Дама полусвета (Душа так просится к тебе) - Туманова Анастасия (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
Северьян был даже разочарован:
– И чего это она смылась так, словно сперла что? Дмитрич! Ты ее не обижал? Ночью-то, спаси бог, не опозорился? А то б свистнул меня на помочь…
– Пошел к черту, дурак, – огрызнулся Владимир, плохо скрывая облегчение: про себя он был страшно рад тому, что Ирэн оказалась верна своим обещаниям. Ни к серьезным отношениям, ни к даже короткому роману Черменский не чувствовал себя готовым и полностью обходился общением с Анисьей – молодой бабой-солдаткой редкой красоты и такой же глупости, исполнявшей в имении должность ключницы.
Успех «Шанхайского Ринальдини» оказался оглушительным. Владимир с Северьяном, впрочем, об этом не успели узнать, поскольку уехали в имение, не дожидаясь общественного резонанса. Обоих гораздо больше беспокоили Наташкины жалобы на колотье в спине, хромота племенного чалого и Ванькино ученье в приходской школе через пень-колоду. Все это никак нельзя было бросать на самотек, старик Фролыч уже не справлялся с хозяйством, и позволить себе роскошь круглый год проживать в столице Владимир не мог.
Дни в Раздольном пошли своим чередом. Давно закончились осенние работы, на деревне начали играться свадьбы, можно было отдохнуть от каторжной летней страды. Владимир занимался лошадьми, много читал, ездил изредка к соседям, настрочил от скуки еще несколько очерков – о крымских босяках и иркутских сплавщиках леса – и уже подумывал о том, чтобы отправить их в Москву, когда пришла взбудораженная телеграмма из сорока двух слов от Петухова. Редактор «Московского листка» описывал небывалый успех напечатанного «Ринальдини» и настойчиво звал в столицу. Владимир понял, что отвертеться от литературной работы ему теперь вряд ли удастся. Но его решение перебраться на зиму в столицу стало окончательным, когда он узнал о том, что из-за границы вернулась и поступила в Большой театр Софья Грешнева.
Первый раз Черменский встретился с нею перед самым Рождеством, на вечере у графини Анны в Столешниковом. Гостиная была полна гостями и «кузинами», слышался смех, звон бокалов, девичья болтовня, кто-то играл на рояле, кто-то напевал французские куплеты… а Владимир стоял столбом, как мальчишка пятнадцати лет, и в упор, напрочь забыв о приличиях, смотрел на Софью. Они не виделись всего год, но Черменский не сразу узнал ту испуганную, заплаканную, мокрую зеленоглазую девочку, вытащенную им из реки, в стройной барышне, непринужденно вошедшей в комнату. На Софье было простое, но довольно дорогое муаровое черное платье со строгим воротом, волосы уложены в высокую прическу, из которой словно случайно выбивалось несколько кудрявых прядей на шее и висках, зеленые глаза смотрели безмятежно, спокойно. К ее руке тут же выстроились в очередь мужчины. На Черменского Софья взглянула мельком, поздоровалась, сказала несколько ничего не значащих слов… И, вежливо улыбнувшись, отошла к сестре. И до самого конца вечера больше не повернулась к нему.
Ни тогда, ни позже Владимир так и не смог ничего понять. Графиня Анна, встречаясь с ним, только пожимала плечами. «Володя, видит бог, я сама теряюсь в догадках. Соня стала такой скрытной, такой вспыльчивой, никогда ни о чем не рассказывает… Уверяет, представьте, что ни одного письма вашего не получила! И этот ужасный человек по-прежнему рядом с ней… Я до сих пор не пойму, чем он ее взял! Соня не влюблена в него ни капли, клянусь вам! Я же все-таки женщина и чувствую такие вещи! Но она выходит из себя всякий раз, когда я пытаюсь повлиять на нее… отговорить… Ведь Соня не может, в самом деле, его любить, это просто нонсенс, бессмыслица!»
В последнем Владимир с каждым днем сомневался все больше и больше. Он уже выяснил, что Софья живет в Богословском переулке, в доме, который купил ей Мартемьянов, и однажды даже нахально, на свой страх и риск, зашел туда, зная, что Федора нет в Москве. Но выглянувшая на стук Марфа сделала вид, что не узнала Черменского, и сердито объявила, что барышни нет и не будет.
Ждать ему, казалось, было больше нечего – и тем не менее Владимир остался в Москве. Они с Северьяном сняли маленькую квартиру на Остоженке. В «Московском листке» всегда находилась работа, а вечерами можно было ходить в Большой и слушать Софью, но партий ей пока предлагали мало, и заглянуть в эти зеленые глаза, которые перерезали его жизнь год назад, Черменскому удавалось лишь два-три раза в месяц. Случалось, он встречал Софью в Столешниковом, у сестры, но она, так же, как и в первый раз, вежливо здоровалась с Владимиром, улыбалась – и более не замечала его.
Иногда в квартире на Остоженке появлялась Ирэн, регулярно наезжавшая из Северной столицы в Москву. Видясь с Черменским, она всякий раз искренне радовалась, задавала тысячу вопросов о Раздольном, о Северьяне, о Наташке с Ванькой, проглатывала все, написанное Владимиром за время ее отсутствия, хвалила, ругала, возмущалась тем, что он ленится, а ведь мог бы, мог бы даже недурные романы сочинять!.. Сначала Владимир терпеливо объяснял, что карьера беллетриста его не привлекает и что он занимается этим исключительно забавы ради, да и лишние деньги никому еще не мешали. Но для Ирэн, положившей жизнь на алтарь журналистики, готовой ради сокрушительной новости бегать по трущобам, воровским «малинам» и публичным домам самого низкого пошиба, сие казалось непостижимым, и вскоре Черменский устал с ней спорить. Обычно они шли в театр или французскую оперетту, затем – в ресторан, потом возвращались на Остоженку, где Кречетовская с упоением целовала его, увлекая в постель, и – на другой день спокойно, без капли грусти уезжала в свой Петербург. В конце концов Владимир понял, что ему повезло, как везет лишь одному мужчине на тысячу: он имеет превосходную любовницу безо всяких взаимных обязательств.
И вот сейчас Ирэн с хохотом висит у него на шее, болтая ногами и ничуть не смущаясь от того, что на них смотрит весь ресторан. Народу, впрочем, было уже немного: близилось утро.
– Черменский, а почему Северьян сегодня не с тобой? Ты его отослал или он сам ушел? Давно вы болтаетесь по Москве порознь? Ты – здесь, он – на другом конце города, на разумные вопросы отвечать не желает, притворяется пьяным… Что вообще у вас происходит?! Эти номера Ковыркиной, как я знаю, довольно опасны, там крутится куча шантрапы с Хитрова, а…
– Ирэн, Ирэн, черт возьми, Ирэн, помолчи!!! – рявкнул Черменский, вызвав этим удивленный взгляд Газданова. – Ты видела Северьяна?!
– Да, а что в этом удивительного? – слегка обиженно спросила Ирэн. – Неужели ты не знаешь, где он?
– Так где этот черт гуляет, ты говоришь? – не отвечая ей, быстро переспросил Черменский.
– В номерах Ковыркиной в «Болванах», – пожала плечами Ирэн. – Там, где девочки. Представляешь, не узнал меня, паршивец!
– Неужели настолько пьян?! – поразился Владимир.
– В том-то и дело, что не настолько! И добиться от него я так ничего и не смогла!
– Я еду немедленно, – поднимаясь, решительно сказал Черменский. – Иначе он, собачий сын, смоется опять, и ищи ветра в поле.
– Черменский, а ты уверен, что стоит его держать? – медленно спросила Ирэн, опуская ладонь на рукав Владимира. – Твой Северьян – человек вольный, если он захотел уйти – какое ты имеешь право его преследовать? Ведь не встреть я его случайно, ты бы так и не узнал, где он, верно? Возможно, Северьян совсем в этом не заинтересован.
– Не знаю… Ей-богу, не знаю, – помолчав, сквозь зубы сказал Владимир. – Просто я полагаю, что десять лет дружбы все же дают мне какие-то права… Хотя бы на то, чтобы узнать, что произошло.
– Пф! Я бы на твоем месте…
– Ты не на моем месте, Ирэн, – резко оборвал он ее и обернулся к Газданову: – Сандро, прости, я вынужден идти.
– Я провожу тебя, – поспешно сказал Газданов, поднимаясь. Они поочередно приложились к руке холодно молчащей Ирэн, Черменский расплатился по счету, и друзья вышли из ресторана под черное осеннее московское небо.
– Хочешь, я поеду с тобой? – нерешительно предложил Газданов, глядя на неровно освещенное фонарем мрачное лицо Владимира. – Я могу помочь?
