На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Слова Натальи о Прощенье-дне вызвали в Лизе совсем не нужные воспоминания о Прощеном воскресенье и подтолкнули, наконец, отправить письмо Александру. Написанное еще в начале зимы, оно так и оставалось до сей поры в ящике комода под ворохом белья. Лиза тогда нашла в себе смелость отослать письма только к кукловоду, для верности направив по двум известным ей адресам.
Спустя несколько дней, пропутешествовав по Москве, письма Лизы и Натали к графине вернулись в Хохловский переулок нераспечатанными. Лизавета Юрьевна былые грехи прощать никому не собиралась. А чтобы у тех, кто пытался получить ее прощение, не возникло повторного порыва, спешным порядком отбыла в свое подмосковное имение, как сообщил Лизе дворецкий через посланного в дом Дуловых человека.
— На что я надеялась, право? — иронично восклицала Наталья, поджигая письмо от одной из свечей. — Она же не умеет прощать. Готова помочь, коли будет расположена к тому, но ежели что не по ней — не сжалится…
— Все в руках Божьих, — тихо вздохнула Лиза.
Это произошло в начале мая. Почта от Никиты, задержавшись в пути, пришла не на Светлой неделе, а спустя почти месяц. Лиза всегда вскрывала послания из Твери со странным трепетом. Все страшилась обнаружить в одном из них новости о женитьбе Александра на барышне Зубовой. Сама не понимала, почему такие мысли приходят в голову, вспоминая иронично-злое отношение графа к браку и вообще к чувствам. Но все же нет-нет, да замирало сердце, когда она быстро скользила взглядом по строкам.
Вскрывая это письмо, Лиза ощутила привычное волнение. Но Никита, как обычно, о Дмитриевском в письме молчал. Единственный раз, он упомянул его фамилию в конце зимы, и то речь шла о Василе. До Никиты, вестимо от Натали, дошли сведения, что младший Дмитриевский выхлопотал себе паспорт и отбыл сначала в Одессу, а после морем — в длительное путешествие за границу.
«Je pense que vous devez etre tres soulagee maintenant et Moscou[325]», — писал Никита. Но спокойнее не становилось. Не только Василь мог служить напоминанием о ее прошлом. В любой момент она могла повстречать на одном из вечеров в Собрании ее сиятельство. Или столкнуться нос к носу с Головниным, как чуть не случилось на Фоминой неделе[326] в букинистической лавке на Кузнецком мосту. После ее еще долго трясло в полумраке кареты, и снова вспомнился зарок вести жизнь в добровольном затворничестве, невзирая на все уговоры Натали.
Для себя Лиза уже все решила. Наверное, еще тогда, после неожиданной встречи с Борисом. Ей не хотелось более оставаться в Москве, не хотелось опасаться, что в любой момент ее спокойная жизнь может рухнуть, как карточный домик. Нужно вернуться в родную деревню! Загвоздка состояла лишь в том, что маленькое имение, будучи наследством Николеньки, по закону перешло под опекунство графини. Сама же Лиза могла заявить о своих правах только в конце августа, по достижении совершеннолетия[327]. И более всего к тому моменту ей хотелось бы, наконец, воссоединиться с братом.
Очередные известия от Никиты заставили Лизу на какое-то время позабыть тревогу о том, прочитал ли Александр письмо. Впервые за долгие месяцы ей отчетливо привиделось, что она наконец-то ухватила нить, которая приведет ее к Николеньке.
За завтраком, запинаясь от волнения, Лиза поделилась задумкой Никиты с семейством Дуловых.
— А может статься, и не будет той литографии в альбоме, — возразил, выслушав ее, Григорий. Он откинулся на спинку стула и маленькими глотками пил обжигающе горячий травяной чай, спасавший его от приступов головной боли. — И тогда нить эта Ариаднова сызнова в никуда.
— Ах, Жорж с самого утра такой бука! — перебила Наталья, ласково гладя мужа по руке. — Не слушайте его, Lisette, это все от головной боли. Бедные его люди… нынче им знатно достанется на орехи за малейший промах.
— Вы правы, Григорий Александрович, говоря о нити Ариадны, — заметила Лиза, стараясь не пускать сомнения в душу. — Что есть надежда, как не нить, ведущая нас среди мрака отчаяния? Так и нить Ариадны вела чрез темноту коридоров, дабы вывести к свету.
— Пусть так, — согласился Григорий, примирительно вскинув ладони. — Только увольте от греков с их сказаниями! Меня изрядно помучил ими в отрочестве мой француз. Это Никита Александрович любитель обсудить гомеровские времена, не я. И все же… при его жалованье тратиться так на альманахи да сборники литографий…
— Cessez de geindre, moh cher[328], — шутливо стукнула по столу ладонью Натали. — Вы становитесь несносны. Я решительно жалею, что позволила вам давеча провести всю ночь за картами у этого Прозорова. Да и тема ли за столом — про porte-monnaie?
— Верно, — раздраженно буркнул Григорий. — Сплетни про женитьбу Пушкина — вот славная тема. Да про то, к кому сватов пошлет — к Ушаковой аль к Гончаровой?
Над столом разрасталось облако взаимного недовольства, которое Лиза уже привычно постаралась погасить. Григорию следовало предложить еще чашку травяного чая с тонким ломтиком лимона, его супруге — подвинуть сладости, а затем увлечь ее разговором о предстоящем вечере у Вяземских. Натали хотела ехать туда непременно с Лизой. Пришлось согласиться, чтобы за столом воцарился мир.
В гостиной у Вяземских пробыли до позднего вечера. Лизу, в отличие от Натали, не особо интересовало, как будет решен вопрос сватовства Пушкина. Ей просто хотелось чем-то заполнить время до того, как приказчик одной из лавок Гостиного двора принесет в дом Дуловых заказанный для нее Никитой альбом с литографиями московских видов.
«Я не устану бранить себя, что не подумал о том тотчас, как вы упомянули о церкви. Быть может, мои хлопоты напрасны, и ее изображение не встретится вам среди литографий. Но будем молиться. Господь милостив»
Альбом прибыл спустя три дня. Бархатная обложка, страницы из плотной веленевой бумаги, роскошные иллюстрации — все говорило о том, что цена его значительно превышает привычные расходы гвардейского ротмистра.
— Ну же! — взволнованно воскликнула Натали, подавая Лизе, распаковавшей сверток, увеличительное стекло в серебряной оправе. — Давайте взглянем, а то, клянусь, я умру от любопытства!
Это позднее, пересматривая альбом, Лиза будет подмечать мельчайшие детали, искусно запечатленные живописцами и восторгаться их талантом. В те же минуты они с Натали походили на искателей сокровищ. Каждый храм, который встречался им на станицах, был исследован вплоть до самого еле заметного узора. Они пролистали почти до самого конца, когда Натали победно указала пальцем на лист:
— Вот она! Это точно она, говорю же, — прибавила она в волнении, заметив сомнения Лизы.
— Колокольня, — только и смогла произнесла Лиза, с трудом сдерживая слезы. На рисунке Николеньки не было высокой колокольни. Да, количество маковок, их цвет, расположение крестов схоже, но колокольня…
— Все пустое, — Лиза в сердцах захлопнула альбом. — Наивно было полагать, что я способна разыскать его. Это сродни поиску иглы в стоге сена.
— Мальчик — не игла, — возразила Натали. — Возмутительно подло со стороны Дмитриевского-младшего — не сообщить вам о местонахождении Николя. К чему это? Месть? Только мерзавец на такое способен.
— Я никогда не говорила, что Василий Андреевич виной всему, — ровным голосом поправила ее Лиза, отодвигая от себя альбом. Спустя несколько недель после злополучной встречи в театре ей уже удавалось сохранять хладнокровие при упоминании прошлого. — Не стоит поносить его так.
— Но и не отрицали того, — парировала Натали. — Будь у господина Дмитриевского совесть, мы бы давно знали о судьбе Николеньки. Но, видимо, Господь обделил его таким качеством.
— Как и многих по нашему времени, — грустно улыбнулась Лиза.
Надо бы было подняться из-за стола да позвонить, чтобы начинали готовиться к ужину, но сил совсем не осталось. Ей было до слез горько и обидно, что Григорий оказался прав, и альбом обернулся лишь бесполезным дорогим приобретением.
