Доллары для герцога - Картленд Барбара (мир книг TXT) 📗
Не имея никакого желания связываться с ними, герцог вернулся в купе, из которого только что вышел.
Он заметил, что Магнолия, которая смотрела в окно, при его появлении поспешно открыла журнал.
Поэтому герцог не стал садиться в кресло напротив нее и, заняв место в другом конце купе, развернул газету.
Так они ехали в полном молчании, пока стюард не предложил им еду и напитки.
К этому времени герцог уже остыл и решил, что его долг — наладить с супругой цивилизованные отношения независимо от того, что он думает о ней и о выходках ее матери.
С мистером Вандевилтом, которого привезли на коляске лорда Фаррингтона незадолго до начала венчания, ему удалось перекинуться лишь парочкой слов.
Негромкий голос без следа акцента, представительная наружность и манеры, с которыми он приветствовал будущего зятя, понравились герцогу, и он решил, что этот человек заслуживает уважения.
Он всегда считал себя знатоком человеческих душ и с первого взгляда понял, что мистер Вандевилт совсем не похож на свою супругу, но, к сожалению, у них не было времени побеседовать.
Когда стюард поставил перед Магнолией столик и выложил на него бутерброды, торт и бисквиты к чаю, которые она заказывала, герцог пересек купе и сел напротив нее.
— Мне кажется, — сказал он тоном, который, как он надеялся, был достаточно дружелюбным, — что мы с вами были единственными на этом приеме, кто ничего не ел и не пил.
Магнолия ответила не сразу, но при этом не подняла головы, и герцог никак не мог разглядеть ее лицо.
Он вспомнил, что во время венчания старался не смотреть на нее, боясь, что обнаружит в ней сходство с матерью.
Прошлой ночью, когда миссис Вандевилт покинула замок, он боялся даже представить себе, в какой кошмар превратится его семейная жизнь, если жена окажется хоть немного похожей на свою мать.
Внезапно Магнолия, словно сделав над собой усилие, подняла голову, и герцог увидел, что она очень далека от того, чего он так боялся.
Она была очень изящна, ее тонкое лицо казалось нежным и хрупким, но главным на этом лице были глаза.
Они были очень большие, и, хотя герцог не мог разобрать, серые они или голубые, он ясно видел, что в глубине их таится страх.
Зрачки были расширены — по сути, хотя герцог с трудом мог в это поверить, его невеста смотрела на него глазами, полными ужаса.
Потом черные ресницы, которые подчеркивали бледность ее щек, затрепетали, и она еле слышно произнесла:
— Мне показалось… вы, должно быть, рассердились… когда… взорвались эти розы.
На герцога огромное впечатление произвел ее голос, тоже очень сильно отличавшийся от того, что он ожидал услышать. Он был мягок, музыкален, и в ее речи полностью отсутствовал раздражающий герцога акцент.
— Да, в Англии такое не принято, — ответил он, прежде чем успел обдумать свои слова, и поймал себя на мысли, что говорит с ней резко, как с провинившимся солдатом или нерадивым слугой.
— Мне… мне очень… жаль.
Слова были едва слышны, но все же герцог разобрал их.
— Я и не виню вас в случившемся, — произнес он и подумал про себя, что это звучит как-то высокомерно.
— М-мама не говорила мне… о своих планах, но… когда это произошло, я увидела… что вы… недовольны.
Герцог считал, что это еще преуменьшение, но никакие слова все равно не могли изменить того, что сделано. Он промолчал, думая о том, как по этому поводу будут судачить его родственники и соседи, а потом, не желая вообще обсуждать свою тещу и свадьбу, которая уже позади, взял бокал с шампанским, который принес ему стюард, хотя его об этом никто не просил, и сделал большой глоток.
Магнолия выпила чай, но совсем не притронулась к еде, а герцог принялся за сандвич с огурцом, чувствуя потребность сделать что-то простое, обыкновенное, чтобы подавить раздражение, растущее в нем подобно приливу, который невозможно ни остановить, ни повернуть вспять.
Немного успокоившись, герцог проговорил:
— Вы, я полагаю, устали, но железная дорога сделала путь до Лондона очень коротким. К восьми часам мы уже будем в лондонской резиденции Оттербернов.
— Это… очень хорошо.
Магнолия вновь опустила голову так низко, что герцог не мог видеть ее лица.
Он решил, что она стесняется, и подумал, что любой женщине тяжело выходить замуж за человека, которого она впервые увидела только перед алтарем.
Но тем не менее это был ее выбор, и оставалось лишь надеяться, что со временем она станет общительнее. Если же нет, то его ждет ужасное будущее.
Герцог хотел было придумать какую-нибудь нейтральную тему для разговора, чтобы ослабить напряжение, несомненно присутствующее между ними, но решив, что под шум поезда беседовать вообще довольно затруднительно, по-прежнему хранил молчание.
Появился стюард, чтобы спросить, не желают ли пассажиры чего-нибудь еще, но герцог отказался от второго бокала шампанского и удалился в другой конец вагона, пока стюард убирал столик Магнолии.
Развернув газету, он сделал попытку погрузиться в чтение, но все его мысли были заняты лишь одним: теперь он женат, и с этим уже ничего не поделаешь, каким бы унизительным ни казалось ему это положение.
Стучали колеса, и герцогу казалось, что они смеются над его унынием, напоминая в то же время, что финансовые трудности подошли к концу и какой бы неприятной, ни была мысль о том, что у него есть жена, все остальные его неприятности уже позади.
День за окном угасал, и герцог обнаружил, что голова его все чаще склоняется на грудь: сказывался недостаток сна прошлой ночью.
Он закрыл глаза и проснулся лишь от голоса проводника над ухом:
— Мы подъезжаем к вокзалу, ваша светлость. Экипаж будет ждать вас.
Герцог с трудом вспомнил, где, собственно, он находится.
— Да, да. Спасибо.
Он бросил взгляд в противоположный конец вагона и увидел затылок жены, которая смотрела в окно.
Герцог подумал, что она, вероятно, обижена и возмущена такой невнимательностью с его стороны — ведь он заснул и не сделал даже попытки ее развлечь.
Лишь только стюард вышел, он попытался загладить свою оплошность словами:
— Вы должны извинить меня за то, что я заснул: я почти не спал прошлой ночью.
— Я… я понимаю, — ответила Магнолия. — Мне тоже… нелегко было… заснуть.
Герцог был избавлен от необходимости что-то на это говорить: поезд подошел к перрону, где стоял, встречая его, начальник станции в новом цилиндре и в мундире со сверкающими галунами.
Выслушав стандартные поздравления, новобрачные двинулись к главному входу; там их ждал экипаж, запряженный самыми лучшими лошадьми из герцогских конюшен.
Маленькая девочка, в которой герцог узнал дочь начальника станции, преподнесла Магнолии очередной букет, а сам герцог тем временем раскланивался с чиновниками, которые вместе с супругами приехали взглянуть на молодую жену.
Когда экипаж тронулся, герцог с облегчением подумал, что дома их встретят только слуги и они с женой наконец-то избавятся от назойливых проявлений благожелательности.
— Мы пообедаем, как только вы переоденетесь, — сказал он, когда здание вокзала скрылось из вида. — Насколько мне известно, ваша служанка и мой лакей уехали с багажом еще до полудня, так что в доме уже все должно быть готово к нашему приезду.
Магнолия склонила голову, но ничего не ответила, и герцог продолжал:
— Завтра мы должны встать рано утром, чтобы успеть на поезд до Дувра.
Сказав это, герцог подумал, что его слова прозвучали так, будто он предлагает супруге получше выспаться ночью — а ведь это их первая брачная ночь.
Он вновь почувствовал себя пойманным в мышеловку, как в ту минуту, когда узнал о долгах отца, и словно наяву услышал треск захлопнувшейся дверцы.
Но потом герцог сказал себе, что какие бы еще сюрпризы ни уготовило ему это пышное и отвратительное бракосочетание, его долг — вести себя как подобает джентльмену и сделать все, что от него требуется.
Герцог твердил эти слова, переодеваясь к ужину, и, видимо, именно благодаря им ощутил глубокую благодарность слуге за бокал шампанского, поднесенный ему, когда он спустился в гостиную. Часы как раз пробили девять.