Неукротимое сердце - Джойс Бренда (читаем книги .txt) 📗

Джек! Она могла бы обратиться к Джеку, мелькнуло в голове Кэндис. Нет, он не придет к ней на помощь, даже если бы ей удалось послать ему весточку. Она попала в ловушку, из которой нет выхода.

Посмеиваясь над отчаянным сопротивлением Кэндис, Кинкейд навалился на нее горячим твердым телом. Кэндис ощущала его возбужденную плоть. Он расстегнул брюки и вонзился в ее сухое, неподатливое лоно.

Острая боль пронзила Кэндис. Она вскрикнула, но Кинкейд зажал ей рот ладонью, удивленно уставившись в ее бледное, залитое слезами лицо.

– Я мечтал первым добраться до тебя, – в бешенстве прохрипел он. – Черт бы тебя побрал!

Кэндис закрыла глаза и прикусила губу, ощущая внутри себя его пульсирующую плоть.

Кинкейд сдавил пальцами ее лицо.

– Ты же утверждала, что краснокожие не изнасиловали тебя.

В глазах Кэндис сверкнул вызов:

– Они не насиловали меня! Я добровольно отдалась одному из них.

Лицо Кинкейда исказилось. Он приподнялся и с остервенением вонзился в нее.

Глава 39

Джек застонал.

Комната расплывалась перед его глазами. Ослепленный ярким солнечным светом, он зажмурился и ощутил режущую боль в висках, сердцебиение и тошноту. И безумную жажду – такую, словно провел несколько дней в пустыне без глотка воды. Джек снова открыл глаза и попытался сесть.

Прямо на полу рядом с ним стоял кувшин с чистой холодной водой.

Морщась от шума в ушах, Джек налил себе воды, осушил залпом две кружки и огляделся. Он валялся на полу в крошечном закутке, отгороженном от основного помещения грязным одеялом. Соломенный тюфяк, на котором лежал Джек, был единственным предметом обстановки, не считая прислоненного к стене зеркала.

Где он и как сюда попал? Джек не помнил, как отключился. Собственно, последнее, что он помнил, – это как наблюдал за восходом луны через открытую дверь салуна, напиваясь до бесчувствия. Должно быть, он в задней комнате одного из соседних домов. Боже, до чего же болит голова!

Одеяло отодвинулось, Джек сел и изумленно уставился на знакомое лицо. Это была девушка-полукровка, работавшая в салуне. Она оказалась еще моложе, чем ему запомнилось, и выглядела такой грязной и жалкой, что Джек искренне понадеялся, что не спал с ней.

Робко улыбнувшись, девушка протянула ему чашку горячего кофе и свежую булку. Джеку стало тошно, когда он представил себе, что произошло между ними минувшей ночью, если она вот так улыбается, предлагая ему еду. Один Бог знает, где она нашла на нее деньги. Он поморщился и застонал, проклиная себя.

– У тебя есть виски? – спросил Джек, чувствуя, как возвращается боль, которую он пытался притупить накануне. – Который час?

Девушка сделала знаки руками, и Джек вспомнил, что она немая – ей отрезали язык, – и снова ощутил приступ тошноты. Она поставила на пол кофе и тарелку с хлебом и повернулась, собираясь уйти. Джек схватил ее за худенькое запястье.

– Постой. Она обернулась.

– Прошлой ночью, – медленно, так, чтобы она поняла, начал он, – мы с тобой, – Джек указал на постель, – спали вместе?

Девушка снова улыбнулась, и Джек возненавидел себя за то, что воспользовался несчастным обездоленным ребенком. Но девушка покачала головой и знаками объяснила, что он спал в соседней комнате, уронив голову на стол.

– Спасибо, – облегченно вздохнул Джек. Оставшись один, он потер лицо, гадая, как же попал в ее постель. Одеяло снова отодвинулось, и из-за него показалась толстая мексиканка.

– Твоя платить за ночь, – сказала она на ломаном английском, протягивая руку.

– Но я не спал с ней.

– Все равно. Не мое дело, если твоя перепил. Раз спать здесь, плати.

Джек полез в карман за деньгами и обнаружил, что там пусто.

– Вот черт!

Мексиканка сложила толстые руки под своей внушительной грудью.

– Нет денег?

– Как видишь.

Она в ярости уставилась на него. Джек поднялся на нетвердые ноги. Несмотря на похмелье, ситуация казалась ему забавной.

– Ладно, – сказал он. – Я принесу тебе оленя.

В глазах женщины отразилось недоверие.

– No soy estupida, senor. [5]

– Я принесу тебе оленя, – повторил он. Она подозрительно прищурилась.

– Даю слово, – сказал Джек, глядя ей в глаза. Женщина улыбнулась:

– Моя верить. Дочка говорить, ты не такой плохой, как другие в салуне. Когда?

– Завтра.

Она удовлетворенно кивнула.

– Может, и цыпленка? Джек чуть не улыбнулся.

– Если получится. Как я сюда попал?

– Мы облить тебя водой и привести сюда. Ты все болтать про Кэндис Картер. Ты тот полукровка, из-за которого она бросить Кинкейда, да?

– Что?

– Весь город говорить об этом, сеньор. Она сбежать с Кинкейдом, а вернуться с вами. Вначале бросить вас ради Кинкейда, а теперь уйти к нему. – Мексиканка рассмеялась. – Никак не выберет.

– Что ты мелешь? – в замешательстве спросил Джек. – Как это она могла уйти к Кинкейду? Он мертв.

– О нет, сеньор. Кинкейд приехать несколько дней назад за своей женой.

Джек прислонился к шероховатой стене.

– Кинкейд жив? Он здесь?

– Да, здесь. Со своей женой. – Она ткнула большим пальцем назад.

– Они сейчас в городе?

– Ждут дилижанс.

Оцепеневший мозг Джека ожил, сердце гулко и часто забилось. Кэндис здесь, в Тусоне. С Кинкейдом. Неужели ему никогда не скрыться от нее? Ему нет дела, где она и куда направляется. Их больше ничто не связывает.

Проклятие! Куда они едут?

Через Тусон проходили два маршрута: на восток, куда дилижанс отправлялся в полдень, и на запад – в три часа дня. Опоздания на несколько часов были обычным делом, но случались перерывы и подольше.

Джек напомнил себе, что Кэндис сделала свой выбор.

Интересно, как прошло их воссоединение? Проливала ли она слезы радости, что муж живехонек? Как объяснила потерю невинности? Джек мстительно понадеялся, что Кинкейд заставил ее сполна заплатить за это.

– У тебя есть виски? – с трудом вымолвил он, взглянув на женщину, наблюдавшую за ним с нескрываемым любопытством.

Проглотив залпом спиртное, Джек снова захмелел. Это было несложно, учитывая количество выпитого накануне. Знать бы только, куда они направляются.

Черт, почему он не может перестать думать об этой бессердечной сучке?

Джек был круглым дураком, когда надеялся, что Кэндис останется с ним. Будь она проклята! Почему он не может забыть, как Кэндис выглядела, как сверкали ее глаза, когда она сердилась, как смягчались от улыбки и сияли от возбуждения? Как она лежала под ним, отвечая на его ласки с пылом, какого он не встречал у других женщин и никогда больше не встретит. В их слиянии было нечто большее, чем физическое соединение, они становились частью друг друга.

Только оказавшись на пыльной улице, Джек понял, что вышел из лачуги босиком, в одних штанах, безоружный.

Остановка дилижансов располагалась напротив.

Кэндис сидела на скамье, в дорожном костюме – юбке и жакете из голубой саржи и шляпке в тон, украшенной голубым пером. Одежда подчеркивала изящные линии ее фигуры, и это вызвало у Джека вспышку запретного желания. Волосы ее были убраны под шляпку, и только несколько белокурых прядей падали на лицо, покрытое золотистым загаром. Она была намного смуглее, чем в тот день, когда он нашел ее в пустыне. На короткое мгновение Джек унесся мыслями к их первой встрече.

Кэндис сидела очень прямо, в напряженной позе, непохожая на себя. Она была одна.

Натыкаясь на прохожих, Джек пошел через дорогу. Он был уже на полпути, когда она заметила его.

– Кого я вижу! – протянул он с издевательской ухмылкой, остановившись перед ней. – Миссис Кинкейд собственной персоной. Собрались в путь?

– Джек! – воскликнула она.

В глубине ее глаз, казавшихся темными озерами на бледном лице, притаилась печаль, поразившая его в самое сердце. С чего бы Кэндис печалиться? Наверняка показалось, да и какое ему дело? Не хватает еще расчувствоваться.