Глориана - Майлз Розалин (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Разумеется, он получил за это золотом, как и рассчитывал. Умный человек.
Мы заставили попотеть и его, и остальных, мы славно повеселились в то Рождество при дворе, я и мой лорд. Несмотря даже на то, что гадина Рич, леди Пенелопа, выбрала именно это время для того, чтобы приехать из деревни и одолевать нас своим обществом.
— Вашего Величества смиреннейшая слуга.
Она сделала реверанс. Я смотрела с явным неодобрением — она стала еще развязнее и толще. Живот выпирает, как нос у боевого корабля, — Господи, да она снова с пузом! Сколько у нее детей от мужа? — по слухам, последний появился без всякого участия со стороны лорда Рича. А как разряжена, несмотря на свое положение, — шляпка и все прочее. Но мне-то что? Если ее муженек смотрит и улыбается, то я и подавно.
Улыбалась я и в другой пикантной ситуации: разгневанная обер-фрейлина приволокла ко мне зеленую от слез Елизавету Верной и заставила ту сознаться, что беременна. О, я отхлестала дурочку по щекам, когда она, всхлипывая, призналась, что отец ее будущего ребенка — Саутгемптон; я-то все время считала, что этот писаный красавчик бегает за мальчиками, а я не люблю ошибаться! Хуже того, он не только соблазнил ее, но и взял в жены, лишив меня законного права выбрать своей фрейлине мужа. За это я наградила ее еще парой оплеух, а вдобавок оттаскала за волосы и бросила обоих в Тауэр — охладиться. Но я была довольна жизнью и могла себе позволить быть доброй.
Даже когда я узнала, что эта распутница Пенелопа Рич предоставила Саутгемптону и Бесс Верной дом для свиданий и, более того, уговаривала девушку, я все равно решила, что не позволю им испортить мне радость общения с моим лордом.
А он был такой ласковый! Можете потешаться над старухой, которая оплачивает благосклонность молодого человека, однако, клянусь, это стоило любых денег, вернее, такую благосклонность не купишь за все сокровища мира! Конечно, я никогда не видела его жены — она меня не волновала. В любом случае, бедная Фрэнсис была мне не помеха — она, как верная жена, жила в деревне и рожала.
Мой лорд скрывал это от меня, никогда о ней не говорил, но когда Роберт сообщил мне, что она родила сына, я за него порадовалась. Он поселил ее у матери — ненавистная Леттис по-прежнему, хоть и в опале, жила и здравствовала, чтоб ей пусто было, — я так и не простила их брак с Робином. Бесс Трокмортон, теперь леди Рели, проживала в Шерборнском аббатстве, имении Рели, так что я могла, не страшась волчиц, наслаждаться близостью моего лорда.
Но тут случился Кадис.
Глава 6
Кадис.
Мария божилась, что, когда ее вскроют, то прочтут на ее сердце кровавые буквы Кале». Когда будут вскрывать меня, этим словом окажется Кадис».
Оно будет вписано рядом с Ирландией» в эти каменные развалины, кладбище моего сердца. Однако Кадис был раньше.
Кадис. Он должен был стать величайшей победой моего лорда, часом его торжества. Я-то считала его только придворным, а он, оказывается, грезил о ратной славе. Я любила его в шелках и атласе, он мечтал о коже и стали. Я радовалась, что Испания дремлет; он всегда был готов разбудить спящую собаку, просто чтобы послушать лай. Я предпочитала войну без войны — когда испанский король не решался на нас напасть, а мне не приходилось тратиться на военную потеху. Но моему лорду любая потеха была не в радость, кроме военной, а раз так — подавай ему потеху в его вкусе.
Она началась в Гринвиче в самый разгар нашего веселья: как-то утром меня разбудило от тяжелой дремоты глухое, похожее на гром ворчание. Однако для грозы время года было еще раннее, кроме того, звук не раскатывался по округе, как гром. Мне не пришлось в страхе звать моего лорда; он уже ждал в смежной комнате и с жаром приветствовал меня одним ненавистным словом: «Война»!
— Господи Боже мой, что это значит?
— Пушки, мадам, испанцы осадили Кале! Вы слышите войну!
За ним стоял лорд-адмирал — кузен Говард, Роберт и Берли, Рели, старый кузен Ноллис и лорд-хранитель пяти портов — лорд Кобем. Он-то и шагнул вперед, посеревший от бессонной ночи, поклонился скованно, и немудрено, ведь ему пришлось скакать несколько часов, чтоб поспеть с вестями к заре.
— Ваше Величество, испанцы вторглись во Францию, они на северном берегу, у врат Кале!
Я потянулась, чтобы опереться на моего лорда.
— А что французы?
Он подал мне руку, сказал хриплым от волнения голосом:
— Французы и голландцы сражались, как защитники Трои, но они разбиты.
Рели покачал головой:
— А если испанцы вступят в Кале…
Кобем не мог сдержаться:
— Тогда мы опять вернемся во времена Армады, когда ждали, что десятки тысяч под командованием герцога Пармского вот-вот хлынут на нашу землю!
Роберт шагнул вперед:
— Они не вторгнутся!
— А дела другого суверенного государства нас не касаются, — устало вымолвил Берли. — Надо сохранять мир.
— Мир! — оскалился мой лорд. — Надо воевать!
Однако, чтобы сохранить мир, нередко приходится воевать. В ту ночь мне приснился бог войны Марс — то был юноша в черненых боевых доспехах, как у моего лорда, в черном шлеме с опущенным забралом. Он стоял на высоком холме и громко обращался к стоящей внизу черной толпе, все было черно, голос его гремел: Ныне мы вновь должны вынести войну вон из нашего королевства, как горящие уголья, а не ждать, пока они с шипением обрушатся нам на голову!»
Он повернулся ко мне, снял шлем с колышущимся черным плюмажем. На меня смотрело лицо моего лорда.
Я вновь стала Беллоной, богиней брани, — его матерью, возлюбленной, но прежде всего — королевой!
— Ладно, если только война принесет нам мир, пусть будет война, но подальше от наших берегов.
— Тогда отправьте нас в Кадис, мадам, — настаивал мой лорд, его прекрасное лицо лучилось боевым пылом. — Мы подпалим королю Филиппу бороду, сожжем его боевые корабли, ограбим галионы! Озолотим вас, обескровим его — ему придется убраться из Европы, из Кале на веки вечные!
Он вкратце набросал мне план кампании. Какая же я дура! Пока я считала его образцовым придворным, он продумывал планы ведения войны! Он собирался взять Кадис, потом отплыть к Тринидаду в Вест-Индии, потом к Испанскому материку.
— А когда назад?
— Ваше Величество, как мне знать это?
Господи, зачем я его отпустила?
И зачем согласилась дать на эту авантюру пятьдесят тысяч фунтов?
А если бы ценой оказалась его бесценная жизнь?
После Зютфена Робин говорил мне, что мой лорд бесстрашен в бою. Чтобы сдержать его порывы, я назначила командовать флотом кузена Говарда, лорда-адмирала, а Эссексу поручила сухопутные войска. Рели отправился с ними — он одинаково хорошо сражался на суше и на море и знал что делает. Опытный воин, он умел служить под чужим началом, умел подчиняться.
Не то что мой лорд — тот умел только командовать и не признавал ничьей власти, кроме собственной. Он начал затевать ссоры, писал мне Говард, еще до выхода из Ла-Манша.
Говард писал мне по две-три депеши на дню, негодовал на заносчивость моего лорда, на его грубость и нежелание слушать советы, не говоря уж о подчинении, стремление единолично завоевать всю славу. И в каждом столкновении мой Говард, который умел сохранить согласие между семью командующими во времена Армады, теперь терпел поражение от одного.
— Господи! — плакала я, читая его письма. — Надо смирить это дерзкое сердце, сломить эту гордыню!
Но тихий голос в ушах рыдал: Поздно!»
Кадис взяли.
— Они сообщают, что одержали великую победу, — с такими словами промозглым осенним утром вбежал ко мне маленький Роберт. — Часть галионов захвачена, часть сожжена, город разграблен, и там, как пишет милорд Говард, взята богатая добыча.
Мой лорд тоже писал, в духе истинно воинском:
