Зима была холодной (СИ) - Милоградская Галина (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
А вечерами, когда темный лес обступал, оживая и наполняясь звуками, мысли возвращались к тому разу, когда она нашла Киллиана в амбаре, и Алексис снова и снова вскакивала, заслышав шорох. И разочарованно ложилась обратно, обнаруживая, что это всего лишь еноты.
Алексис не могла сказать, что это был единственный украденный у неё поцелуй. Нет, её целовали на балах и срывали тайком поцелуи на пикниках. Были и те влажные, жадные поцелуи, которые она мечтала забыть навсегда. Но поцелуй Киллиана заставил снова почувствовать себя живой, и этого Алексис забыть никак не могла. Он по-прежнему казался ей возмутительным типом с полным отсутствием манер, но что-то дрогнуло, приоткрыв завесу любящего мужчины, и тот взгляд, наполненный нежностью, тоже не желал выходить из головы. Как и голос. Пусть слова и не предназначались ей, но он эхом отдавался в голове.
Киллиан МакРайан принёс смятение в и без того смятённую душу, вызывая неоднозначные, слишком противоречивые эмоции. Почти неделя миновала с того дня, как он уехал. Лошадка появилась в амбаре на следующий день, видимо, её вернули ночью. «Мог бы хотя бы дать знать, что всё в порядке!» — с недовольством думала Алексис, сидя на крыльце и наблюдая, как солнце становится всё темнее, из ярко-жёлтого превращаясь в насыщенный оранжевый диск. Небо бледнело, полосами расходясь к горизонту, и над головой уже начинала появляться глубокая бархатная синева.
«Возмутительно!» — снова подумала она, раздражённо сметая крошки печенья с коленей. — «Я потратила на него столько сил и не заслужила простого: Всё в порядке, миссис Коули!»
Фыркнув, Алексис со стуком поставила кружку на ступеньку и поднялась, потирая затёкшую спину. Больше всего на свете ей не хотелось признаваться самой себе, что просто хочется увидеть Киллиана. Пусть даже издалека, главное, убедиться, что он жив и здоров. И ничего больше.
В воскресенье Алексис была полна решимости выспросить как можно больше у отца Колума, который, казалось, тоже всю неделю старательно её избегал. Нет, он не скрывался и всякий раз широко улыбался, приподнимая шляпу, но ссылался на дела, стоило Алексис остановиться. Что ж, сегодня после проповеди он точно никуда не денется! Поправив белоснежный кружевной платок на плечах, Алексис прищурилась и посмотрела в мутное зеркало над рукомойником. Волосок к волоску — медовая копна волос уложена в гладкую причёску, коса короной обвивает голову, а крохотные изумрудные серёжки не привлекают внимания, но подчёркивают изящную мочку уха.
Вздохнув, Алексис поправила брошь, державшую платок. Она скучала по возможности прихорашиваться, по предвкушению, что охватывало перед выездом в общество. Ей отчаянно не хватало двусмысленных взглядов и невинного флирта, шутливых хлопков веером по ладоням, что позволяли себе сжимать талию в вальсе чуть сильнее, чем допускали приличия. Хотелось готовиться к балу, выбирать платье и раздумывать над образом, который покорит всех в зале и заставит мужа с гордостью вести её вдоль гостей. А приходилось радоваться возможности надеть скромный кружевной платок и выехать на пикник в полумиле от города. Глухое раздражение, копившееся всю неделю, заворочалось, расправляя крылья.
— Сегодня я напомню отцу Колуму, что даже его невоспитанному брату не след забывать о приличиях! — заявила она своему отражению и вышла.
— Мередит! — Алексис окликнула Каннингов, когда они выпрыгивали из повозки шумным, звонким выводком разбегаясь по поляне.
— Алексис! — Поправив выбившийся кудрявый локон, Мередит улыбнулась, подбросив на руке младшую дочь, устраивая её удобнее. — Ты почему не заехала на этой неделе? Хотя о чём это я — у тебя наверное столько работы, тебе не до визитов…
Сказано это было простодушно и искренне, но Алексис стало стыдно. По правде сказать, свободного времени у неё было более чем достаточно, и, наблюдая за всеобщей суетой, царящей в городе, она испытывала острое чувство собственной никчёмности. Стоило урокам завершиться, Алексис провожала детей до забора, а потом неспешно садилась проверять работы. После — составляла план на завтрашний день, на неделю, на месяц. Убирала, расставляла парты и стулья, и всё равно приезжала домой в пять, самое большее — в шесть часов вечера. А после начинались: уборка по дому — одно и то же по кругу, — рассматривание вещей и попытки преобразить дом. И мысли. Мысли о войне, о родных, о слугах, о Киллиане… А теперь Мередит упрекает, что она совсем про неё забыла. Но ведь это правда, в личных переживаниях подруга и обещание напрочь вылетели из головы.
— Давай я приеду завтра! — пообещала Алексис. — Сразу после школы, как раз детей до дома довезу. Идёт?
— Ох, а тебе будет удобно? — забеспокоилась Мередит.
— Конечно!
Колокол мелодично зазвонил, созывая на службу, в церковь потянулись горожане. Голоса стихли, и только размеренная речь отца Колума звучала под сводами.
— Отец МакРайан! — Алексис, поправив платок, соскальзывающий с плеч, спешила к Колуму, пока он не затерялся в толпе прихожан. На этот раз уйти ему не удалось, пришлось ждать, сложив руки в замок и благостно улыбаясь. Но Алексис уже нельзя было купить на эту милую светлую улыбку. Она твёрдо решила вытащить из ирландца нужную информацию. Поэтому, подойдя к Колуму и убедившись, что поблизости не находится никого из горожан, Алексис сладко улыбнулась и стрельнула глазами из-под ресниц:
— Вы избегаете меня, отец МакРайан, — с мягкой укоризной заявила она, слегка надув губки. Колум нахмурился: образ кокотки не вязался с тем, что был создан в его голове и идеально подходил благочестивой миссис Коули.
— Вам показалось, Алексис, — мягко ответил Колум, стараясь смотреть поверх глубоких, ярко-зелёных глаз.
— Отчего же? — Она склонила набок голову. — Мне кажется, — и в голосе прорезались стальные нотки, — что ваш брат мог бы дать знать о своём состоянии хотя бы из соображений приличий и благодарности! А не заставлять меня выспрашивать у вас о нём!
Последние слова она буквально прошипела, подавшись вперёд и теперь стоя так близко, что Колум мог с лёгкостью разглядеть полукружия груди, соблазнительно видневшиеся сквозь молочное кружево. Что он и не преминул с готовностью сделать, надеясь, что никто не заметил его быстрого взгляда.
— С ним всё в порядке, — быстро проговорил Колум, отворачиваясь. Свежесть миссис Коули будила вполне приземлённые и низменные желания. — Он уже оправился от раны и шлёт вам заверения в искренней благодарности.
— Настолько искренней, что нет духу даже лично передать их? — пробормотала Алексис скорее для себя, но Колум услышал, и лицо его исказила хитрая улыбка.
— Вы прониклись судьбой Киллиана, как я погляжу, — осторожно заметил он, беря Алексис под локоть и отводя к дверям церкви.
— Д-да, — рассеянно ответила Алексис, погружённая в свои мысли. — Его семья… Что с ней случилось? — Она вдруг вцепилась в отца МакРайана взглядом, вынуждая первым опустить глаза.
— Их убили индейцы, — наконец ответил Колум. — Жену и двоих сыновей. Им сняли скальпы и оставили умирать. Киллиан пришёл слишком поздно.
Алексис тихо охнула — она подозревала, что Киллиан потерял семью, но что таким ужасным образом… Хотя мог ли быть обычный и привычный образ для смерти молодых людей и детей? В их время, кажется, смерть стала слишком привычной, входя в каждую семью, забирая без разбора.
— Я видела их фотографическую карточку, — медленно проговорила Алексис, качая головой. — Ужасная смерть.
— Я передам Киллиану, что вы справлялись о его самочувствии, — заверил Колум, глядя поверх её головы на прихожан, начинавших расходиться с пикника. — А впрочем, — он хитро улыбнулся, — вы можете поговорить с ним сами. Он сейчас в доме.
— Не думаю, что это уместно, — нервно улыбнулась Алексис, теребя узел платка. — Я просто хотела убедиться, что мои труды не пропали даром и мистер МакРайан не умер где-нибудь под сосной по дороге к вам.
— Поверьте, миссис Коули, он будет очень рад вашему визиту!
Алексис недоверчиво посмотрела на Колума, раздумывая над его словами. МакРайан усмехнулся про себя, окинув миссис Коули более внимательным взглядом. Лоб слегка нахмурен, губы стиснуты в линию, которая при всём желании хозяйки никогда не станет тонкой. Длинные пальцы неосознанно перебирают узелок на груди, касаясь небольшой брошки в форме гвоздики. Не будь он чтецом чужих душ, если Алексис не испытывает симпатию к его брату!
