Маньчжурская принцесса - Бенцони Жюльетта (читаем книги TXT) 📗
Не представляло труда догадаться о том, что в эту минуту переживает Бо, прикованный к больничной койке. И это в тот момент, когда в его безграничной самоотверженности так нуждается его возлюбленная. Поэтому Антуан собирался сделать все возможное, чтобы хоть как-то смягчить горечь боли, испытываемой Пьером, и имел намерение забрать его из больницы, чтобы перевезти в свой замок и обеспечить все условия для благополучного и спокойного выздоровления. Он был уверен, там его гениальная стряпуха Виктория, ее супруг Прюдан-молчун и близняшки Мирей и Магали окажут ему самый горячий прием. Любая потерянная псинка имела право на их участие, а тем паче та, которую приведет сам Антуан...
Антуан слишком поздно понял, что эти мысли были небезопасны. Тем более что Ансельм вызвал в его памяти образ той, которую он называл мадемуазель Мелани. Упоминание о ней настроило его на воспоминания, которые он предпочитал бы держать подальше, хотя и прекрасно знал, что это ему не удастся.
Вот уже несколько месяцев он был верен слову, которое сам себе опрометчиво навязал. И поэтому он ничего не знал о ней, ни того, где она находилась, ни того, думает ли она еще о нем. Было ясно одно: она по-прежнему носила девичью фамилию. Ансельм, этот страстный поклонник светской хроники «Фигаро», считал своим долгом объявлять ему обо всех брачных анонсах. Этот славный человек так боялся пропустить хоть одно подобное объявление, что ни за что не пропускал ни одного номера газеты. Антуан, раздраженный этой настырностью, как-то сказал ему, что Мелани могла выйти замуж за границей, не дав об этом объявления во французских газетах. На что в ответ услышал:
– Ее дедушка, месье Тимоти Депре-Мартель, находится по своим делам, после приезда из Америки, в Париже: он не преминул бы дать соответствующее объявление... И потом, мне думается, что будучи человеком благовоспитанным, он бы предупредил об этом месье.
Да, вне всякого сомнения! Старому финансисту было все известно о чувствах Антуана к его внучке и уж он бы позаботился о том, чтобы это не было бы известно газетчикам. Что же касается Оливье Дербле, самого серьезного соперника во всех отношениях, то его он видел перед отъездом в Рим в ресторане «Максим» в компании Лауры д'Альбани, самой очаровательной куртизанки Парижа. Оба они обменялись тогда улыбками и дружескими приветствиями. Правая рука Депре-Мартеля слыл сейчас самым элегантным среди холостяков и самым изысканным и желанным гостем в различных домах и среди юных дев... Однако Антуан вынужден был признать, чем больше убегало время, тем сильнее ему хотелось увидеть Мелани, и боль разлуки становилась все сильнее.
Ему стоило немалого труда заставить отступить дорогой образ в тайный уголок сердца. Сейчас нужно было думать об Орхидее, она очень нуждается в его помощи. Однако, бросив свою сумку на бархатные коричневые сидения своего купе, дверь которого была ему открыта не Пьером Бо, а другим проводником, Антуан почувствовал, как им овладевает убийственное настроение. Сегодня вечером шарм, присущий Средиземноморскому экспрессу, куда-то пропал.
Ритуальные обряды вагона-ресторана были для Антуана святы. Он любил этот уютный люкс, это мягкое обслуживание, эту в высшей степени элегантную публику, эту изысканную кухню и «Шамболь-Мюзини» 1887 года, которым он спрыскивал любое меню, каким бы оно ни было. Но сегодня вечером этот «бородатый» голландский соус ему показался безвкусным, филейная часть говядины – жилистой, фаршированные томаты – пересолеными, мелунский сыр – невыдержанным, а запеченые в тесте фрукты – водянистыми. И только вино, букет и бархатистость которого с успехом могли бы бросить вызов желчному настроению следственной комиссии, нашло достойную оценку в его глазах и согрело его жилы, что вызвало вздох облегчения у метрдотеля, знавшего давно этого клиента, считавшегося по праву одним из самых приветливых, чьи вкусы было удовлетворить так легко.
Вернувшись в купе, Антуан был не в состоянии заснуть и провел отвратительную ночь, сидя на постели и накурившись до того, что у него першило в горле. Он несколько раз открывал окно, чтобы проветрить помещение, впуская струи холодного воздуха вперемешку с угольной пылью от паровоза. Его неотступно преследовала мысль: где и как найти Орхидею в Марселе, в этом огромном кишащем городе? Единственной нитью было то, что сказал ему Пьер Бо: отель «Терминюс»... и то при условии, что бедная женщина там останавливалась на самом деле.
Был момент, который Антуан пережил с большим трудом: когда поезд остановился на Авиньонском вокзале. Он испытывал сильнейшее искушение выйти из поезда, позвонить Прюдану и сказать, чтобы тот приехал за ним. Ах! Какая это была бы радость очутиться на большой кухне за вечерней трапезой и чувствовать тепло и заботу окружающих тебя людей, вдыхая нежный запах сдобных булочек Виктории!.. Но только в это же время Эдуард распростерт на мраморной плите в морге, а его жена, как затравленный зверь, ищут поглубже норку, чтобы спрятаться. Нет, Антуан не может с ними так поступить!
Сойдя с поезда в Марселе на вокзале Сен-Шарль, он направился прямо к отелю «Терминюс». А раз ему все равно надо где-то ночевать, то уж лучше там, чем где-либо еще, даже если он сам лично предпочитает отель «Лувр» или «Мир». Всегда можно переехать, если возникнет необходимость в его более продолжительном пребывании здесь.
Сложностей с оформлением номера не было, тем более, что его хорошо знали, и служащему отеля польстило, что этот человек, являющийся клиентом других отелей, остановился у них. С формальностями было быстро покончено, и Антуан стал задавать вопросы. Да, женщина азиатской наружности останавливалась у них в отеле два дня назад во прибытии Средиземноморского экспресса. С собой у нее не было никаких документов. Как она сказала, они находились у ее мужа, который должен был приехать на следующий день, по ее словам. Мадам Ву Фанг оставалась в отеле до зари, а затем, сославшись на то, что муж не знает, в каком отеле она остановилась, пошла рано утром встречать Средиземноморский экспресс. Из отеля ее выпускал швейцар. В действительности о том, что она покинула отель, стало известно после того, как дирекция получила соответствующий конверт, найденный у таинственной постоялицы в номере. В нем лежало довольно крупное вознаграждение.
– Другими словами, она больше сюда не вернулась, – заключил Антуан.
– Нет... Однако поздно утром кто-то приходил справляться о ней, так же, как и вы, месье Лоран. Этот кое-кто тоже спрашивал китаянку, не называя ее имени.
– Послушайте, а вы мне не можете сказать, кто наводил справки? – осведомился Антуан, с неуловимой ловкостью фокусника сделавший движение, в результате которого между пальцами у него появилась десятифранковая банкнота, уже третья в течение этого тягостного разговора!
– Конечно, она не просила из этого делать секрет. Это очень знатная дама, чтобы обращать внимание на такую мелочь...
– Дама?
– Да, и очень известная в Марселе. Она занимает высокое положение и по происхождению, и по состоянию, которым владеет...
Антуан уже задумался, а не понадобится ли ему четвертая десятифранковая бумажка, но служащий вдруг неожиданно решил стать великодушным и продолжил разговор на одном дыхании, выставив грудь колесом, будто речь шла о члене его собственной семьи:
– Генеральша Лекур, урожденная Бегон!
Уточнение еще было и подкреплено соответствующим жестом, отчего брови у Антуана полезли вверх, будто служащий произносил имена Кастильская или Гримальди, столько почтения было вложено в него.
– Бегон?.. Это такая уж важная персона?
– Важная? О! Месье Лоран!.. Возможно ли, чтобы человек вашего круга не знал славных страничек истории нашего древнего города? Мишель Бегон был тот самый управляющий каторжными работами, пышные празднества которого прославили Марсель, именно благодаря ему появились первые ковры Гобеленов. Он, кажется, в 1687 году устроил пышное празднество в своем отеле «Арсенал» в честь выздоровления короля Людовика Четырнадцатого...
