В тебе моя жизнь... - Струк Марина (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗

— А ведь в сознании были тогда. Первый день-то. И с доктором беседовали, и с барином. Доктор ругался шибко, что вы на прогулку в тот день отправились. Правда, еще до жара разговоры вели. А потом как вас горячка-то прихватила! Три дня бредили, все куда-то порывались идти, ругались. Доктор говорит, что нынче в Петербурге почти каждый болеет, напасть какая-то свалилась на нас. Сказал, увезти Елену Анатольевну из столицы обратно в деревню. От греха подальше!

— Моя дочь в Завидово? — переспросила Марина, и Таня кивнула, подтверждая.

— На второй день вашей болезни и увезли. Как по дому эта зараза начала идти, так Анатоль Михайлович и приказал барышню увезти в деревню. Хотел еще Катерину Михайловну отправить, но та сказала, что за вами ходить будет. Вот он и оставил. Ходить! Как же! Вона сидит только у себя в половине да в салоне музицирует. И не видит барин, на кого он вас тут оставил!

— Барин не дома? Где он?

— В Царском, барыня. Каждый день туда ездит. Рано утром уезжает, а вечером, когда стемнеет, сюда торопится про вас справиться. Очень переживает барин, отощал весь, — добавила Таня тихо. — Все приходит сюда, вас за руку берет и гладит ее так нежно, так медленно. Любит он вас, барыня.

— Заговариваешься! — холодно бросила Марина горничной, и та сразу же замолчала, отвела глаза в сторону.

Когда за окном стемнело, и в доме зажгли свечи, Марина все же поднялась с кровати и сейчас сидела, откинувшись на подушки, в кресле за «бобиком» [493], задумчиво что-то чертила на бумаге. Она хотела написать Жюли, от которой уже успела получить второе письмо, но так и не ответила из-за своей продолжительной болезни, но ее мысли никак не желали складываться в слова на бумаге. Она то и дело вспоминала, как над ней тогда склонилась Катиш, как оттаскивала за рукав фон Шеля, что хотел помочь упавшей с лестницы Марине. Неужели ее золовка способна была на такое — оставить Марину там, без помощи, на долгое время, что ее безуспешно искали в хозяйской половине? Ведь только благодаря тому, что наверх поднялся любопытный истопник, Марина не истекла кровью и не умерла. Что было бы, не найди он барыню? Открылась бы тогда Катиш брату?

Ее уединение было нарушено приходом в спальню Анатоля, что сразу же по возвращении поднялся к ней. Еще несколько лет назад он и помыслить не мог, что будет так быстро приезжать в Петербург из Царского Села, но это удивительное открытие — железная дорога — поистине была благом для него теперь, когда он всей душой стремился со службы сюда, в этот дом, в эту комнату.

— Мой ангел, как отрадно видеть тебя в здравии! — Анатоль быстро прошел к жене и горячо поцеловал ее в губы. — Милая, как ты напугала меня! Я с ума сходил от ужаса — только-только ты избежала одной смерти, как очередная напасть постучалась в наш дом.

— Все было так ужасно? — спросила Марина. Он опустился на колени рядом с ее креслом, стал гладить ее руку, лежащую на подлокотнике кресла.

— Ужасно? Пожалуй, да. У нас умерло трое дворовых от этой странной болезни. А по всему Петербургу гораздо больше смертей. Двор удалился от греха подальше в Царское Село, а я не мог оставить тебя тут одну, — Анатоль потер пальцами воспаленные глаза, и Марина ясно разглядела, как он устал. — Я отправил Элен в Завидово, прочь от этой болезни. Не дай Бог нам потерять и ее. Хотел, чтобы поехала Катиш, но она заупрямилась, отказалась.

— Кстати, — решилась Марина. — Насчет Катиш…

Но Анатоль вдруг поднял вверх ладонь, призывая жену замолчать. Потом покачал головой.

— Ты снова возвращаешься к этому разговору? Про то, что Катиш была там, на лестнице?

— Ты знаешь уже об том? — удивилась Марина. Анатоль кивнул ей в ответ, взяв ее ладонь в свою, переплетая свои пальцы с ее, длинными и тонкими.

— Ты поведала мне об том еще в первый день своей болезни. Милая, это все пустое. Разве ты не помнишь, что ответил тебе доктор? Ты увидела, как Катиш склонилась над тобой, когда ты упала после прогулки, и твой разум сыграл с тобой злую шутку. Эти два события смешались в твоей голове, вот тебе и привиделось.

— Мне не привиделось! — Марина вырвала из его пальцев свою ладонь. — Я ясно видела ее. Я вспомнила! Там был еще фон Шель. Он хотел кликнуть помощь, но Катиш не дала ему этого сделать.

— Бред! Это бред! — Анатоль подскочил на ноги, отошел от нее к окну, заложив руки за спину. — Я разговаривал с Катиш. Твои домыслы довели ее до истерики. Я повторяю тебе еще раз: господин Арендт считает, что это злая шутка твоего разума, ничего более. Такое бывает. Я знаю, ты хочешь найти причину, по которой случилась эта страшная потеря, но ты совсем не о том думаешь!

— О чем ты, Анатоль?! — вскрикнула Марина с таким надрывом, что у нее тут же заболело в горле. — Я тебе говорю, что это было! Было! Это не шутка моего разума! Я в здравом уме, и также здраво говорю тебе — это правда!

Анатоль раздраженно запустил ладонь в волосы, а потом повернулся к ней, зло сверкнул глазами:

— Оставь, говорю тебе, эти мысли! Я проверял — фон Шель уехал из города еще до Рождества, сразу же после того, как получил отказ в руке Катиш. Его нет на квартире и нет в полку — в отпуске по каким-то семейным обстоятельствам до Светлой седмицы [494]. Как он мог быть в нашем доме, коли и в городе-то его не было? — он вдруг снова подошел к Марине, склонился над ней, упершись ладонями в подлокотники ее кресла. — Милая, я знаю, что ты до сих пор не можешь забыть о том, что мы с тобой потеряли. И знаю, как тяжело принять это. Но прошу тебя — выкинь эти мысли из головы. Господин Арендт весьма озабочен твоим душевным состоянием. Он считает, что ты едва справляешься со своей болью, и постоянно лелея ее, ты рискуешь завести себя в страшнейшую меланхолию.

— Ты не веришь мне, — с горечью в голосе проговорила Марина, и Анатоль в раздражении хлопнул ладонями по подлокотникам.

— А ты не слышишь меня! Говорю же, что Катиш тут совершенно ни при чем. Хватит! Доктор все предельно ясно объяснил — образы в твоем сознании наложились друг на друга, а ваша взаимная неприязнь с Катиш усилила твое восприятие.

На мгновение, видя глаза жены, в которых плескались боль и отчаянье, Анатоль было усомнился в собственной правоте. Что, если она говорит действительное, а не вымышленное? Что, если доктор неправ, и это вовсе не образы? Он прекрасно знал упрямство Катиш, что доставляло ей столько трудностей во время обучения в московском пансионе, знал, что она вполне способна пойти на многое лишь бы добиться своего. Это, видимо, их наследственная черта, он вполне признает этот факт.

Но возможно ли это, что Катиш даже косвенно виновна в том, что случилось с его женой и ребенком? Совместно с фон Шелем довела дело до такого трагического исхода? Возможно ли, что она обманывает брата и продолжает свое знакомство с кавалергардом, что ей категорически запрещено Анатолем? Принимает его тайно в доме, под покровом Святок? Неужели она не понимает, к чему приведет подобное бесстыдное безрассудство? Нет, Анатоль отказывался в это верить. Он вспомнил, как Катиш безудержно рыдала у него на плече, повторяя сквозь слезы:

— Как это возможно? Как возможно обвинить меня в этом? Ведь я не чужой человек, а это дитя было родным для меня, как и для нее, я же была бы тетушкой этому ребенку. C’est cruellement! Cruellement! [495]

Разве можно так притворяться? И потом — если его обманывала сестра, его плоть и кровь, то кому тогда можно доверять в этом мире? Ведь даже его жена пытается найти утешение в чужих руках и чужих словах, а не просит об этом его, Анатоля — тут же, едва оправившись от болезни, едет к Загорскому! Анатоль быстро подавил в себе вспыхнувшую при этой мысли ярость и с удивлением понял, что ему это удалось.

— Я прошу тебя, не думай об этом более, — мягко попросил он Марину и прикоснулся губами ее лба. — И перестань вспоминать обо всем, что случилось. Давай начнем с чистого листа, des le debut [496].