Сестры-соперницы - Карр Филиппа (читать хорошую книгу txt) 📗
В холл спустилась мать. Рядом с этим могучим мужчиной она казалась очень хрупкой, но в ней чувствовалось такое достоинство, что кузнец не мог его не осознавать.
— Уважаемая госпожа, — начал Томас Гаст, — до меня дошли слухи, что в вашем доме находится моя дочь, и я хочу забрать ее отсюда.
— С какой целью? — спросила мать.
— Чтобы поступить с нею так, как она того заслужила, мэм.
Я почувствовала, как Феб, стоявшая рядом со мной, задрожала.
— Не бойся, — прошептала я, — ты никуда не пойдешь. Слушай.
— Именно по этой причине мы и решили, что вашей дочери следует остаться здесь, во всяком случае до тех пор, пока она не родит ребенка. Девушка в ее положении не должна подвергаться жестокому обращению, хотя бы в интересах еще не родившегося ребенка.
Томас Гаст был несколько сбит с толку. Мать говорила так, будто речь шла о ребенке вполне благородного происхождения. Он пробормотал:
— Я вас не очень понимаю, мэм. Вы, должно быть, просто не знаете…
Мать воспользовалась его замешательством:
— Я знаю о том, что произошло. Бедняжку Феб соблазнил мужчина, который не может жениться на ней. Она молода, почти ребенок. Мы обязаны проявить к ней милосердие. К тому же нужно подумать и о новой жизни. А она, я уверена, поняла, что поступила нехорошо, и никогда не повторит эту ошибку.
Кузнец больше не мог сдерживать свою ярость:
— Мэм, к сожалению, она — моя дочь. Лучше бы я придушил ее в колыбели, но не переживал бы теперь такого позора. Мне нужна моя дочь. Я буду лупить ее до тех пор, пока она не запросит пощады. Это единственная возможность смыть ее черные грехи. Не то чтобы она получила за это прощение — полностью она все поймет, когда отправится в ад… но для начала ей следует попробовать вкус пекла здесь, на земле.
— Она и без того провела в аду большую часть своей жизни, — резко сказала матушка. — Пуританская набожность, Томас Гаст, не принесла вашей семье ничего, кроме горя. Мы не собираемся отдавать вам Феб. Она останется здесь. Мы найдем для нее работу в доме, и давайте на этом закончим разговор.
Кузнец походил на льва, у которого пытаются отнять добычу.
— Я осмелюсь еще раз напомнить вам, мэм, что она — моя дочь.
— Это не дает вам права дурно обращаться с ней.
— Простите, мэм, но все права на моей стороне. Отдайте ее мне, чтобы я смог наставить ее на путь истинный и, возможно, спасти от вечных мук.
— Если мы отдадим ее вам, Томас Гаст, и если вы причините вред ей или ее будущему ребенку, это будет называться убийством. Вы это понимаете?
— Не пытайтесь запугать меня, мэм. Мне просто нужна моя дочь.
В холле появился отец. Он встал рядом с матерью и тихо сказал:
— Отправляйтесь домой, Томас Гаст. Ваша дочь останется здесь до рождения ребенка. Я запрещаю вам вредить ей и напоминаю о том, что вы нарушили границы моих владений. Я не разрешал вам приходить сюда.
— Вы захватили мою дочку, хозяин…
— Ваша дочь останется здесь. Идите и подумайте вот о чем: кузница принадлежит мне, и если вы хотите продолжать работать в ней, то должны подчиняться моим приказаниям. Если с вашей дочерью что-нибудь произойдет по вашей вине, я обвиню вас в умышленном убийстве, и тогда ваша судьба будет незавидна.
— Хозяин, я — богобоязненный человек, я хочу служить Господу и выполнить свой долг по отношению к семье.
— Жестокий это долг, Томас Гаст.
— Это мои дети, и я отвечаю за них перед Богом.
— Кроме того, вы отвечаете перед Богом и за себя, — подчеркнул отец.
— Конечно, хозяин! В наших краях, кроме меня, нет истинно верующих людей. Я молюсь, стоя на коленях, по четыре часа в день и слежу за тем, чтобы моя семья следовала моему примеру. Девчонка всех нас опозорила, и небеса вопиют о мести.
— Вы лучше подумайте о том, как бы не навлечь на всех нас позор вашим жестоким обращением с ближними.
Эти слова явно уязвили Томаса Гаста. В тот момент, переполненный праведным гневом, он даже готов был лишиться своей кузницы.
— Худо дело, если такого человека как я поучают те, под чьей крышей находят приют шлюхи и ведьмы.
Сказав это, он повернулся и вышел.
Родители взглянули друг на друга, и я увидела ужас на их лицах. Я знала, что это целиком моя вина.
Ореол славы, которая окружила меня с тех пор, как я отправилась в амбар к Феб, мгновенно улетучился. Отец взял мать за руку, и они вместе вышли. Он явно пытался успокоить ее.
В течение двух следующих дней Феб не выходила из дома, и мы с Анжелет присматривали за ней. Мы напоминали матери ее обещание, что в восемнадцать лет мы получим камеристку, которая будет заниматься нашей одеждой, шить, делать нам прически и выполнять различные поручения. Раз уж у нас появилась Феб, то мы и попросили сделать ее камеристкой. Восемнадцати лет нам еще не было, но ждать осталось совсем недолго.
Мать, тронутая нашим теплым отношением к Феб, охотно согласились. Поначалу я побаивалась, что Анжелет с ее более привлекательной манерой обращения с людьми отнимет у меня симпатии Феб, но через некоторое время стало ясно, что этого не произойдет. Феб не забыла о том, что я сделала для нее, и забывать не собиралась. Я была ее спасительницей, и она поклялась помнить об этом всю жизнь.
— Я буду вашей рабыней до самой смерти, госпожа Берсаба, — сказала она.
— Нынче рабов не держат, Феб, — ответила я. — Если ты останешься моей служанкой, этого будет вполне достаточно.
— Я никогда не смогу с вами расстаться, — с жаром продолжала она, — вы изменили всю мою жизнь. Вы даже заставили меня полюбить будущего ребенка.
Я была просто счастлива.
Джинни сообщила нам, что Томас Гаст в своих ежевечерних проповедях угрожает всем адским огнем.
— А слушать его приходят прямо-таки толпы, хозяйка. Еще недавно их собиралось немного… таких, как он. Они хотят, чтобы люди не танцевали и не пели, а только слушали проповеди и молились целыми днями.
Наблюдала я и за Карлоттой с сэром Джервисом. Они часто выезжали вдвоем на прогулки и вообще очень подружились, что, судя по всему, нравилось Сенаре. Я слышала, как она говорила нашей матери:
— Это отличная партия. Я уверена, что Карлотта никогда не смогла бы жить в глуши. Мать ответила:
— Когда-то ты была здесь очень счастлива, Сенара… до тех пор, пока не уехала. И уж тогда ты не захотела возвращаться.
— Мне понравилась бродячая жизнь, но вернуться сюда мне частенько хотелось. С Карлоттой дело обстоит иначе. Я здесь выросла, а место, где ты провел детство, всегда будет каким-то особенным.
Как-то раз, когда я стояла возле окна спальни и смотрела на луну, ставшую почти полной, вошла Феб и остановилась позади меня. Я повернулась и улыбнулась ей. Меня очень радовала ее преданность, и я с удивлением чувствовала, что это дает мне гораздо большее удовлетворение, чем планы мести.
— Взгляни на луну, Феб, — сказала я. — Правда, красиво?
— Скоро будет полнолуние, госпожа Берсаба. Ее брови были нахмурены, и выглядела она озабоченной. Я спросила:
— Что случилось, Феб? Ведь все идет хорошо, разве не так?
— Я думаю, мне нужно кое-что рассказать вам, госпожа. Это как раз насчет луны.
— Луны? Господи, что ты имеешь в виду?
— Я знаю, что вы ее не любите, госпожа, и оттого пока помалкивала. Но все же вам решать, что делать…
— Да о чем ты, Феб?
— В деревне последнее время болтают, госпожа. Мой отец всегда выискивал ведьм, а теперь, когда я оказалась здесь, он возненавидел этот дом. Несмотря на все его благочестие, в нем залежи ненависти, он даже никогда не поет и не смеется, поскольку считает это грехом. Он ненавидит грешников, ненавидит вас за то, что вы укрыли меня и спасли от кары, и еще он ненавидит колдуний. Он говорит, что хотел бы на каждом дереве повесить по ведьме. Тогда, по его мнению, мы избавимся от них.
— В последнее время много говорят о ведьмах.
— О да, госпожа, и это началось с тех пор, как приехали эти леди. Когда-то за одной из них ходили к стенам замка Пейлинг, но она сбежала. Сейчас больше разговоров идет про дочку. В ней, говорят, прямо видно дьявола, и она сумела околдовать джентльмена из Лондона. Их все время видят вместе. Поначалу, когда они приехали сюда, в поместье, разговоров почти и не было. Ведьмы ведь обычно живут в хижинах, и их легко распознать. Многие вообще не хотели верить в то, что леди может быть колдуньей… Это пока не нашли у нее кое-что на подушке.
