Хранитель мечты - Уильямсон Пенелопа (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Глава 4
«Я становлюсь слишком стар для таких прогулок», — подумал Рейн и поморщился, чувствуя, как затекшие ноги колют сотни иголок. Он шел по берегу реки Ди, разыскивая свой шатер.
Каждая косточка отзывалась ломотой после целой ночи, проведенной в седле, но дело было не только в этом. Он потратил юность на турниры и войны, на охоту и дружеские попойки. Он пил без меры, не пропускал ни одной юбки, и теперь все это начинало сказываться. Попросту говоря, он устал, смертельно устал.
Броско раскрашенные шатры и палатки были расставлены полумесяцем на лугу, окруженном платановыми рощицами. Чтобы добраться сюда, ему и его рыцарям пришлось ехать всю ночь и большую часть утра. Здесь, недалеко от аббатства Тейзинверк, располагались главные силы короля Генриха. Загон на невысоком склоне, в котором боевые кони и вьючные животные неутомимо месили копытами жидкую грязь, Рейн вынужден был обойти стороной: несколько жеребцов всхрапывали, толкались боками и поднимались на дыбы, явно намереваясь перескочить довольно низкую ограду. Отсюда лагерь был виден как на ладони. Взад-вперед носились с поручениями пажи и оруженосцы, бродили менестрели, распевая любовные песни, за ними слонялись шлюхи, готовые тотчас утолить зуд, который частенько вызывали в солдатах смелые строки песен. Карманники и разного рода мошенники облегчали карманы, выуживая деньги, заработанные если не потом, то кровью. В сторонке играли в азартные игры: оттуда слышались возгласы радости и разочарования. Ветерок доносил запахи стряпни от костров, там тоже собралась немалая толпа: пили дешевое вино, играли по мелочи в кости и «морис».
Несмотря на царящую вокруг веселую суматоху, Рейн чувствовал себя как никогда одиноким.
Слава о его недавнем подвиге уже успела разнестись по лагерю, и его провожали одобрительными криками. Однако мало кто подходил поздравить его. Сколько Рейн себя помнил, его всегда побаивались, и друзей он завел считанное количество, да и тех оставалось все меньше. С тех пор как их начали забирать по одному то удар меча, то арбалетная стрела, то боевая дубинка, Рейн решил, что дружбы с него достаточно. Терять друзей было больно, и он предпочел избегать этой боли ценой одиночества.
В отличие от вчерашнего дня, прохладного и дождливого, сегодня солнце яростно палило с самого утра. Шитая золотой нитью рубаха Рейна была чуть не насквозь мокрой под кольчугой. Приятель-рыцарь окликнул его, проходя мимо, и протянул мех с винем. Рот Рейна пересох от внезапной острой жажды. Он принял мех, благодарно кивнув.
Прополоскав рот первым глотком и выплюнув его в лужицу, Рейн запрокинул мех и почти ополовинил его. Они немного поговорили о засаде уэльсцев, причем рыцарь не скрыл разочарования тем, что упустил такой случай отличиться. Рейн слушал вполуха. Мимо продефилировала парочка шлюх, держась за руки и посмеиваясь. У одной из них был редкий коричный цвет волос.
Уже миновав Рейна, она обернулась и посмотрела ему в лицо. Взгляды их встретились. Глаза у нее были темные, бархатно-кроткие. На губах Рейна медленно проступила улыбка. Молодая женщина сделала гримаску оскорбленной невинности, но взгляд ее стал манящим. Все в нем тотчас откликнулось: кровь бросилась в лицо, ладони стали влажными, мужская плоть напряглась так стремительно, что он едва не ощутил боль. Рейн почувствовал, что страстно желает зарыться в эту женщину, укрыться в ней, забыть обо всем.
Он сделал кивок в направлении реки. Губы женщины беззвучно произнесли слово «позже», и она двинулась дальше в облаке развеваемых ветром волос цвета корицы. Ее громкий волнующий смех, казалось, еще слышался рядом, когда она уже была далеко.
Наконец ему удалось отыскать знамя с изображением черного дракона. Оно реяло над алым шатром, неподалеку от которого группа оруженосцев и пехотинцев собралась вокруг костра. Оттуда доносились звуки крута, аккомпанирующего чистому, сладостному и более чем знакомому голосу.
— Талиазин! — рявкнул Рейн.
Мелодия прервалась на полуноте. Кружок слушателей разлетелся вихрем палых листьев под порывом осеннего ветра. Талиазин приблизился, неся под мышкой музыкальный инструмент — уэльский вариант небольшой скрипки. Он шел обычным своим шагом, одновременно широким и ленивым, пылая на солнце оранжевыми прядями своих невообразимых волос. Он улыбался с самым невинным видом. Рейн, однако, и не подумал улыбнуться в ответ.
— Не знаю, почему я сразу не превращаю тебя в отбивную котлету! Где, черт возьми, тебя носило?
Талиазин кротко потупил взгляд на кончики своих сапожек (это могло бы одурачить Рейна, если бы он не так хорошо знал своего оруженосца).
— Я был занят... в некотором роде.
— Занят чем? — спросил Рейн, сразу встревожившись.
Оруженосец поднял голову и устремил на командира простодушный взгляд огромных угольно-черных глаз. Вид у него был более невинный, чем у девственницы перед алтарем.
— Как чем, милорд? Я заботился о ваших интересах. Как всегда.
— Ну конечно, как всегда! А тебе не пришло в голову, что мой основной интерес заключается в том, чтобы нестись в битву рядом с верным оруженосцем? Вместо этого мне пришлось довольствоваться пажом сэра Одо, у которого молоко на губах не обсохло и который, наверное, во сне до сих пор сосет большой палец!
— За такое короткое время мне не удалось раздобыть ничего более подходящего, — объяснил Талиазин, пожимая плечами и улыбаясь со всем своим очарованием. — Насколько я успел узнать, вы прекрасно обошлись без меня. Вы даже спасли жизнь королю! Я написал по этому поводу хвалебную оду. Хотите послушать?
— Нет, только не это! — содрогнулся Рейн. Он направился к шатру, и Талиазин пошел рядом с ним. Бог знает, в какой раз Рейн спросил себя, что заставило его взять этого парня в оруженосцы. Должно быть, он был тогда не в себе! Это был прирожденный поэт, но никак не прирожденный воин, а зачем, ради Бога и всех святых, нужен поэт в походах и битвах? Рейн даже не мог сказать точно, откуда Талиазин взялся. Просто в один не самый удачный день оруженосец, пять лет подряд сопровождавший его в походах, был убит шальной стрелой. На следующий день Талиазин уже ехал рядом с ним. Он был рядом и теперь, два года спустя, и притом в прекрасной форме, хотя не было дня, чтобы Рейн не грозил избить его до полусмерти.