными? С каких пор лето стало слишком жарким и длинным, а зима чересчур холодной? Почему осенние листья превратились в обузу, которую нужно сгребать и сжигать? Почему весны теперь такие мрачные, мокрые и холодные? В какой момент наши ожидания, мечты, надежды превращаются в очередное разочарование?
Мария отвернулась от окна. Неяркий свет падал на одну половину ее лица. Плакала ли она? Он не знал, не мог рассмотреть ее слезы. Затем она всхлипнула и вытерла нос тыльной стороной ладони. Когда Мария вновь заговорила, ее голос звучал твердо и резко.
– Вы самый вспыльчивый человек из всех, что я знала.
– Сожалею, – произнес он и, неожиданно смутившись, обнаружил, что пристально смотрит на нее. Он, конечно, не испытывал сожаления, по крайней мере, не по этому поводу.
– Сомневаюсь в вашей искренности, – она опять подошла к столу и провела пальцем по обугленным страницам. – Попробуем еще раз, ваша светлость?
В эту ночь Мария спала так же плохо, как и в предыдущие две недели, с того инцидента в библиотеке, вернее, с того дня, когда она послала герцогине письмо с просьбой об увольнении. Теперь в любой день могла приехать замена. Она вернется в Хаддерсфилд и станет вести жизнь дочери викария, а все ее честолюбивые мечты спасти себя и свою мать имеют под собой не больше основания, чем смешные надежды избавить герцога Салтердона от сумасшедшего дома. Салтердон все делал ей назло, назло всем, не говоря уже о том, что во вред самому себе.
Его поведение за последние две недели не примирило его ни с кем в Торн Роуз. Поведение герцога из плохого превратилось просто в ужасное. Его враждебность стала невыносимой. Все ходили вокруг него на цыпочках, клялись, что когда-нибудь сожгут дом… вместе с ним.
Казалось, что Салтердон страстно желает опять впасть в забытье: время от времени ей приходилось насильно будить его, но лишь затем, чтобы столкнуться с яростью, достойной Вельзевула. Он ей больше нравился в бессознательном состоянии, и бывали моменты, когда она с удовольствием позволила бы ему вновь впасть в беспамятство, и только воспоминания о страданиях герцогини заставляла ее собраться с силами и вновь вступить в поединок с драконом, подняв навстречу чудовищу меч упорства.
Сказать, что он ненавидит ее, – значит, ничего не сказать. Он с удовольствием задушил бы ее голыми руками. Мысль об этом продолжала беспокоить ее.
Почему ее волнуют чувства герцога?
Почему ее не оставляют странные ощущения, которые она испытала в то свежее утро в конюшне, когда внезапно в его лице и глазах появилось что-то такое, что сделало его похожим на человека. Он стал таким уязвимым… и красивым.
Это чувство ни на секунду не оставляло ее, лишало сна и аппетита, терзало ее сердце.
«Господи милосердный, помоги герцогине понять, что вне могу больше здесь оставаться».
Она села на постели. Холодный воздух проникал под тонкую ночную рубашку. Мысль о том, чтобы выбраться из теплой уютной постели, приводила ее в ужас, но сегодня чувство беспокойства не оставляло ее. Атмосфера в комнате казалась напряженной… Как будто из темноты кто-то смотрел на нее. Свое дело сделали и достигшие Торн Роуз слухи о недавних ограблениях. Только на прошлой неделе замок Мелком, располагавшийся неподалеку от них, подвергся нападению разбойников и был безжалостно разграблен. Двое громил в масках затащили дочь лорда Мелкома в винный подвал и…
Она не хотела об этом думать. Очевидно, она становится такой же истеричкой, как Молли, которая вся тряслась и причитала, что Торн Роуз беззащитен, как потерявший мать ягненок, и, несомненно, будет следующим.
Дверь в комнату Салтердона была, как всегда, открыта. Взяв свечу, она выбралась из постели, на цыпочках подошла к двери и стала вглядываться в темноту, подобно тому, как Беовульф заглядывал в темное логово Грендель.
Пусто!
Подняв свечу повыше, она смотрела на отброшенное одеяло, фланелевые простыни и подушку, на которой осталась вмятина от его головы, а затем резко повернулась, отчего крошечный огонек свечи предательски замерцал, и, обведя глазами комнату, обнаружила, что инвалидное кресло герцога исчезло.
Мария бросилась к звонку, чтобы вызвать Гертруду, но затем остановилась, вцепившись дрожащими пальцами в кисточки шнурка, как в спасательный трос. Сердце ее бешено колотилось, мысли путались.
– Спокойно, – сказала она вслух. – Нет смысла звать на помощь. Паника делу не поможет.
Куда, черт побери, он подевался?
Если что-то случилось, это ее вина.
Но что могло произойти?
Он мог свалиться с лестницы. О Боже! Она совсем не хотела этого, когда представляла его лежащим в изъеденном червями гробу!
Он мог даже выброситься в окно: обреченные часто кончают жизнь самоубийством. Пол в минуты слабости тоже говорил об этом. О Господи!
Выбежав в коридор, она налетела на Тадеуса, от неожиданности вскрикнула, уронила свечу на ногу и отскочила, наступив на волочившийся по полу подол ночной рубашки.
– Чтоб мне провалиться! – выругался он, подхватил свечу, прежде чем та успела погаснуть, и, держа ее перед собой, с удивлением посмотрел на девушку. – Думаю, глупо было бы надеяться, что ты искала меня.
– Его светлость, – ответила Мария, вся дрожа. – Он исчез.
