Гобелен - Рэнни Карен (библиотека книг TXT) 📗
– Только если вы позволите мне участвовать в этой игре, милорд, – сказала Лаура.
В следующее мгновение она запустила руку графу за ремень, словно и впрямь была опытной развратницей. Поглаживая пальцами отвердевшую мужскую плоть, Лаура смотрела на мужа и улыбалась.
Весьма озадаченный действиями своей юной жены, граф пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное. И вдруг резким движением задрал ее юбки до самой талии и провел ладонью по бедру. Затем, прикоснувшись к ее лону, с улыбкой проговорил:
– Рассадники твои – сад с гранатовыми яблоками. Садовый же источник – колодезь живых вод и потоки с Ливана.
Тут рука графа легла на живот Лауры, и она почувствовала жар его ладони.
– Живот твой – как стог пшеницы между лилиями, – продолжал Алекс. Отступив на шаг, он посмотрел ей в глаза, затем накрыл ладонями ее груди. – Груди твои – как две юные серны, а шея – столп Соломонов. – Он принялся поглаживать пальцами соски. Потом, склонившись над ней, коснулся ее губ губами и прошептал: – И уста твои источают мед и молоко, и слаще они любого вина.
– Библия? – изумилась Лаура. Алекс рассмеялся.
Она вся состояла из противоречий. Искусительница – и в то же время наивная девочка. И никогда не знаешь, как она себя проявит в следующий момент.
Вновь прикоснувшись губами к ее губам, Алекс чуть отстранился и снова заглянул ей в глаза. Затем принялся целовать ее груди. Когда он осторожно прикусил один из сосков, Лаура вздрогнула И тихонько застонала.
– Тебе приятно? – спросил он хриплым шепотом.
– А тебе, Алекс? – спросила она и снова принялась поглаживать его восставшую плоть.
Граф закрыл глаза и стиснул зубы. Лаура тихо засмеялась.
И тут он обнял ее за талию и, приподняв, усадил на стол. Она задела локтем хрустальную вазу, и та, покатившись по столу, упала на пол и со звоном разбилась. Однако они не заметили ни разбившуюся вазу, ни рассыпавшиеся по ковру розы.
Поглаживая пальцами лоно Лауры, граф с жадностью целовал ее груди.
– Какие они у тебя красивые, – прохрипел он. – И ты чудесный, Алекс.
Она вновь сунула руку ему за ремень и с силой сжала мужскую плоть.
Граф невольно застонал, и Лаура рассмеялась.
Алекс, не удержавшись, шился поцелуем в ее губы. Наконец, чуть отстранившись, спросил:
– Ты действительно хочешь этого, леди Уэстон?
– Да, – кивнула она. И тут же с улыбкой добавила: – Если об этом спрашиваешь ты – всегда хочу.
Граф снова поцеловал жену в губы. Затем распустил ремень и осторожно раздвинул ноги Лауры. В следующее мгновение он вошел в нее и тотчас же ощутил теплую влагу ее лона. Он наполнил ее собой, и она со стоном закрыла глаза.
– Тебе предстоит ответить за множество грехов, – прошептал Алекс с улыбкой.
– Меа culpa (Фраза, означающая раскаяние в грехах; произносится на исповеди у католиков (лат.),), – простонала она. Граф рассмеялся.
– Ты неисправима.
Алекс уже забыл о своем гневе и сейчас, наслаждаясь близостью с Лаурой, думал лишь о том, что его жена – удивительная женщина. Женщина, обладающая логикой отцов-иезуитов, и при этом обольстительная, как сирена. Она говорила ему то, что никто не смел говорить, и делала то, что все прочие юные леди не сделали бы ни при каких обстоятельствах. Она постоянно выходила за рамки приличий, причем исключительно ради него.
– Неисправима? – прошептала Лаура. – Возможно. Она обхватила руками его шею, стараясь прижать к себе покрепче.
– Ты так и осталась капризной и своенравной девчонкой, – пробормотал Алекс.
Он попытался чуть отстраниться, но Лаура взяла его за бедра и привлекла к себе, побуждая еще глубже в нее погрузиться.
Алекс на мгновение прикрыл глаза. Вероятно, только сейчас он понял, что его судьба уже давно была предрешена. Лaypa решила стать его женой и своего добилась.
Она отказала ему в праве на убежище, в праве на личную жизнь, на одиночество – она ворвалась в его жизнь и обосновалась в ней с такой основательностью, что от нее уже не удастся избавиться, даже если очень захочется. Более того,)на отказывалась довольствоваться тем уголком, что он отел ей в своем сердце; она захватывала все новые территории в конце концов завоюет его целиком.
Что может противопоставить простой смертный такому натиску?
Все больше распаляясь, Алекс целовал свою прекрасную жену, и она отвечала на его поцелуи с такой же страстью. Он целовал ее – и это чувство усиливалось с каждым мгновением, – что Лаура окончательно его покорила.
Действительно, что мог он противопоставить такой решимости?
Он едва не закричал в момент кульминации. Лаура, задыхаясь, прошептала:
– Алекс… Я люблю тебя, Алекс…
Несколько секунд спустя она развязала его маску, и граф едва не закрыл лицо руками, когда маска упала на пол.
– Я люблю тебя, Алекс, – снова прошептала Лаура, поглаживая пальчиками его ожоги и шрамы.
– Что мне с тобой делать? – пробормотал граф, понимая, что он не только признался в своей слабости, но и капитулировал.
Впрочем, он уже давно капитулировал. Что ж, если она не будет петь и изводить его цитатами, он, возможно, сможет иметь с ней дело.
– Ты любишь меня? – прошептала она, касаясь его шрамов губами.
– А разве у меня есть выбор? – спросил граф с улыбкой.
Он взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза. Они были огромными и лучились любовью.
– Никакого, – ответила она со смехом.
Он тоже рассмеялся и прижался губами к ее губам.
Глава 20
– Я думаю, что нам надо немного побыть наедине, – проговорила Лаура. Прожевав печенье, добавила: – Нам следует забыть на время обо всех обязанностях – вообще обо всем.
– Ну, ты-то уже забыла… – с улыбкой заметил он.
– Во всяком случае, стараюсь забыть, – заявила Лаура. – Ведь из-за тебя я заработала волдыри на руках, когда провела несколько дней на кухне. Так что теперь прекрасно знаю, что такое служба в Хеддон-Холле. Потом я была у тебя девчонкой на побегушках. А после этого, – она ласково улыбнулась, – я провела столько ужасных дней, страдая из-за тебя. Поэтому теперь мне хочется просто отдохнуть вместе с мужем и другом.
– И другом? – спросил граф, явно удивленный. Лаура весело рассмеялась.
– Я имею в виду тебя, Алекс. Ты мой муж и мой самый лучший друг. Ты об этом не подумал?
Граф лишь усмехнулся в ответ. Подобная мысль действительно не приходила ему в голову. Он мог бы назвать Лауру кем угодно – мучительницей, соблазнительницей, очаровательной любовницей, толковым секретарем, веселой чертовкой, упрямой женой, – но в качестве друга ее не представлял.
– Кроме того, мне кажется, – продолжала Лаура, – что нам пришло время узнать друг друга получше.
– Еще осталось, что узнавать?… – Он провел ладонью по ее обнаженному бедру; на ней, кроме тонкой шелковой рубашки, ничего не было.
Лаура снова рассмеялась.
– Но я же не про это… – Она приподнялась на локте. – Дело в том, что я очень хорошо знаю старого Алекса, но мне хотелось бы узнать побольше про нового. Чего ты хочешь от жизни? Ты все еще любишь рисовый пудинг и недолюбливаешь баранину? Синий по-прежнему твой любимый цвет? Ты все еще играешь в шахматы или пристрастился к какой-нибудь другой игре? Кто твои любимые авторы?
– Нет-нет, не все сразу, – запротестовал Алекс. Он улегся поудобнее и обнял жену за плечи.
– Ну, отвечай, – потребовала Лаура.
Граф с задумчивым видом рассматривал бархатный балдахин у себя над головой.
– Отвечай же.
Алекс улыбнулся и ущипнул жену за ягодицу.
– Не мешай, – произнес он. – Дай подумать. Лаура вздохнула и потерлась щекой о плечо мужа.
– Когда-то я хотел стать капитаном, – заговорил он наконец. – И мечтал только об одном – командовать военным кораблем. Когда же мечта моя сбылась, я уже думал лишь о том, чтобы выжить в битве. И так было от боя к бою…
Он не сказал ей о том, что было время, когда ему и жить не хотелось. Особенно после того памятного взрыва. Каждое утро он просыпался, думая, что наконец-то очнулся от кошмара, но действительность оказывалась страшнее, чем кош-мир. Алекс полагал, что Лаура все равно не поймет его отчаяния. Она была доброй и любящей, это верно, но жизнелюбие в ней било ключом – так откуда же ей знать, что такое меланхолия?
