Желание сердца (Дезире — значит желание) (Другой перевод) - Картленд Барбара (электронные книги бесплатно TXT) 📗
С тех пор, как Дрого себя помнил, все вечера в Котильоне были связаны с новыми романами гостей его матери. Сейчас уже трудно сказать, сколько ему было лет, когда он впервые понял, что у матери тоже были особые друзья, для которых, по крайней мере на какое-то время, Котильон становился домом. Всегда находился кто-то в роли Гарри, чтобы сопровождать ее, когда она отправлялась куда-нибудь в карете; чтобы вечером составить партию в бридж, чтобы льстить и умиротворять ее и исполнять бесконечные мелкие поручения — то принести, то подать.
Для Эмили было в порядке вещей, что сын заводил романы и что предмет его благосклонности в данный момент должен получать приглашения на все вечера до тех пор, пока необходимость в этом отпадала, и на смену одной даме приходила другая.
В жизни Дрого было много женщин, некоторых из них его мать и ее друзья одобряли, имена других он держал в секрете и виделся с ними только в Лондоне, в то время как в Котильоне о них разговору быть не могло.
То, что он влюбился в Лили, было по мнению Эмили и людей ее круга, простым выражением его хорошего вкуса. Лили принадлежала к их обществу. Она нравилась им и была в Котильоне немаловажной персоной. Естественно, все понимали, что рано или поздно герцог женится. Его мать часто об этом говорила.
— Я перееду во вдовий дом. Тяжело будет покинуть Котильон, но в то же время, ради разнообразия, забавно стать хозяйкой самой себе. Я смогу поехать в Индию. Я давным-давно собиралась принять приглашение того милого магараджи, но так и не нашла времени. А еще съезжу в Америку — Вандербилты столько раз меня звали — ну и, конечно, заведу собственный дом в Лондоне. Твоя жена захочет обосноваться в фамильном особняке, а я буду довольствоваться меньшим жилищем на Керзон-стрит или Беркли-сквер, где, возможно, иногда смогу и тебя развлечь.
По тону матери и по улыбке на ее губах герцог точно понимал, что она под этим подразумевает, и, хотя в то время у него никого не было на примете на роль жены, его охватывало легкое отвращение оттого, как заранее планируется его неверность.
Теперь ему предстояло жениться на Корнелии. Они дошли до пруда, и девушка остановилась, склонив голову; ее лицо закрывала шляпа с широкими полями.
— Красиво, не правда ли? — спросил он.
— Да, очень, — прозвучало в ответ.
«Неужели так и дальше пойдет? Как можно вытерпетьтакое? — внезапно подумал он. — Что же, у нее нет ни характера, ни интересов?»
И он еще собирался пожалеть ее, а теперь ничего не чувствовал, кроме раздражения. Лили была права. Он даст ей почтенное имя, громкий титул. Она должна быть довольна.
— Теперь, когда вы увидели пруд, мы можем вернуться обратно? — резко спросил он.
Слова, готовые сорваться, замерли у Корнелии на губах. Из-за склоненной головы герцог не увидел, как заалели ее щеки. А когда они вернулись к герцогине, болтавшей с Лили, он оставил с ними Корнелию и, не спеша направился к дому в одиночестве.
Хоть Лили и была недалекой женщиной в некоторых вопросах, но когда на карту ставились ее собственные интересы, ума ей не приходилось занимать, и, поняв, что Дрого проявляет нетерпение и, возможно, склонен дать задний ход, разрушив тем самым все ее планы, она умудрилась сделать так, что Корнелия больше не раздражала его после первого визита в Котильон.
Встречались они каждый день, это правда, но никогда не оставались вдвоем. Об этом заботилась Лили. Новость о помолвке герцога была, естественно, самым важным событием сезона. Молодую пару везде приглашали, в их честь устраивали завтраки и обеды, и дом лорда Бедлингтона наПарк-Лейн осаждали визитеры.
Лили заправляла всем чрезвычайно искусно. Хотя Корнелии безумно хотелось побыть с герцогом наедине, и она молила, чтобы ей выпала возможность поговорить с ним и чтобы при этом каждое их слово не было слышно окружающим, она так и не сумела высказать свое желание вслух или даже объяснить самой себе, почему, несмотря на ежедневные встречи с герцогом, они до сих пор были так же далеки друг от друга, как в тот первый вечер, когда танцевали на балу.
Она посещала в его обществе все балы и званые обеды один за другим. Они проводили за городом все воскресенья, ездили кататься в Гайд-Парк, смотрели игру в поло в «Херлингеме» и теннис в Уимблдоне, и хотя герцог был неизменно рядом с ней, Корнелии казалось, будто их разделяет залив более глубокий и широкий, чем Ирландское море. Дни проходили как в тумане, сквозь который она никак не могла увидеть реальность.
На примерках у портных ей приходилось часами выстаивать, пока на ней подкалывали платья, нужно было подобрать шляпки и белье, ночные сорочки, туфли, сумки, перчатки и чулки. Ей казалось, будто у нее уже больше нет ни собственных мыслей, ни воли. Все за нее решала тетя, так что Корнелия уже не понимала, есть ли у нее хоть какая-то самостоятельность или она находится в полном подчинении Лили. Только оставаясь вдвоем с Вайолет, она вновь становилась сама собой, могла свободно говорить о том, что у нее было на сердце.
— Я все время думаю о том, что скоро все кончится, — сказала она. — Мне с трудом в это верится, разве только когда я спускаюсь вниз и вижу сотни свадебных подарков. Скоро я выйду замуж и тогда смогу убежать от всего этого. Мы будем вдвоем с герцогом, и больше никого.
— Если и дальше так пойдет, мисс, вы совсем устанете. Вам обязательно идти на бал сегодня?
— Да, наверное, — ответила Корнелия. — И как бы там ни было, я хочу пойти. Я хочу увидеть герцога. Мы с ним танцуем, но во время танца трудно разговаривать. Знаешь, Вайолет, я так по-глупому робею рядом с ним! В Ирландии такой не была. Там я так много разговаривала, что надо мной посмеивались и называли болтушкой. И я не стеснялась друзей отца, когда они приходили к нам в дом. Помню, как они меня поддразнивали, и я заставляла их смеяться. А здесь ничего подобного. Друзья тети Лили разговаривают о вещах, которых я не понимаю, обсуждают неизвестных мне людей, и если я пытаюсь присоединиться к их разговору, они смотрят на меня с недоумением.
— Если бы меня спросили, то я бы сказала, что вы слишком часто выезжаете на балы, мисс, — изрекла Вайолет. — Почему бы вам не попросить его светлость взять вас покататься или погулять в парке?
— Если бы только я могла, — вздохнула Корнелия. — Но мне кажется, тетя Лили не позволит. Я как-то предложила устроить вечер без такого количества гостей, так она очень рассердилась. Есть одно преимущество у брака, Вайолет, — это свобода. Девушке, по-моему, не позволительно иметь ни собственных мыслей, ни чувств.
— А вы совершенно уверены, что хотите замуж за его светлость, мисс?
Корнелия удивленно взглянула на горничную:
— Разумеется, Вайолет, Я же говорила тебе, как сильно я его люблю, мне ведь больше не с кем поделиться. Когда он входит в комнату, у меня захватывает дух, а затем внезапно возникает чудесное ощущение. Для меня блаженство быть просто рядом с ним. Даже если он со мной не говорит, мне просто радостно сознавать, что он рядом, что однажды я стану его женой.
— Надеюсь, вы будете счастливы, мисс, — тихо сказала Вайолет.
— Я знаю, что буду, — с уверенностью произнесла Корнелия и посмотрела на бриллиант в форме сердца на своем пальце. — Сердце, — чуть слышно произнесла она. — Его сердце, и он мне его подарил. Я счастлива, Вайолет, очень-очень счастлива.
Вайолет как-то странно поперхнулась и, отвернувшись, начала деловито прибирать в комнате.
Корнелия мечтательно продолжала говорить больше для себя, чем для служанки:
— Меня страшит мысль о том, что придется следить за Котильоном и большим особняком в Лондоне, но когда я вспоминаю, что герцог будет рядом, то уже ничего не боюсь, разве что его самого. Иногда он меня пугает, если у него мрачный или скучающий вид. Вчера вечером я наблюдала за ним во время обеда и неожиданно поняла, что он так же, как и я, хотел бы оказаться где-нибудь вдалеке от всех этих людей, от шума, болтовни и оркестра, где мы могли бы спокойно поговорить.