Песнь сирены - Джеллис Роберта (бесплатные версии книг TXT) 📗
– Я рад вашему возвращению, – сказал Вильям. Ему показалось, что его голос звучит необычно, но Моджер, похоже, ничего не заметил. Может быть, тот решил, что холодность Вильяма объясняется его неудовольствием относительно присутствия в доме Эммы и ее поведения? Если это так, то все в порядке. Моджер что-то вежливо пробормотал в ответ, предложил Вильяму сесть и выпить вина. Не обращая никакого внимания на Эмму, он с большей, чем обычно, предупредительностью спросил, чем он может быть полезен Вильяму, как будто был уличен в чем-то неприличном и теперь пытался вернуть себе его расположение. Вильяму пришлось снова рассказывать о приезде Раймонда. Его удивило, с каким интересом слушал Моджер.
– Нет, – сказал тот, выслушав весь рассказ до конца. – Я не слышал ничего подобного и не знаю, был ли такой молодой человек при дворе, поэтому не могу ничего вам сказать на этот счет, но… но мне не нравится это, Вильям.
– Вам не нравится? Что вы имеете в виду?
– Король все больше и больше подозревает всех и каждого, – взволнованно сказал Моджер.
– Почему же? Я знаю, он осуждал винчестерское дело, но, когда Вальтер Рэйли приехал во Францию…
– Нет, – перебил Вильяма Моджер, – речь идет об Уэльсе. Когда Ллевелин решил, что Дэвид, его законный сын от брака с дочерью короля Джона, Джоанной, мог бы управлять всей страной, его внебрачный сын Груффид не согласился с этим. Этот Груффид требует половины владений своего отца, а на каком основании, я не могу понять.
Вильям кивнул головой. Он знал эту историю гораздо лучше, чем Моджер, так как лорд Рэннольф Честерский был другом и соседом Ллевелина. Он знал, почему Груффид мог требовать половину владений и находил себе сторонников. Таков был уэльский обычай, гласящий, что «сыновья, рожденные в браке и вне брака, имеют одинаковые права на наследство». По мнению Вильяма, было совершенным безумием жаловать титул не только законнорожденным младшим сыновьям наравне со старшим сыном, но наделять им и незаконнорожденных.
Ллевелин решил нарушить это правило. Поскольку законопослушание для него не много значило, он счел, что Дэвид, племянник короля Генриха, больше годится в правители, нежели Груффид, и заставил своих вассалов дать клятву повиноваться своему младшему сыну.
Вильям знал и конец истории, но не хотел прерывать Моджера. Он всегда благоразумно умалчивал о своей близости к высокой политике, чтобы люди не подумали, будто он просто хвастун. Поэтому Вильям спокойно слушал объяснения Моджера о том, что Груффид, естественно, не согласился с решением отца, а его единокровный брат Дэвид, узнав о бунтарских намерениях Груффида, заточил того в тюрьму. Власть Дэвида окрепла, и в 1241 году он затеял с Генрихом спор о своих правах на владение пограничной крепостью Молд. Дэвид согласился, чтобы дело слушалось в суде, но ни разу не появился перед третейскими судьями, среди которых был и Ричард.
Моджер заметил выражение скуки на лице Вильяма и быстро перешел от суда с его выдвинутыми и встречными обвинениями к рассказу о короткой войне, в которой Генрих одержал победу, так как уэльские принцы поддержали его борьбу против Дэвида. Вильям невольно вздохнул и покачал головой.
– Что вы думаете об этом? – спросил Моджер.
Остерегаясь попасться в ловушку и невольно не назвать короля глупцом, Вильям ответил:
– Законно это или нет, боюсь, в таком деле, как уэльское, это не имеет значения. Полагаю, король Генрих кое о чем забывает. Король забыл, что не все братья такие, как Ричард Корнуолльский. Когда Генрих понял, что задуманное им не принесло пользы, он взял Груффида в плен.
– Да, и сначала это было несложно, потому что Груффид обещал успокоиться, но потом нарушил свое обещание и пытался бежать, и тогда король заключил его в лондонский Тауэр.
Вильям знал и это. Они с Ричардом несколько раз навещали Груффида. Самому ему этот человек не нравился и не мог понравиться. Тем не менее он не мог не вызвать сочувствия. Груффид не страдал от каких-нибудь неудобств, его ни в чем не ограничивали и даже разрешали видеться с женой, но все же это была тюрьма.
– И что это меняет? – спросил он Моджера. – Король держит так Груффида уже с июня.
– Говорят, – ответил Моджер, и в голосе его прозвучали едва уловимые нотки удовлетворения тем, что он раньше других узнает новости, – Дэвид написал несколько писем папе римскому, где жалуется, будто договор 1241 года его вынудили подписать под воздействием силы и угроз. Он послал также богатые подарки, надеясь склонить святого отца дать ему разрешение аннулировать эти соглашения.
Вильям разразился бранью. Эта новость, если все так и было на самом деле, была неприятной.
– Более того, – с явным удовольствием продолжал Моджер, наслаждаясь тем, что смог нарушить обычную невозмутимость своего соседа, – ходят слухи, что существует заговор с целью освободить Груффида, а уж если я это слышал, то король и тем более…
– Освободить Груффида! Кому это нужно?
Моджер пожал плечами.
– Не могу сказать, но король в ярости. Если бы это произошло, Дэвид сказал бы, что Груффида освободили специально, чтобы помучить его, и появился бы повод нарушить договор. В любом случае такие слухи вынуждают короля искать в своем окружении человека, который имеет некоторые связи с Уэльсом. Вы были оруженосцом Рэннольфа Честерского и много лет служили рядом с Уэльсом…
– Но это было так давно…
– Возможно, я ошибаюсь, – спокойно согласился Моджер, – но вам не вредно помалкивать при этом Раймонде и держать его от всех своих дел подальше. Самые невинные вещи могут показаться подозрительными человеку, специально выискивающему чужие проступки и глядящему на все предвзято.
Глава 4
Вскоре после отъезда Вильяма из Марлоу, Элис и Раймонд также собрались покинуть крепость. За завтраком Элис пыталась убедить отца в том, что не стоит Раймонду расхаживать по их владениям одному, так как он ни слова не говорил по-английски, а крепостные и вассалы – по-французски. В самой крепости большинство слуг хорошо владели обоими языками, но за ее стенами люди говорили только по-английски. Таким образом, возможность недоразумений между молодым человеком высшего сословия (а Элис все больше и больше убеждалась, что Раймонд был не простым рыцарем) и крепостными, привыкшими сторониться тех, кто вмешивается в их дела, была вероятной, и нельзя было не принимать этого во внимание.
Элис, конечно, не было необходимости сопровождать Раймонда. Она могла бы приказать Диккону, начальнику стражи, поехать с ними. Однако представлялась отличная возможность больше разузнать о Раймонде. К сожалению, начало путешествия было неудачным. Раймонд удивился желанию дочери Вильяма сопровождать его, и это рассердило Элис.
– Я отлично знаю эту местность и людей, – сказала она ледяным тоном. – Так как мой отец большую часть времени отсутствует, управлять хозяйством приходится мне. Что же в этом удивительного?
– Но, женщина… – неблагоразумно запротестовал Раймонд.
– Никогда не замечала, чтобы бык был умнее коровы или жеребец умнее кобылы, как раз наоборот. Самцы, стремящиеся к хвостам самок, способны на всякие глупости. Женщина не глупее мужчины, даже если она не умеет размахивать мечом, но зато ее не сводят так легко с ума хорошенькие жены и дочери. Поэтому отец доверяет мне больше, чем управляющему. Вы должны знать, если хотите служить моему отцу, что большинство дел здесь веду я.
Бедняга Раймонд только открывал рот от изумления. Во-первых, ни разу в жизни, ни одна леди так с ним не разговаривала. Во-вторых, его мать и сестры были слишком знатными дамами, чтобы их беспокоили домашние дела, а что касается управления хозяйством, то они упали бы в обморок от отвращения, попробуй кто-нибудь из крепостных приблизиться к ним.
Он слышал, как Элис приказывала подготовить для него верховую лошадь.
– Вы думаете, что я не могу сесть на своего коня? – возмутился Раймонд, хотя еще не решил, стоит ли ему оскорбляться или беспокоится по поводу того, что ему предлагают взять чужую лошадь.
