Искушение Анжелики - Голон Анн (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— А я, пастор, в вашем глазу, который весь налился кровью, без труда вижу ту кровь, которая хотя и не адского происхождения, тем не менее густа и опасна для вашего здоровья. И я вижу, что вы рискуете окочуриться в результате яростного исступления ваших чувств…
Старый врачеватель поднялся и с лукавым видом подошел к вспыльчивому священнику. Он заставил его нагнуться, рассматривая белки его глаз.
— Я не буду принуждать вас к кровопусканию с помощью ланцета, — сказал он. — С вами это будет работа, которую придется повторять без конца. Но в моей сумке есть кое-какие травы, которые я отыскал благодаря моему гнусному любопытству, и надлежащее лечение которыми позволит вам приходить в ярость, не рискуя, — столько раз, сколько вам потребуется.
— Отправляйтесь в постель, пастор, — сказал он. — Я буду вас лечить. И, чтобы отогнать демонов, я буду жечь кориандр и семена укропа.
На этом речь пастора и закончилась в тот вечер.
Глава 5
Толстые деревянные балки издавали запах меда, несколько букетиков сухих цветов были повешены в углах комнаты.
Анжелика проснулась среди ночи. Крик козодоя раздавался во тьме, проколотой лучами далеких звезд. Его протяжное пение на двух нотах напоминало замирающее гуденье прялки — то близкой, то далекой. Анжелика привстала и, опираясь двумя руками о подоконник, стала всматриваться в лес. Англичане в Новой Англии рассказывают, что козодой повторяет двумя монотонными криками одну и ту же фразу: «Плачь! Плачь! бедный Гийом!»
Это пошло с тех пор, как Гийом нашел свою жену и детей убитыми. В предыдущую ночь он слышал козодоя. Но то был крик индейцев, которые прятались в чаще и перекликались, приближаясь к хижине белого колониста.
Внезапно пение козодоя прекратилось… Какая-то тень пролетела на фоне ночного неба. Два больших острых крыла, длинный округлый хвост, мягкий и бесшумный полет и внезапный зигзаг, глаз, блестящий фосфорическим красным блеском… Козодой охотился.
Громкое стрекотание тысяч кузнечиков, кобылок и кваканье лягушек наполняли ночь; из леса доносились запахи звериного помета, ягод и тимьяна, изгоняющие запах стойла и грязи.
Анжелика снова легла на высокую дубовую кровать с витыми столбиками, подпирающими полог, ситцевые занавеси которого были раздвинуты из-за жары этой июньской ночи.
Льняные простыни, сотканные руками Сары Уильям, хранили тот же свежий аромат цветов, что и вся комната.
Из-под нижней части кровати вытянули большую деревянную раму с ремнями, на нее положили матрац. Это была постель ребенка, которого укладывают рядом с родителями. В эту ночь здесь спала Роз-Анн.
Анжелика почти тотчас же снова погрузилась в сон.
Когда она открыла глаза, небо розовело над темными и ровными кронами вязов, поднимающихся на холме. Сладкоголосая песня дрозда сменила плач козодоя. Аромат сада, прислонившейся к стенам сирени прогнал испарения ночного леса.
Желтые тыквы, которые лежали в траве возле домов, укрывшись своими узорчатыми листьями, блестели, как лакированные, от обильной утренней росы.
Запах сирени наполнял свежестью омытый росою воздух.
Анжелика снова облокотилась у маленького окна. Один за другим двурогие силуэты деревянных домов всплывали из утреннего тумана. Крутые неровные крыши с коньком наверху спускались с одной стороны почти до земли, наподобие ларей для соли. Верхние этажи уступом нависали над нижними. Кирпичные трубы высились посередине острых гребней крыш. Дома, большие и прочные, напоминали замки елизаветинских времен. Построенные большой частью из обтесанной сосны, они золотились в свете занимающегося утра.
Некоторые риги, сложенные из бревен, были крыты соломой, но вся деревня дышала зажиточностью и гармонией.
За небольшими ромбовидными стеклами в свинцовых оконных переплетах без ставень зажигались свечи. Во всем был виден спокойный комфорт, созданный старательным трудом, вниманием ко всем сторонам бытия, стремлением не терять ни минуты драгоценного времени. Но разве жизнь в поселке, выросшем в этих отдаленных долинах, не была соткана из, казалось бы, незначительных, но столь необходимых деталей! Поэтому цветущие сады и огороды возникали не столько для отдохновения глаз и душ, сколько для того, чтобы давать в изобилии овощи, целебные ароматические растения и пряности.
Пораженная и восхищенная, Анжелика размышляла о натуре этих англичан, уже вставших с молитвой на устах, привыкших рассчитывать только на самих себя и столь не похожих на тех, с которыми она встречалась прежде.
Вытолкнутые в Америку своим ожесточенным и неутолимым стремлением молиться по-своему и найти для этого клочок земли, они уносили с собой и подобного себе Бога, который запрещал зрелища, музыку, игру в карты и яркое платье — все, что не было Трудом и истинной Верой.
Именно в ценностях хорошо исполненного и плодоносного труда черпали они вдохновение и вкус к жизни. Стремление к совершенству заменяло у них наслаждения и чувственные радости.
Но сомнение и беспокойство не переставали тлеть в их душах, как свеча, зажженная в доме покойника. Этому способствовали и новая страна, и ее климат. Выросшие на пустынных берегах среди заунывных звуков моря и ветра, шелеста языческих лесов, эти пуритане были уязвимы к патетическим и грозным проповедям своих пасторов.
Не признавая святых и ангелов, они оставили в своем вероучении место лишь для демонов и видели их повсюду.
Они знали всю их иерархию — от маленьких гномов с острыми ногтями, которые продырявливают мешки с зерном, до зловещих князей тьмы, наделенных каббалистическими именами.
И однако, красота страны, куда привел их Всевышний, говорила в пользу ангелов.
Раздираемые, таким образом, между мягкостью и насилием, цветами и терниями, честолюбием и самоотречением, они имели право жить, лишь постоянно помышляя о смерти.
Но они еще недостаточно были проникнуты этим духом, полагал преподобный Пэтридж, что ярко дало о себе знать в его воскресной проповеди.
Анжелика, склонившись у окна, с удивлением видела, что наступающий день не вызвал в деревне никакого оживления. Никто не выходил из домов, за исключением нескольких женщин, неторопливо отправившихся на реку за водой.
Ведь это было воскресенье. Воскресенье! И для католиков тоже, так напомнил ей плаксивый голос Адемара, окликнувшего ее с улицы.
— Сегодня день святого Антуапа из Падуи, мадам!
— Пусть он поможет вам снова обрести самообладание и храбрость, — сказала Анжелика, так как французский святой имел репутацию помощника в поисках утраченных предметов.
Но солдат не принял шутки.
— Это большой праздник в Канаде, мадам, и вместо того, чтобы участвовать в красивой процессии где-нибудь в хорошем и благочестивом французском городе, я нахожусь здесь, между полчищ дьяволов, среди еретиков, которые распяли нашего Господа. Я буду наказан, наверняка! Что-то произойдет, я чувствую…
— Замолчите! — бросила ему Анжелика. — И уберите ваши четки. Вид этого предмета смущает протестантов.
Но Адемар продолжал конвульсивно сжимать их и взывать, бормоча, к Святой Деве и всем святым. За ним по-прежнему повсюду безмолвно следовали маленькие пуритане в башмаках, особенно ярко начищенных в этот день, в надвинутых на глаза круглых шляпах или черных колпаках.
Воскресенье, о котором группа французов не подумала, отправляясь в путь, спутало их планы.
Все остановилось. И речи не могло быть о том, чтобы заняться приготовлениями к отъезду. Это бы скандализировало жителей деревни.
И старого Шеплея, который шел по улице со своей сумкой и мушкетоном на плече, направляясь вместе с индейцем к лесу, провожали сумрачные взгляды, враждебный шепот и даже угрожающие жесты. Но он, все так же сардонически улыбаясь, не обращал на это внимания. Анжелика позавидовала его независимости.
Старик внушал ей такое же доверие, как некогда Савари.
Занятый наукой, он давно уже отбросил предрассудки своих единоверцев — предрассудки, которые могли бы помешать удовлетворению его страсти. И, когда он вертелся в лесу, приплясывая и шевеля худыми растопыренными пальцами, это означало, что он заметил какой-то цветок или почки в листве, и, произнося их латинские названия, запоминает, где они растут.
