Моя безумная фантазия - Рэнни Карен (книги без сокращений TXT) 📗
— Очень сладкий, — сказала она, откусив кусочек.
— Его называют яйцефрукт. Не правда ли, нелепое название для чего-то сладкого? С другой стороны, природа создает, а человек дает названия.
— Он тоже не растет в Англии?
— В Новой Испании (Сов. Мексика), — ответил он, и его обычно хмурое лицо засветилось торжеством.
Она улыбнулась в ответ, давая понять, что оценила его успехи. Почему она притворяется, будто заботится о его безопасности? Она отыскала его не потому, что к этому ее побуждал таинственный шепот. Она хотела побыть с ним рядом, потому что этот человек околдовал ее.
— Значит, вы происходите из семьи торговцев пряностями?
— Более того, из семьи пиратов.
Он внезапно улыбнулся. В этой улыбке Мэри-Кейт почудилось что-то дьявольское, в том, как изогнулись губы, как озорно сверкнули глаза. Он мог бы очаровать любую фею.
— Вы никогда не слышали о раданитах? — Она покачала головой, и он стал рассказывать: — Это были странствующие купцы-евреи — единственная торговая связь между странами в одиннадцатом и двенадцатом веках. Когда начались крестовые походы, раданиты поставляли товары и христианам, и мусульманам. Шерсть, оружие, меха шли на Восток, а оттуда в Европу поступал жемчуг, драгоценные камни и пряности. Один из моих предков обнаружил, что святые войны не так прибыльны, как использование торговых путей раданитов. К сожалению, в добавление к обычным товарам он, как говорят, стал приторговывать белыми рабами и нанимал скопцов охранять их.
— Какой ужас!
— Вы не выглядите напуганной, Мэри-Кейт, только зачарованной. Хотите, я попробую оценить вас по тогдашним меркам? Подозреваю, что вы бы стоили мешок золота. Именно столько вам, без сомнения, пообещала Алиса?
Он вытер руки, отвернулся и принялся убирать инструменты. Скальпель, как у хирурга, тоненькое шило, ножичек, чтобы расщеплять растения для прививок, целая россыпь особых приспособлений, придуманных и изготовленных для его занятий.
— Уверен, вас не слишком ранила правда, Мэри-Кейт, — не оборачиваясь, сказал он.
— Я думаю, подходящий ли сейчас момент, чтобы задать вам один вопрос?
— Что еще?
Он бросил полотенце, которым уже вытер последний инструмент, и повернулся к ней.
Злость и раздражение содрали с него оболочку вежливости, под которую он загонял эти чувства. Смотревший на нее человек кипел от ярости.
— Почему моя жена предпочла другого? Почему бросила меня? Почему я не любил ее достаточно сильно, не дал и не пообещал ей достаточно много, чтобы она осталась? Титула и богатств, которые она не смогла бы потратить за всю свою жизнь, оказалось мало, чтобы удержать се рядом с мужем. Вы об этом хотели меня спросить?
Прошло мгновение, другое.
— Нет, не об этом.
Она потрогала кончик листика, он был коричневым, непонятно почему: листик казался здоровым и жизнеспособным.
— О чем же тогда?
Мэри-Кейт подняла на него глаза, в которых застенчивость боролась с отвагой.
— Вы поцелуете меня?
Глава 18
— Вы поцелуете меня?
Она в самом деле так хорошо владеет собой? Или румянец на ее щеках говорит об истинных чувствах?
— Мой муж никогда не целовал меня. Не так, как, мне кажется, это должно быть. А больше меня не касался ни один мужчина.
Она с такой неохотой произнесла эти слова, что они прозвучали правдой. Он не хотел правды, не хотел видеть, как ее щеки медленно заливает румянец. Он не хотел узнать ее так, как предлагала себя она, — для наслаждения. Рыжеволосая нимфа с душой распутницы и несносностью амура.
Если бы ее голос так не дрожал, не говорил о неведении девственности, о первом пробуждении девушки, о невинности весны. Ей следовало бы, если уж она так хочет, исполнять роль дамы полусвета — распутной, опытной и сгорающей от желания.
А она бросает ему вызов: поиграй со мной. Искушение, против которого не устоит и святой. Скользкий путь таит опасность, того и гляди — упадешь. Все глубже и глубже — куда? В пропасть смятения, из которой никогда не выбраться.
Кто она? Пришедшая из древности нимфа, подруга, соблазнительница или что-то еще более неуловимое? Смело высказывающаяся женщина с глазами, полными желания, которая хочет играть страстями ради них самих, испробовать поцелуй и узнать его силу?
Он глупец, если думал, что она так проста. Тем не менее он подошел ближе, влекомый ее запахом, исходящим от нее покоем. Она стоит и ждет его решения. Нет? Ответ взрослого человека, мудрый, сдержанный, пристойный. Да? Ответ ребенка, обещание наслаждения, пусть даже и минутного, неблагоразумного, слегка порочного.
Он улыбнулся и пытливо посмотрел на нее. Мэри-Кейт даже не двинулась с места.
— Значит, хотите поставить опыт на мне?
Сент-Джон протянул палец и дотронулся до ее губы. Усмехнулся, увидев, что она снова вспыхнула, наполнившись теплом его взгляда, который и отталкивал, и манил.
Он наклонился к ней, почти коснувшись губами ее губ, но отодвинувшись на расстояние дыхания. Нежно очертил пальцами ее подбородок, провел по шее вниз и вернулся назад, тронув мочку уха.
— Алиса рассказала вам, как легко меня можно совратить?
Она непонимающе смотрела на него. Только величайшая актриса могла изобразить такое смущение.
— Я, признаюсь, изменял жене, Мэри-Кейт, — лениво проговорил Сент-Джон, перебирая пряди волос над ее виском.
Интересный цвет, яркий и богатый, как первый проблеск утренней зари.
— Но я сделал это только тогда, когда она отдала предпочтение чужой постели, — прошептал он.
Как манит его эта совершенная кожа, мягкая, нежная.
— И то не сразу. Разве такое уж преступление, если вы окажетесь в моей постели, Мэри-Кейт?
— Я хочу только поцелуя.
Тихий всплеск слов. Он сжал ее голову, запустив пальцы в густую массу волос. Одна за другой выпали шпильки, и пряди рассыпались по плечам, подчиняясь настойчивым пальцам.
— Но, Мэри-Кейт, глазурь не заменит пирога.
В запертой комнате в конце восточного коридора, рядом с кухней, находилась комната пряностей, где хранились специи для приготовления пищи. Кориандр, тмин, кардамон, черный перец, паприка — все было аккуратно разложено в снабженные этикетками стеклянные банки. Бок о бок стояли там молотый перец чили, порошок карри, куркума, мускатный орех, корица, имбирь, гвоздика Валюта империи Сент-Джона.
А от Мэри-Кейт исходил тончайший аромат, принадлежащий женщине нежной, желанной, неуловимый, будоражащий, таинственный запах. Он вдохнул его, победитель, чувствующий себя побежденным ее молчанием и напряженным ожиданием.
Она не сводила с него широко раскрытых глаз. От ее взгляда его тело запылало. Словно она мысленно поцеловала его своими мягкими полными губами, словно соприкоснулись их языки, и его рот накрыл ее губы жадным, голодным поцелуем.
А ведь он еще не дотронулся до нее. — Алиса послала вас в качестве утешения, Мэри-Кейт? Возмещение за украденное у меня доброе имя? Мне оставить вас себе вместо моей неверной жены? — уже не в первый раз спросил он.
Она не успела ответить, потому что его губы тихо соединились с ее губами. Сокровенное движение узнавания. Возможно, так жрец в последний раз прикасается к своей жертве, прежде чем нанести роковой удар. У нее был вкус гвоздики и Мэри-Кейт.
Мягкие и чуть влажные губы, как будто пробуешь самый запретный плод. Вряд ли достаточно одного прикосновения языком. Ему захотелось впиться в нее так, чтобы завтра утром, проснувшись, она ощутила на губах его вкус.
Приподняв ее лицо, он отдал его, словно жертву, своему горячему языку. Губы Мэри-Кейт сразу же открылись ему навстречу, покоряясь его натиску.
Она издала тихий звук, выражая удовольствие, словно попробовала что-то необыкновенно вкусное, — засахаренные фрукты, вишни в сиропе или заморские сласти. Арчер улыбнулся бы этому звуку, если б не стремился, уже с меньшей осторожностью и с большей жадностью, пробовать ее дальше. Она распалила его до крайности. Девственница она или нет? Он ничего не знал и не хотел знать.
