Чистый грех - Джонсон Сьюзен (книги .txt) 📗
К счастью, только их губы слились в долгом страстном поцелуе, как его размышлениям пришел конец.
Полураздев девушку, Адам проворно вскочил и сбегал в кладовку за чистым одеялом.
С милой улыбкой Флора сказала:
— Истинный джентльмен!
— Скорее человек практический, — отозвался он, аккуратно расстилая одеяло поверх сена. — Если вы явитесь вся в траве и оцарапанная, вашему отцу может прийти в голову вызвать меня на дуэль.
— А-а, имеете богатый опыт! Уже не раз обожглись! — холодно заметила Флора. Ей трудно было скрыть раздражение — тем более нелепое, что она отлично знала: какую бы глупость или дерзость он ни сморозил в ответ, она все равно снова отдастся ему.
— Нет, на этом сеновале я впервые, — честно и с прямодушной откровенностью сказал Адам, улыбнувшись спесивой улыбкой мужчины, которому все дозволено. — Ты довольна моим ответом?
— Я им восхищена.
А все-таки эта выходка с одеялом была галантным и уместным жестом. Поэтому, сбрасывая сапожки, Флора ощутила укор совести и сказала:
— Вообще-то обижаться и занудствовать не в моем характере. Мне самой противно, что я сегодня в таком настроении. Ворчу прямо как законная супруга.
— Ну, до моей законной супруги тебе в этом отношении далеко, — сказал Адам, тронутый раскаянием. — Изольда запросто возьмет первый приз на соревновании самых гнусных мегер Старого и Нового Света… Вы и близко непохожи. От тебя до нее — как отсюда до Луны.
— Если «как отсюда до Луны» — значит, я сущий ангел, твоя сладенькая конфетка.
— Да, обсахаренная черносливина.
Молодой человек подхватил ее на руки, переложил на темно-зеленый шерстяной прямоугольник и сам устроился рядом.
Только сейчас Флора сообразила, что именно он расстелил поверх сена. Не одеяло, а свой ипподромный штандарт — она видела такой же на мачте перед входом в конюшню.
— Ах, сколько же у тебя пуговиц и крючочков, — со вздохом произнес Адам. — Пока я с ними вожусь, побалуй меня рассказом о своем детстве или о любимой книге.
— Я родилась в Йоркшире, — покорно начала Флора, любуясь тем, как любовник с очаровательной серьезностью сражается с ее «крючочками». — Моя первая гувернантка удрала уже через неделю. Вздумала пенять мне за то, что я не сижу прямо за столом. А я возьми и выплесни на нее чашку горячего шоколада! Ты бы видел, как она взъерепенилась! Чуть ли ногами не топала! Дескать, за все сокровища света не стану я маяться с этой маленькой хулиганкой!
Адам поднял на нее свои прекрасные глаза, и в них сверкнула улыбка.
— С тех пор ты ни чуточки не изменилась.
— Такая же милая и непосредственная?
— Ага, ara… — только и пробормотал он. Теперь он сел для удобства по-турецки, и работа по ее раздеванию пошла быстрее.
Флора ласково коснулась его рукава. Их взгляды надолго встретились. Она искренне и открыто восхищалась его красотой и втайне была уверена, что молодой граф тем временем упивается ее прелестью. Он и впрямь восхищался великолепием девушки и не сомневался в том, что она любуется им.
Они стоили друг друга — что красотой, что самомнением.
— Ты такой сильный, — сказала Флора, поглаживая вздувшийся мощный бицепс под тканью его сорочки. Она помнила, как ему не раз случалось поднимать ее и носить на руках. Он всегда делал это с такой обаятельной легкостью!
— Погоди, через минуту я покажу тебе, насколько я силен, — солидно изрек Адам, откладывая в сторону ее блузку и принимаясь за ленты нижней сорочки. Хвала Богу, что нет корсета!
— Когда, по-твоему, вернется папа? — спросила Флора слабым голосом.
Чем меньше одежды на ней оставалось, тем больше ее уводило к томному шепоту. А тут еще и это твердое обещание показать, насколько он силен!
— Я велел конюху потянуть время. Так что твой отец объявится не раньше чем через час.
— Так ты все заранее спланировал?!
Адам искренне удивился ее гневу. Пожав плечами, он сказал:
— А разве у тебя были другие намерения? За завтраком ко мне через стол шли такие токи — трудно ошибиться.
Встретив его спокойный взгляд, она простодушно рассмеялась.
— Так, значит, у меня был вид мартовской кошки и ты по моим глазам угадал все, чего я хочу?
— Ну, не все, — возразил он, впиваясь взглядом в ее наконец-то обнажившуюся восхитительную грудь, соски которой так и напрашивались на поцелуи. — Я импровизирую.
— И очень успешно, — томно шепнула Флора, когда подушечки его пальцев стали нежно дразнить чувствительные пупырышки на кружках сосков.
Вслед за этим его ладони сперва скользнули под ее груди, словно взвешивая их налитую зрелость, а затем уронили их. Глазами знатока он наблюдал за колыханием отпущенных шелковистых полушарий. Флорины соски отвердели и вытянулись. Адам наклонился и принялся языком поочередно ласкать их кончики, время от времени проворным легким движением облизывая весь сосок. Одобрительное горячее дыхание Флоры овевало его щеку. Он расстегнул застежки юбки, стянул ее и занялся завязками и крючками нижней юбки.
— О-о-о! Венецианские кружева, — невольно отметил Адам вслух, плавным движением снимая пышную и очень дорогую нижнюю юбку.
Флора зло сощурилась.
— Объем твоих знаний кого хочешь выведет из себя! — в сердцах воскликнула девушка.
На Флоре Бонхэм не оставалось ничего, кроме белых чулок и розового пояса. Адам отстранился, чтобы полюбоваться ее телом.
— Ну и колючка же ты, биа! Спасу нет! — рассеянно молвил молодой человек с коротким вздохом. Впрочем, эта перепалка возбуждала его. Разве не пикантно овладеть женщиной, которая так огрызается? — Черт меня дернул ляпнуть!.. Давай я скажу, что моя матушка собирала венецианские кружева. Вот откуда мои знания.
— Не нужны мне твои сказки!
— Мне что — солгать?
— Не надо.
И что им обоим стоит держать рот на замке! Опять не туда повело. Опять разговор шел вразрез с необоримым плотским желанием.
Флора была в растерянности. Упрямо-независимый характер требовал довести диалог до логического конца. А плоть нашептывала: да угомонись ты, глупая, и молча иди навстречу удовольствию. Так доспорить или махнуть рукой, чтобы побыстрее ощутить на себе упоительный груз тела? Все в ее душе восставало против вереницы его любовниц… но сейчас она хотела от него в точности того же, чего хотели все похотливые сучки.
— Солги мне, — после нелепо долгой паузы сказала она.
— Теперь я отчетливо вспоминаю, где я видел эти венецианские кружева, — с готовностью затараторил Адам. — В музее Шантийи. Так тебе больше нравится, дорогая?
Она почти уныло кивнула.
— А я… я тебе нравлюсь?
Ее поразила какая-то скромная застенчивость этого неожиданного вопроса. Чем-чем, а самоуничижением этот красавец и донжуан не страдает. Значит, это коварство уверенного в себе самца.
И Флора не без вздоха сказала то, что он и ожидал услышать:
— Ты мне даже слишком нравишься. — Это была чистая правда.
— Ничего не бывает «слишком».
Сказано со страстью. И как обещание новых утех.
— Скоро, скоро я очнусь от наваждения, — продолжила Флора с бесстыжей зовущей улыбкой, — и потребую обратно мою душу.
Было очевидно, что она не торопится требовать обратно свою душу. И Адам, ласково поглаживая ее плечи, сказал:
— Пусть наваждение длится. Закончим то, что начали.
— Время поджимает?
Ей было так приятно лежать на сене рядом с Адамом. Казалось, они знают друг друга тысячу лет — друзья с детства. И ее нагота в его присутствии безгрешна.
— Нет, нет… Оставайся сколько захочется. Я мастер оправдываться — как-нибудь отговоримся.
— Хорошо, я уже не спешу.
— Вот и молодец…
Он продолжал поглаживать ее кожу, прогуливаясь кончиками пальцев по выступающим ребрам. Время остановилось. Не спешили оба.
Она впервые заметила, что подушечки его пальцев не такие уж нежные, как ей казалось в упоении их суетливых свиданий. У Адама были привычные к труду загрубелые и шершавые пальцы — вот так французский граф! Здесь, на ранчо, невзирая на толпу челяди, он был работником среди работников. Подобное открытие могло бы шокировать светскую вертихвостку, но Флоре было приятно чувствовать на себе такие пальцы.
