Трав медвяных цветенье (СИ) - Стрекалова Татьяна (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Давай… как есть… вожжами обкручивай! – прикрикнул хозяйский голос, – что бревно, вынесем… вон телега… в сено зароем, – и скомандовал напористо, – ну! быстрей, ребята! И так завозились.
Всё ещё выкручивающегося Гназда облепили пыхтящие от напряжения недруги. «Погубить опасаются… – мелькало в блёклом сознании, – в колодки, значит…»
Стах рванулся с неожиданной силой. «Эк!»
Насевшие враги крякнули. В какой-то миг все три головы ненароком оказались вместе.
И тут же – тяжкий снаряд просвистел через всю харчму, точно приземлившись на три взъерошенные, мокрые от пота кочки голов.
Это ещё одна сосновая лавка выступила на сцену, сметая на своём пути не к месту торчащие кочки.
Дружно грохнулись три головы, как пустые горшки о пол. Стаху – вскользь: чутьём в сторону дёрнулся молодец.
И тут же прыгнул кто-то, дробный и быстрый. И тут же выстрел грянул под низкой крышей продымлённой харчмы. И тут же рядом рявкнул мужик – и тоненько, с подвыванием – застонал. А Стаху – совсем рядом, аж, под правую руку – нежданно отлетел нож.
Встряхнувшись, глазам Гназд не поверил: на вершок от него лежал хороший большой нож и поблескивал голубой наточенной гранью…
Сколько удалось собрать сил – потянулся Стах спутанной рукой к тому ножу. С мукой выворачивая – кое-как выпростал из крепкой сети два пальца. Самыми кончиками еле-еле дотянулся до острия. Осторожно захватил его – и подтащил к себе. А там – перехватывая лезвие ещё… ещё – аккуратно подвёл к тонкой верёвке сетки…
Освободив руку, сразу заработал молодец ножом. Как можно быстрее и незаметнее. Но никто не препятствовал ему. Отвлеклась боевая братия. Четверо из строя выбыли, двое других под дулами двух пистолетов дыхнуть не смели, и покорные руки подрагивали на уровне белых от страха глаз.
Два пистолета в обеих руках направлял на них невысокий жилистый молодец. Глаза его из-под нахлобученной шапки, над повязанным лицом – торжествующе сверкали. Голос меж тем рокотал сдержанно и насмешливо:
– Что? Не узнал, Дормедонт Пафнутьич?
Вот от этого имени у Стаха по мышцам холодная волна прошла. Господи! Да разве могло прийти в голову?! Вон, что за призрак из прошлого! Не то, чтобы Стах его напрочь из памяти вымел – но если и вспоминал когда – только так:
«Ну, почему умерла добрая любящая Токла – а дочка его всё живёт и живёт?!»
А самого давно похоронил мысленно. Думал – никогда и не столкнётся. Ан – объявился Дормедонт Пафнутьич. И – похоже – в большую силу вошёл, коль на Гназдов замахнуться дерзнул. А это кодло его – поди, наймиты? Э, нет… не все… вон тот, что рядом – похоже, сын. Смутно помнил Стах это лицо – тогда ещё мальчишеское. Что ж? Возмужал. А сам Дормедонт раздался да поседел ещё. Только всё – не старик. Объявился, значит.
Что ж нужно Лавану спустя десять лет? С какой стати так понадобился ему Гназд в порубе – что на лихое дело рискнул?
Так ведь, – заскулило с тоской в душе у молодца, – у него ж вся жизнь – лихое дело. Вот и до этого дозрело. Не хочешь, зятёк, доброй волею – будешь в колодках – а стад Лавановых тебе не миновать.
Плюнуть захотелось Гназду. Недаром – подумалось – всегда в харчме пол заплёван. Не где-нибудь – а в харчме, девки пляшут, роняют ложки дураки да Лаваны сети развешивают.
– А? Дормедонт Пафнутьич? – звучал едкий и негромкий голос удалого молодца с прицельными пистолетами, – вижу, запамятовал. А ну – как напомню? – слова поцедились медленней, размеренней, – вот как среднему твоему… ишь, поёт! Ладошка-то… сможет ли ещё ковшичком воды черпнуть?
Хрипящий мужик мычал и корячился на полу.
– Помилосердствуй… – почти прошептал Дормедонт, – ты ж мне двух сынов покалечил. Будет!
– Тот отойдёт, – хмыкнул грозный молодец, – жив. Это мне ты жизнь обломал – не поправить.
Пристальный взгляд его сделался безжалостным. Концы ржаных усов приподнялись лютым оскалом:
– Ты ж мне семью сгубил! Мне ж теперь, трудами твоими – вот эти два ствола – всё, что есть в жизни! Зато уж, – обнадёжил злорадно, – не промахиваюсь!
– Слышь… милый… не губи, – тихо и со слезой пролепетал Дормедонт, – я тебе денег дам… все дам, что с собой.
Молодец хохотнул:
– Ты мне дашь… Я и сам возьму… не чужое, поди!
И жёстко произнёс:
– Умереть боишься? Да я за твою жизнь поганую греха на душу не возьму – только не дёргайся, не искушай.
Уразумевший ситуацию Стах не торопился поднялся на ноги. Голова ещё звенела, но тело слушалось, руки-ноги действовали. Однако нужно было обезопаситься – а значит оговорить условия. И он спокойно и предупреждающе произнёс:
– Эй! Товарчу! Я тебе подспорье. Согласен?
– Давай, – не глядя, обронил воитель с пистолетами.
– Тогда так… – Стах решительно встал с замызганного пола, – сеть порезал, за вервие сойдёт… и ещё есть… про меня заготовлено. Гляди в оба – свяжу нижних, потом верхних…
И Гназд добросовестно и ловко проделал обещанное. Крепко-накрепко сплёл попарно и троекратно шесть рук лежащих рядом с перевёрнутой лавкой – да и с лавкой соединил для верности. Потом так же по-деловому подошёл к Дормедонту с сыном. Обоим по две вместе руки связал, обоих подтащил с поддерживающему крышу столбу и прикрутил к нему. Тут же прощупал, отобрал оружие, а был навар недурен: плохого Дормедонт не держал.
Новый товарищ опустил два пистолета. Третий, из которого пробил руку Дормедонтычу-среднему, колыхался сбоку на ремне. Впрочем, стрелок не прятал пушки, ненароком приглядывая: дверь, окна, народ, за углами да столами хоронящийся. Однако ж увязанных розеткой пленников обыскал основательно. И ножи, и стволы отобрал – а денег при них не было. Деньги у Дормедонта все были. Как и следовало ожидать. Их и забрал молодец все до последнего, пройдясь по пазухам-карманам вдругорядь. И табак выгреб.
– Уходим, – кивнул ему Стах.
Задерживаться – верно – не стоило. Неизвестно, что за силы заполнят в следующие минуты пространство под чёрной от копоти крышей просаленной харчмы. Ещё раз внимательно оглядев покидаемые рубежи, оба молодца быстро выскользнули за двери и, покуда не отходя, осмотрелись.
У коновязи не было лошади Стаха. Стах не удивился – только с досадой дёрнул ртом. Переведя взгляд левее, он вдруг обнаружил её, уже без седла – на постромке впряжённую в ладную телегу, с каурым коренным. Призывно толкнул товарища. Рванулись, было, оба к обретённой упряжке, как вдруг, прыгнув невесть откуда, невиданное явление преградило Стаху дорогу…
Тигрица!
Свирепая и кровожадная, ощерила клыкастую пасть – тут любой закалённый в боях воитель дрогнет и оторопеет…
Ну – это, конечно, в первый момент причудилось. В самом деле – откуда ж в белых краях метелей и берёз – этакая тропическая живность. Понятно, никакая не тигрица – хоть поразительное сходство доне́льзя потрясало. Дыбом вставшая шерсть на загривке. Сощуренные глаза, мечущие злобный пламень. Разъятый в глухом рычании провал жадной глотки. Стена готовых вгрызться в трепетную плоть зубов. Выпущенные на всю природную длину, скрюченные и отточенные – когти-пальцы. И – клокочущая ярость в каждом движении. Вся эта стихия насмерть встала у Стаха на пути:
– Думаешь, вырвался?! А я – не пущу! От меня не уйдёшь! – рыкнула – и блеснула на солнце рыжей полосатой спиной. Спина выгнута – словно бросится зверюга. Из оскаленного рта безумные речи летят:
– Вот этими руками вцеплюсь – и не пущу! Зубами вопьюсь – не вывернешься! Хватит! Жила одна – больше не хочу! Это что ж ты творишь-то?! Меня, венчанную – знать не хочешь, а девке в ноги стелешься – головы не жаль!
С ужасом и омерзением признал Стахий в страшной твари законную супругу.
Разменяв четвёртый десяток – краше Гаафа не стала – стала злее. От обиды ли, от безбрачия… или просто от чёрной души. Поняла, наконец, что не дождётся мужа – и вот, любой ценой готова заполучить.
