Моя безумная фантазия - Рэнни Карен (книги без сокращений TXT) 📗
В шкафу стояла маленькая ковровая сумка, дно которой протерлось почти до дыр. В ней лежала сорочка с пожелтевшими рукавами, щетка для волос, старая, оправленная в серебро, и пара аккуратно сложенных чулок. На полке лежала шляпа, на крючках висели ночная рубашка, халат, синий плащ и два платья, такие же уродливые, как и то, которое носила Мэри-Кейт.
В этих жалких вещах не оказалось ничего, что указывало бы на ее связь с Алисой. Ничего противоречащего той жизни, какую, как он предполагал, она должна вести, — жизни, полной тяжелого труда, приправленного долей трагедии.
Деньги для Мэри-Кейт послужили бы достаточным основанием сыграть такую роль, но эта мысль не нашла в нем того отклика, на который он рассчитывал. Слишком простое объяснение.
Женщина, которая равнодушно кладет на место редчайший алмаз, но танцует со светом, как будто это ее приятель. Которая верит в привидения и духов и пришла защитить его.
Он вдруг понял, что хочет верить ей. Ведь если человек загнан на обрыв под угрозой меча, это еще не значит, что он действительно хочет прыгнуть вниз. Нет, он подойдет как можно ближе к обрыву, но если она протянет руку и предложит ему полететь вместе с ним, здравый смысл в нем возобладает. Только себе он признался бы в желании верить ей. За прошедшие годы он научился скрывать свои мысли и предположения, не доверяя их ни одной живой душе, не давая пищи сплетням и лишая оружия тех, кто хотел причинить ему зло.
Сейчас, в минуты покоя, перед ним возник вопрос, который он предпочел бы не услышать. А если она говорит правду? Если она действительно незнакома с Алисой?.. Тогда что все это значит?..
Картины висели там, где им и полагалось висеть. Просто Мэри-Кейт не знала, что существует такое место, как галерея жен. Алиса была женой Сент-Джона, последней в кажущемся бесконечным ряду хороших и плохих портретов.
Откуда она узнала, что это Алиса? Так же как узнала, что эта дверь приведет ее сюда, как подошла к этой картине. Она мечтала о том, чтобы побыть ею, когда разглядывала себя в зеркале.
Алиса смотрела на нее с картины, сидя на зеленом ковре травы. Позади нее высился Сандерхерст — внушительное трехэтажное сооружение из кирпича цвета старого золота. В высоких узких окнах отражается розово-желтое рассветное небо. Над каждым окном прилепилась грубо вырезанная ухмыляющаяся горгулья. Рядом с Алисой стоит корзина с копошащимися в ней щенками спаниеля; один из них навеки застыл у нее на коленях.
Красивые локоны светлых волос обрамляют милое, в форме сердечка лицо. Остальные волосы Алисы перехвачены лентой и украшены розовато-лиловыми розами и листьями зелени. На губах играет улыбка, какая всегда бывает на таких портретах, но она не отражается в небесно-голубых глазах Алисы. То ли художник не смог передать искренность чувства, то ли оно просто отсутствовало.
Мэри-Кейт мысленно поставила Алису рядом с собой: девушка гораздо ниже ее, более хрупкого телосложения. Она казалась воздушной, привлекательной не только красотой плоти, но и добротой души. Через секунду впечатление исчезло, остался только портрет, наследник тайны.
Где ты, Алиса? Чего ты хотела от жизни? О чем мечтала? Неужели здесь тебе было так плохо?
Мэри-Кейт разглядывала портрет, обхватив себя руками. Возможно, если она посмотрит на него подольше, то сквозь краски и холст увидит душу этой женщины?
Почему ты убежала с любовником? Как ты могла причинить такую боль? Неужели ты настолько ненавидела Арчера? Или настолько любила другого? Что с тобой случилось?
И пожалуй, самый важный вопрос: Почему я, Алиса?
Глава 17
Берни купила карету с четверкой лошадей. Ехать в наемном экипаже слишком долго, а она никогда не отличалась терпением. Жаль, что остальные вещи прибудут не скоро: понадобится несколько фургонов, чтобы доставить вес, что собралось у нее за эти годы.
Да, приятно все же быть одной из Сент-Джонов, пусть и заплатив за это девятью ужасными годами жизни с отцом Арчера. Деньги облегчают существование, хотя она вполне обошлась бы без раболепия. Она никогда не понимала, почему некоторые люди считают богатых добрыми. Берни была не слишком приятной особой, хотя и старалась не тиранить окружающих. Разумеется, она не отличалась добротой, как несколько ее знакомых, и становилась острой на язык, когда ее что-то задевало. Только небеса знали, как она любила конфеты и прикосновения красивых мужчин. Но кланялись ей так, словно она была иконой или божественной девственницей, сошедшей с Олимпа. А божественные девственницы жили на Олимпе? Не важно! Странная и чуждая ей мысль, но она отвлекла внимание графини от подхалимажа со стороны представителей конторы, которая вполне удовлетворительно вела ее дела, притом, что клерки очень уж пресмыкались перед ней. Это вызывало у нее головную боль.
Задержавшись на два дня, Берни получила обещание, что они не сообщат о ее приезде в Англию ни Арчеру, ни многочисленным родственникам. Ей удалось, сохранив приличный и почтенный вид и не потеряв очарования, наконец-то распрощаться с ними и направиться на север от Лондона.
Берни откинулась на подушки своей новой кареты, стараясь не обращать внимания на довольно резкий запах лака и еще более едкий запах конского пота, и представила, что находится на борту корабля, покачивающегося на волнах.
Остаток путешествия прошел в одиночестве. Милый Мэтью сошел на берег в одном из портов, несмотря на ее протест, а заменить его оказалось некем. На корабле плыли мать и дочь — два жеманных существа, боявшиеся даже выйти из каюты, не говоря уже о том, чтобы оказаться на солнце, и старый бородатый господин, который просидел в каюте до конца пути. Берни слышала, что кок говорил о люмбаго, когда нес пассажиру жаркое.
Надо заметить, что кормили их на корабле Сент-Джона отменно. Ей пришлось на палец расставить юбки в талии. Вынужденная неподвижность плохо скажется и на всем остальном ее гардеробе.
Скоро она приедет в Сандерхерст и будет наслаждаться долгими прогулками по зимнему парку. Досадно: когда она уезжала из Южного полушария, там была зима, и, проведя в пути несколько месяцев, она снова попала в зиму.
Ну да ничего, она знает много способов согреться, подумала Берни и улыбнулась.
— Так вот где вы провели целый день, Арчер?
Мэри-Кейт откинула назад голову, чтобы целиком охватить изумленным взглядом освещаемое солнцем стеклянное сооружение. С четырех сторон высоко вверх уходили тысячи рам — стены из прозрачного стекла. Хрустальный дворец, хранивший в себе красивые зеленые растения.
Здесь пахло, как в лесу после дождя, когда воздух наполняется запахом теплой земли, прелых листьев и травы. Однако землю тут не устилал ковер из пестрых листьев, не лежали под ногами круглые пятна солнечного света, не щебетали птицы, не слышалось журчания ручейка. Здесь было царство ароматов и растений, появившихся по воле человека. На удивление печальное место, несмотря на изобилие буйно растущей зелени.
Сент-Джон не очень обрадовался, увидев ее, отметила про себя Мэри-Кейт, но он редко ей радовался. За последние несколько дней выражение его лица, напоминавшее грозовую тучу, сменилось обыкновенным хмурым видом. Однако сегодня он снова извлек прежнее выражение. Что ж, иногда приходится осваивать труднодоступные места и смягчать гневных людей.
Молодая женщина с безразличным видом подошла к нему, любуясь картиной, которую являл собой сердитый граф. Некоторые люди выделяются благодаря своей одежде, а некоторые — невзирая на то, что на них надето. Даже с закатанными рукавами, в черных перчатках до локтей, расстегнутом воротничке и старом, заляпанном рабочем фартуке Арчер Сент-Джон производил впечатление благородного, высокомерного и в данный момент раздраженного аристократа.
— Вам не следует приходить сюда, мадам. Я позволил вам выходить из вашей комнаты, но это не означает, что вы можете ходить, где вам вздумается.
— Вы ведете себя так, будто имеете право распоряжаться моей свободой, Арчер. Это тайное убежище?
