Любовные хроники: Люк Маккензи - Ли Эйна (читаем книги .TXT) 📗

— А мама… Она была как Хани? — робко спросил ребенок.

— Нет, совсем не такая, как Хани, — быстро проговорил шериф. — У твоей мамы были темные волосы и синие глаза.

Нет, я хотел спросить, была ли мама такой же веселой, как Хани?

Люк задумался, вспоминая Сару, а затем тихо произнес:

— Она была очень нежной и застенчивой, как ты. И всегда тихо говорила.

— Но почему же она ушла от нас. Она больше не любит нас?

Маккензи крепко прижал сына к себе.

Ох, сынок, она очень любит нас обоих. И я знаю, что она вовсе не хотела оставлять нас. Ее… ее просто очень обидели. Ты понимаешь, Джош, что такое смерть?

— Амиго чуть не умер, — проговорил мальчик, погладив собаку.

Верно, сынок. Но Амиго оказался счастливее твоей мамы и выздоровел.

Некоторое время отец и сын сидели в полном молчании. Наконец Люк спросил:

— Ты еще не передумал идти на рыбалку, Джош? Мальчуган покачал головой.

— Тогда чего же мы ждем?

Люк подхватил сынишку под руки и, сопровождаемый веселым лаем Амиго, усадил Джоша во взятую напрокат телегу. Взглянув на собаку, шериф увидел, что пес яростно машет хвостом. Маккензи тяжело вздохнул и посадил Амиго к ребенку. К большому отвращению Люка, Амиго не замедлил облизать его лицо своим розовым языком.

— Смотри только, чтобы эта псина не вздумала сделать здесь лужу, — проворчал шериф.

Стоя у дверей, Хани слушала их разговор. Когда Маккензи рассказывал сыну об одеяле, она с грустью посмотрела на сундук. «Он все еще тоскует по ней», — подумала она.

Устроив сына с собакой, Люк вернулся в дом за удочками.

— У вас еще есть возможность присоединиться к нам.

— Видите, Маккензи, оказывается, иногда бывает достаточно простого объяснения, чтобы избежать криков и ругани.

— Я же извинился, черт возьми!

Хани протянула ему корзину с Провизией.

— Поезжайте с Джошем на рыбалку, как вы и собирались. Я вам в этой поездке не нужна. К тому же, — добавила она с многозначительной улыбкой, — у меня свои планы. Сегодня, как вы помните, шериф Маккензи, суббота.

Глаза шерифа сверкнули досадой, но он молча взял корзинку и ушел.

Прислонившись к косяку двери, Хани смотрела, как повозка исчезла за поворотом дороги. Люку и Джошу надо как можно больше времени проводить вместе, чтобы получше узнать друг друга. Кроме того, неумолимо приближался день разлуки с семейством Маккензи, и она не хотела, чтобы воспоминания о совместно проведенных пикниках, поездках на рыбалку и прочих развлечениях тревожили память Джоша и… ее собственную.

Почти все столики были заняты, когда девушка вошла в «Лонг-Бранч». Бар гудел — по вечерам в выходные здесь собирались отдохнуть почти все местные фермеры и работники. Оглядевшись вокруг, Хани направилась к одинокой фигуре, примостившейся за столиком в углу.

— Привет, Поуп, — поздоровалась она со стариком.

— Добрый вечер, дорогуша. — На лице Поупа О'Леари засияла обычная добродушная улыбка. Девушка сразу же заметила, что ее пожилой приятель был слегка навеселе.

— Привет, Хани, — раздался голос Сэма Бразнера, подошедшего к их столу с бутылкой в руках. — Хочешь выпить?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, но налей стаканчик Поупу. И оставь бутылку.

— А кто будет платить? — В голосе бармена послышались воинственные нотки.

— Включи ее в мой счет, — попросила Хани.

Наполняя стакан Поупа, Сэм исподволь разглядывал Хани.

— Может, поработаешь сегодня наверху, а? А то Лили не успевает.

— Мы же договорились, Сэм, — оборвала его девушка. — Я не шлюха.

— Ну хорошо, хорошо, — проворчал Сэм. Поставив бутылку на стол, Бразнер пошел к стойке, качая головой.

Поуп произнес тост:

— За тебя, моя дорогая. Мне тебя Господь послал.

— Я не сделала тебе ничего хорошего, Поуп. Когда-нибудь виски погубит тебя.

— Но перед этим я поторгуюсь с ним, так и знай. Хани накрыла его морщинистую руку своей маленькой рукой.

— Не думаю, что тебе это удастся. — Девушка ласково улыбнулась. — А где твой дом, Поуп?

— Дорогуша, моя временная резиденция — на дне вот этой самой бутылочки.

— Но ты же не был рожден в бутылке, Поуп. Что случилось?

— Что случилось, ты спрашиваешь? — вздернул брови О'Леари. — «Быть или не быть?..» — Поуп подмигнул девушке. — Шекспир, моя дорогая. Величайший из поэтов.

— Похоже, Поуп, ты был актером.

Старик сорвал с головы шляпу и театрально поклонился Хани.

— «Весь мир — театр, а люди в нем — актеры», — провозгласил он.

— Итак, ты играл в театре. Улыбка исчезла с лица О'Леари.

— Вряд ли ты мне поверишь, дорогуша, но должен сказать, что был-то я адвокатом. Гордым рыцарем, блюстителем справедливости и закона!

— Адвокатом? — изумленно переспросила Хани. — И почему же ты бросил это занятие?

— Это долгая история. Не думаю, что она придется тебе по вкусу.

— Знаешь, разговаривая с тобой, я заметила, что твой ирландский акцент то усиливается, то почти совсем исчезает. Признаюсь, мой дорогой Даниэл Вебстер О'Леари, порой мне кажется, что вы куда умнее, чем стараетесь казаться.

Старик довольно усмехнулся.

— А ты весьма проницательна, моя дорогая. Неудивительно, что ты мне так нравишься.

— Знаешь, Поуп, поскольку большую часть жизни мне приходилось прикидываться кем-то, кем я на самом деле не была, я с легкостью узнаю своих собратьев. Так что же прячется за твоей улыбкой, Поуп? — спросила она серьезно.

О'Леари помрачнел.

— Ты слыхала когда-нибудь о Джеймсе Уортингтоне Хантингтоне Третьем?

— Нет, но, судя по столь внушительному имени, мне бы следовало знать что-нибудь об этом человеке, — весело бросила Хани.

— Да уж, этот мистер Хантингтон Третий был не менее внушительным, чем его имя, и деньжат у него было хоть отбавляй.

— Так он был богат, Поуп? О'Леари кивнул.

— Мистер Хантингтон Третий мог позволить себе нанять лучших адвокатов, а всего лишь десяток лет назад Даниэл Вебстер О'Леари был лучшим из лучших, вот так-то. — Старик налил себе еще виски. — Хантингтон женился на молодой девушке по имени Фрэнсис Мэри Макдоннелл с золотыми, как солнечный свет, волосами и глазами голубыми, как божественное небо моей Ирландии. Ее отец разводил лошадей на плантации мистера Хантингтона Второго. Когда Мэри Макдоннелл узнала, что ждет ребенка, Хантингтоны попытались от нее откупиться, да не смогли, так что Мэри и Джеймс Уортингтон Хантингтон Третий обвенчались. К тому времени как я познакомился с ними, у них уже было двое детей: трехлетний мальчик и двухлетняя девочка с огромными голубыми глазами и длинными локонами. Точная копия своей матери.

— Так для чего же им понадобился адвокат, Поуп?

— Миссис Хантингтон потребовала развода и хотела получить опеку над детьми. Она говорила, что мистер Хантингтон издевался над ними, и утверждала, что ее муж опасен в своем безумии. Она умоляла судей устроить ему психиатрическую экспертизу. Правда, о безумии Хантингтона уже давно ходили слухи, но его семейство их отрицало, так что я предпочел не обращать на досужие домыслы внимания, тем более что мне неплохо платили. В конце концов, интересы клиента для меня превыше всего. Защищая Хантингтона, я напомнил судье о том, что Мэри была из небогатой семьи и вышла замуж за Хантингтона только из-за его огромного состояния. Я обвинил эту женщину в клевете на мужа для того, чтобы сорвать с него большой куш. Мои доводы были столь убедительными, что судья счел возможным закрыть дело. Он сделал это не задумываясь, а я… я получил большой гонорар и был таков.

— И что же случилось с Хантингтонами? — поинтересовалась Хани.

— В ту же ночь Джеймс Уортингтон Хантингтон Третий повесился на люстре в своей комнате… — Старик помолчал, а потом добавил: — Правда, сначала он убил свою жену и детей и расчленил их трупы…

Хани в страхе зажала рот рукой:

— Ох, Поуп, какой ужас!

— Я уехал из Лексингтона, и с тех пор ноги моей больше не было в суде, — договорил О'Леари.