Исповедь соперницы - Вилар Симона (читать книги полные TXT) 📗
Я сел подле нее и начал свое повествование.
Еще когда я только прибыл в Палестину, там много говорили о молодом рыцаре Ги д'Орнейле, которого сам король Бодуэн приблизил к своей особе и которым неизменно восхищался. Он входил в штат личных телохранителей короля и говорили нет лучшего мастера боя на мечах. Рыцарь Ги ведь не просто рубил, когда сражался, он разработал сложные приемы защиты и нападения, особой тактики боя, и люди думали, что его клинок словно чувствует душу хозяина, зная как вести атаку. Раньше в поединке на мечах побеждал тот, кто сильнее физически, теперь воины, учившиеся у Ги д'Орнейля, говорили, что побеждает тот, кто более искусный и ловкий.
Я в то время очень увлекался воинскими искусствами. Мой Пенда научил меня старому саксонскому бою с секирой, воин-араб тренировал меня метать ножи, а конной атаке с копьем я обучался у самого великого магистра Гуго де Пайена — командора ордена Храма. С мечом я так же упражнялся немало, но то и дело слышал — чтобы познать истинную красоту схватки с мечом, необходимо взять урок у этого отчаянного юнца Ги.
Мне не терпелось с ним встретиться, однако судьба все время разводила нас. Ведь в Святой Земле не приходится вести оседлую жизнь, все время куда-то скачешь, где-то несешь службу, сражаешься. И так уж выходило, что когда я бывал в Иерусалиме, Ги д'Орнейль нес службу на границе, а когда я уезжал по делам Ордена, он посещал двор короля Бодуэна или сопровождал его величество в поездках.
А потом случилось несчастье. Бодуэн Иерусалимский гостил у графа Моавского, и с находился верный Ги д'Орнейль. Граф Моавский устроил охоту для Бодуэна, но во время лова король в пылу травли пересек границу графства и был пленен турецким эмиром Балоком. Это был огромный позор для всего христианского мира. Позор несколько уменьшало лишь то, что на месте, где схватили короля, произошло настоящее побоище. Охранники его величества стояли за своего сеньора насмерть и земля была просто усеяна их трупами. Как и трупами турок. Однако следов Ги д'Орнейля не было обнаружено. Он просто исчез. Поэтому все решили, что именно он и был тем Иудой, который навел людей Балока на короля.
В том балансе равновесия сил в Палестине, когда мир христиан и сарацин столь тесно переплетен, предательство — вещь не самая удивительная. И никто не сомневался, что д'Орейль предатель. Его заклеймили позором и, прокляв, занялись более насущным делом — надо было собирать деньги за выкуп короля и охранять границы его владений.
Почти два года мы ничего не знали о Ги д'Орнейле. Потом король совершил побег из плена и был радостно встречен как христианами, так и своими мусульманскими подданными. Тогда Бодуэн вскользь упомянул, что Ги отчаянно сражался за него, убил немало воинов-сарацин, но в конце концов, на него набросили аркан, и эмир Балок велел живым доставить к нему столь искусного воина. Позже стало известно, что Ги принял мусульманство и живет в почете у эмира. В любом случае имя его осталось проклятым и люди плевались, вспоминая его.
Прошел еще год. И до нас дошла весть, что в районе Эдесского графства и землями атабега Алеппо появилась банда, которая совершает отчаянные набеги на караванные пути. Атабег был в мире с королем Иерусалима и он обратился к Бодуэну, прося помочь ему обезвредить разбойников, наносивших его торговле такой урон. Особо он назначил награду за голову главаря банды — Черного Сокола, как именовали его местные жители. Такого рода работа, по поимке бандитов, всегда выпадала на долу тамплиеров. И магистр Ордена Храма поручил это задание мне.
Я не стал рассказывать Риган, как долго мы охотились за людьми Черного Сокола, сколь они были неуловимы и как исчезали, словно растворяясь среди камней Сирии, когда нам казалось, что уже окружили их. Но я сказал ей, что мы невольно прониклись уважением к предводителю банды, восхищались его тактикой, ловкостью, отвагой. Мы не стеснялись выражать свой восторг, уже потому, что набезчики грабили только купцов-арабов, но ни разу не обидели паломников-христиан. А для нас, христиан Святой Земли, это много значило. И хотя мы обязаны были охранять караваны союзников-мусульман, но по сути сочувствовали Черному Соколу.
— Но однажды, — продолжал я, — мы все же столкнулись с бандой и вступили в схватку. Отряд разбойников оказался куда многочисленнее, чем мы ожидали, и они лучше знали местность. Мы попали в западню, оказались окружены. Я видел, как один за другим гибли мои соратники, пока сам не был ранен и упал с коня.
Очнулся в какой-то пещере. Я так ослаб от потери крови, что еле мог пошевелиться, и из своего закутка наблюдал, как пировали разбойника, как веселились и делили добытое в схватке. И тогда я увидел его. Сразу понял — это главарь. Он был спокоен и величав, он не принимал участия в общем ликовании, сидел в стороне и вид у него был отсутствующий, даже печальный. Одет он был как кочевники бедуины: на голове покрывало, схваченное вокруг лба войлочным кольцом, одежда восточного кроя, широкие шаровары. Он был молод, смугл и черноглаз, но что-то в его чертах подсказало мне, что он не араб, а европеец. Главарь вскоре почувствовал мой взгляд и глаза наши встретились. И сколько же тоски было в его бездонных темных очах!
Он подошел, заговорил со мной на прекрасном нормандском. Суть его речи сводилась к тому, что он знает, кто я. Поэтому мне и была дарована жизнь — ведь за рыцаря-тамплиера заплатят хороший выкуп. Был он даже любезен, но я едва удостоил его ответом, пока не сорвался и не сказал, что гореть ему в аду за то, что он сошелся с нехристями, хуже того, с разбойниками. Однако эти слова словно не задели его. Усмехнувшись, предводитель заметил, что ему это ведомо и без меня, и в голосе его звучала горечь.
Тогда я еще не знал, что это Ги д'Орнейль. Когда же разбойника привели ко мне лекаря-араба, чтобы привести моя рану в порядок, тот сболтнул, что Черный Сокол некогда служил у христиан, а затем жил на попечении эмира Балока, пока не ступил на стезю разбоя. Тут-то меня и осенила догадка.
Спустя несколько дней отряд Черного Сокола снова выследили воины Ордена и нанесли ему жестокое поражение. Лишь считанные разбойники вернулись в свое логово в пещере, горя желание выместить на мне злобу.
Вот тогда-то изгой Ги и стал на мою защиту. Один против всех. И крест честной! — надо было его видеть. Он был словно бог войны, словно сам демон и великий герой. Никогда не видел, чтобы человек так сражался. И как бы я не относился к нему, я был восхищен.
Он отбил меня, а вечером тайно вывез из пещеры, дав лошадь, воды и указав путь. Я спросил —что скажут его сотоварищи, обнаружив мое бегство, но в ответ он беспечно махнул рукой.
И тогда я назвал его по имени.
Ги вздрогнул и помрачнел.
— Не стоило вам показывать, что узнали меня.
В его голосе даже прозвучала угроза, но я его не боялся. Не погубит же он меня теперь, когда сам спас.
— То, что я узнал вас, останется только при мне, клянусь в том своим рыцарским званием. И отныне я буду молиться за вас, что бы вы порвали со своим теперешним положением и вновь стали гордостью христиан.
Он расхохотался.
— Напрасные усилия! Я так опорочен, что не все ли равно, как я встречу свой конец. Ибо везде среди собратьев по вере меня считают предателем. Я ведь вынужден был принять веру Магомета, а христиане подобного не прощают.
— Что бы вам ни пришлось пережить, сударь, вы не нарушили главной заповеди Иисуса Христа: «Возлюби ближнего, как самого себя». И спасая меня, доказали это.
Он долго смотрел на меня.
— Вы думаете у меня еще есть шанс?
— Отчего же нет? Вспомните притчу о заблудшей овце и слова Спасителя: «…На небесах более радости об одном раскаявшемся грешнике, чем о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии». Поэтому оставьте свое пагубное занятие, вернитесь в лоно Святой Матери Церкви и…
— Кто мне поверит? Здесь, в Святой Земле, я слишком известен и осквернен.
— Что с того? Мир велик. Есть места, где вас не знают, где вы сможете начать все сначала. И вновь стать достойным рыцарем.
