Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll" (лучшие книги TXT) 📗
Вернувшись в комнату, Фрея напрочь забыла о письме отца, что осталось в глубоком кармане пальто, и принялась рисовать иллюстрации, пока Алисса рассуждала вслух о прошедшей встрече, в которой многое выдавалось странным. Фрея слушала её вполуха, когда на ум пришла внезапная мысль о том, какой могла быть действительность, если бы она дала Джеймсу незамедлительное согласие.
В восемнадцать она бы стала чьей-то женой, с чем, кажется, не так уж плохо справлялась Рейчел. Первое время они не смогли бы жить вместе, потому что ей оставалось два с половиной года учиться, к тому же после окончания университета Джеймс вряд ли был бы намерен оставаться в Оксфорде, где не было никаких перспектив.
Где бы они жили? Под одной крышей с отцом ей было бы слишком неловко, но вместе с родителями Джеймса слишком невыносимо. Вряд ли, они смогли бы собрать за короткое время достаточно денег, чтобы купить собственный дом, разве что приняли бы помощь от родителей. В этом бы отец отказывать не стал, как бы не был рассержен за сделанный дочерью выбор. Может быть, часть денег они могли бы получить и от родителей Джеймса. Жить в новоприобретенном доме вместе они могли бы лишь на каникулах, чего было мало, но что было временным.
После окончания учебы Фрея бы навсегда переехала в Лондон, после чего их семейную жизнь можно было назвать настоящей. Она не представляла себя женой в обычном смысле этого слова. Фрея не умела готовить, была слишком неумела в уборке и нерасторопна в быту. Ей не были известны секреты домохозяйничества, вырезанные из авторской анонимной колонки в женском журнале. Всю сознательную жизнь Фрея видела в доме сменявшиеся лица кухарок и горничных, которые делали всю работу вместо неё, из-за чего она не могла взять бытовую рутину на свои плечи, чего и не хотела делать.
Может, им удалось бы нанять горничную, которая приходила бы несколько дней в неделю. Или пока она не научилась бы готовить сама, раскошелились бы на кухарку. Кроме того в своем воображении Фрея оставляла себе ещё время для рисования и Джеймса, что было единственным для неё значимым.
Ещё более ужасающей оказалась мысль о предстоящей беременности. Она была слишком молодой, чтобы стать матерью. Пусть даже это случилось бы через два года, три или даже пять, Фрея не представляла, что могла бы быть готова подарить другому человеку жизнь. Случайно или нарочно, но она боялась забеременеть. Да и к тому же вообразить Джеймса в роли отца было крайне сложно. Может, ему и самому бы того не хотелось, и они до конца жизни были лишь во власти друг друга? Этого было бы достаточно. Ей было бы достаточно лишь его.
Намного проще в роли родителей можно было представить Алиссу и Дункана. У кузена был хороший пример семейных взаимоотношений, позаимствованный у родителей, которые на протяжении годов оставались образцом и для Фреи. Спенсер тоже мог бы стать хорошим отцом, но вот в способности Рейчел быть образцовой матерью она сомневалась. Если бы всё по истечению лет оставалось так, как было теперь. Они бы дружили семьями, и разве это не было бы замечательно?
Потерявшись в сомнительных мыслях, Фрея забыла о письме отца на несколько дней. Почти всё время она проводила с Джеймсом, забыв даже о временном соседстве Марты, которая поселилась в комнате Рейчел. Они вместе учились в библиотеке или у неё в комнате, посещали столовую или закусочную, гуляли, особенно часто взбираясь на холм, с которого открывался вид на город. Рисовать удавалось зачастую поздно вечером, когда она возвращалась домой. Уединялись, когда оставались на сьемной квартире одни, что получалось не так часто.
Марта продолжала оставаться в городе на протяжении следующих полторы недели. Её присутствие надоело даже Рейчел, которая хотела намного больше времени проводить с Алиссой и Фреей, в конце концов, со Спенсером вместо того, чтобы уделять его школьной подруге. Алисса, занятая написанием идеальной речи, почти не замечала её. Фрею её присутствие немного раздражало, но рядом с Джеймсом, она забывала о девушке вовсе.
Она вспомнила о письме отца, только когда то случайно выпало из кармана. Фрея вернулась домой после занятий, и пальто упало с плеч напол. Один вид помятого конверта кольнул уже знакомым чувством вины.
Фрея переместилась за стол, где раскрыла конверт, в котором обнаружила сразу два листа бумаги. Один из них был сложен в ровный прямоугольник, чистый, с ровными буквами, в которых было легко распознать твердую руку отца. Второй был скомкан и больше напоминал вырванный из старого блокнота лист, на котором к тому же виднелось пятно в виде полукруга от чашки кофе. Сердце замерло, как только распознало почерк Джона, что всё ещё оставался узнаваемым.
«Уважаемый мистер О’Конелл,
Я не стал распространяться об этом, но считаю, что вы должны знать. Когда я делал вашей дочери предложение, то был уверен, что должен был взять в жены приличную, но что намного важнее — нравственную, девушку. На протяжении наших отношений она держала меня на расстоянии, что я больше всего ценил в ней и что больше всего мне нравилось. Теперь же она позволила этому измениться.
Не знаю, осведомлены вы в том или нет, но Фрея состоит в отношениях с некоим Джеймсом Кромфордом, из-за которого не получившая вашего благословения помолвка не оказалась разорванной. Вы должны быть наслышаны о похождениях этого своенравного молодого человека, который славиться не только фамильной состоятельностью и кровной благородностью, но ещё и любовными связями.
Фрея угодила в ловушку его обояния, но спасать её слишком поздно. Ваша дочь глубоко испорчена. У меня есть основания полагать, что она больше не девственница, что снижает её шансы найти достойного мужа. Думаю, Фрея ещё сама не осознает, насколько большую ошибку совершила, но пока она не стала частью того мира, который окружает Джеймса Кромфорда, её ещё можна спасти. Как по мне, кроме вас никто не может её образуметь, поскольку только у вас есть достаточное влияние на дочь, которая, как я сумел убедиться на своем горьком опыте, не сможет пойти против вашего слова.
Мне жаль сообщать, что ваша дочь снизошла к плотским пошлостям, но вы должны знать об этом. Фрея достойна лучшего, чем может предложить ей Джеймс Кромфорд. Да и к тому же в продолжительности их связи нельзя быть увереным.
Надеюсь, однажды вы встретите меня в своем доме гостем и не будете держать обиды за всё произошедшее. Я глубоко искренне любил вашу дочь и, кажется, всё ещё люблю, как никого другого, но даже если бы вы дали своё благословение теперь, не уверен, смог бы я его принять в связи со случившимся.
Очень жаль,
Джон Томпсон»
Фрея перечитала письмо ещё трижды, но слова оставались теми же и их порядок был неизменным. Посреди горла застрял огромный ком, глаза набрали влаги. Казалось, она забыла, как дышать, когда дрожащие пальцы развернули второе письмо.
В нем отец сообщал, при каких обстоятельствах и когда обнаружил письмо Джона, что было не так интересно. Слезы хлынули из глаз, когда он в приказном порядке велел прекратить отношения с Джеймсом, угрожая избавить наследства и отречься от неё окончательно. Обещал, что найдет приличного молодого человека, который примет её испорченной, что будет сложно сделать, но у него уже был кое-кто на примете. Тем не менее, мистер О’Конелл обещал не принимать никаких мер, пока дочь не сообщит ему о своих намерениях. Он оставлял небольшой выбор — Джеймс или благоразумие.
Слова резали глаза. Отец был жесток в убеждении, что Джеймс не сможет сделать её счастливой и рано или поздно бросит. Писал о неизбежности их расставания, невзирая на любые заверения парня. Даже в его предложении руки и сердца нельзя было оставаться уверенным, поскольку это было частью некоей извращенной игры, в которую Фрея играла вслепую, не зная правил. Отец был неустан в повторении того, что даже ради неё Джеймс не мог измениться.
Стук в дверь оторвал её от письма. Фрея вытерла тыльной стороной ладони глаза и влажный нос. Бросила хриплое — «Сейчас», прежде чем спрятала письма в конверт, что положила в комод, откуда никто не должен был его достать. Стук прекратился, но она подозревала, что стоявшей за дверью продолжал ждать, когда откроют.
