Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн) - Грегори Филиппа (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
— Вам будут прислуживать те, кого я выберу. Я король.
— Не смейте мне приказывать! — Анна задохнулась, прижала руку к груди.
— Анна, — вмешалась я, — успокойся, пожалуйста.
Она меня даже не услышала.
— Я имею право приказывать кому угодно, — заявил Генрих. — Будете делать то, что я велю — я ваш муж и ваш король.
— Не дождетесь! — Она повернулась на каблуках и ринулась в спальню. Обернулась и крикнула через порог: — Вы мне не хозяин!
Нога болела, и он не принял вызов. Это и стало ее роковой ошибкой. Ему бы броситься за ней, повалить на кровать, как столько раз до этого, а он разозлился. Обиделся, вместо того, чтобы наслаждаться ее все еще юной, дерзкой красотой.
— Это вы шлюха, а вовсе не она. Думаете, я не помню, что вы вытворяли у меня на коленях? Джейн Сеймур не знает и половины ваших штучек, мадам! Французские фокусы, продажные хитрости. Меня это больше не увлекает, но я не позабыл ничего.
Двор испуганно затаил дыхание, мы с Георгом в ужасе переглянулись. Дверь в спальню с шумом захлопнулась, король гневно посмотрел на придворных. Мы с братом, вне себя от страха, ждали, что будет.
Он поднялся на ноги, скомандовал:
— Руку!
Сэр Джон Сеймур оттолкнул Георга. Опираясь на него, король медленно двинулся на свою половину, придворные — за ним. Горло у меня пересохло так, что я с трудом сглотнула.
Жена Георга, Джейн Паркер, подскочила ко мне:
— Какие это штучки она выделывала?
Яркая картинка мелькнула у меня в мозгу — я объясняю ей, чего можно добиться, если пустить в ход волосы, руки, рот. Мы с братом многому ее научили. В Европе он знался с французскими, испанскими, английскими продажными женщинами, да и я, живя с одним и соблазняя другого, кое-что понимала. Мы объясняли Анне, как угодить Генриху, а ведь многое из того, что нравится мужчинам, церковь запрещает. Учили ее долгим, томным ласкам, учили приподнимать подол сорочки, раздеваться медленно, шаг за шагом — пусть поглядит, что у нее там. Учили пускать, когда надо, в дело язык, объясняли, как будить его воображение, какие слова нашептывать. Мы преподали Анне уроки продажной любви, а теперь ее этим попрекают. Я знала — брат вспоминает то же самое.
— Боже упаси, Джейн, — произносит он устало. — Король в гневе может сказать что угодно. Что она такого могла сделать? Ласки, поцелуи, обычные супружеские глупости, как у всех.
Помолчал, поправился:
— Только не у нас, конечно. Тебя же не очень хочется целовать, не так ли?
Она вздрогнула, как от удара, прошипела:
— Ты вообще женщину не поцелуешь, если она тебе не сестра.
Я оставила Анну в покое на полчаса, потом постучалась и скользнула в спальню. Захлопнула дверь перед носом у любопытных дам, огляделась. В комнате темно, зимой темнеет рано, свечи не зажжены, только отблески огня в камине на стенах и потолке. Она лежит ничком на постели, наверно, спит. Но вот подняла голову, темные глаза на бледном лице.
— Господи, как же он разозлился! — Голос охрип от рыданий.
— Сама напросилась, Анна.
— Что мне оставалось делать? Он оскорбил меня перед всем двором.
— Притвориться слепой. Отвернуться. Королева Екатерина всегда так делала.
— И проиграла. Пока она смотрела в другую сторону, я его заполучила. Скажи лучше, как мне его удержать.
Помолчали. Был только один ответ, всегда только один ответ, один и тот же ответ.
— Меня тошнит от злости, просто выворачивает.
— Постарайся успокоиться.
— Как я могу успокоиться, если везде Джейн Сеймур?
Я подошла к кровати, сняла с нее чепец.
— Надо переодеться. Спустишься к обеду, прекрасная, как всегда, все пройдет, все позабудется.
— Только не для меня, — уронила она с горечью — Я не забуду ничего.
— Просто веди себя как ни в чем не бывало, никто и не вспомнит, что он тебя оскорбил. Никто ничего не говорил, никто ничего не слышал.
— Он назвал меня шлюхой! — обиженно заявила Анна. — Этого не забудут.
— Все мы шлюхи по сравнению с Джейн, — бодро подтвердила я. — Ну и что с того? Ты его жена, разве не так? Ты носишь законного ребенка. В гневе он может обозвать тебя как угодно, ты легко вернешь его, когда он остынет. Верни его сегодня же.
Я позвала горничную, Анна стянула платье. Выбрала серебряно-белое — она чиста, даже если перед всем двором ее назвали шлюхой. Лиф украшен жемчугом и бриллиантами, подол серебристой юбки еще и расшит серебром. Прикрыла темные волосы чепцом. Теперь она настоящая королева с головы до ног, без единого пятнышка, снежная королева.
— Очень хорошо, — одобрила я.
Анна устало улыбнулась:
— Я должна удерживать Генриха, и так до самой смерти. Что будет, когда я постарею, а вокруг меня по-прежнему будут юные девицы? Что тогда?
Мне нечем было ее утешить.
— Давай думать о сегодняшнем дне. Зачем загадывать на годы? Когда у тебя родится сын, потом еще сыновья, можно будет не бояться старости.
Она положила руку на расшитый драгоценными камнями корсаж:
— Мой сыночек!
— Ты готова?
Она кивнула, пошла к дверям. Снова это движение — плечи назад, подбородок вверх, на губах улыбка. Горничная распахивает дверь, Анна, сияя как ангел, оказывается лицом к лицу со сплетниками, перемывающими ей косточки в ее собственной приемной.
Вижу — семейство явилось на подмогу, похоже, дядюшка услышал достаточно, чтобы испугаться. Тут и мать и отец. Удивительно — дядя в глубине комнаты дружески беседует с Джейн Сеймур. Георг подходит к Анне, берет ее руку. Гул нарастает — обсуждают ее прекрасное платье, ее дерзкую улыбку, группки беседующих распадаются, перемещаются, соединяются вновь. Сэр Уильям Брертон целует Анне руку, шепчет что-то об ангеле, спустившемся на землю, Анна смеется, возражает — она лишь прибыла с визитом. Непристойные намеки почти забыты. Возле двери началась сутолока, неуклюже топая, вошел Генрих, на круглом лице новые морщинки боли. Уныло кивнул Анне:
— Добрый день, мадам. Позвольте проводить вас к столу.
— Разумеется, дорогой супруг. — Ее голос слаще меда. — Как я рада — ваше величество прекрасно выглядит.
Ее талант быстро переключаться всегда озадачивал Генриха. Вокруг — алчные лица придворных, а она в хорошем настроении?
— Вы уже успели поприветствовать сэра Джона Сеймура? — Король указывает на того, кому она меньше всего хотела оказать честь.
Ее улыбка становится еще шире.
— Добрый вечер, сэр Джон, — произносит она кротко, как его собственная дочь. — Надеюсь, не откажетесь принять от меня небольшой подарок?
Он смущенно кланяется:
— Сочту за честь, ваше величество.
— Это резной табурет из моих личных покоев. Изящная вещица из Франции. Думаю, вам понравится.
Он снова кланяется:
— Весьма признателен.
Анна искоса смотрит на короля, улыбается:
— Это, собственно, для вашей дочери, для Джейн. Чтобы ей было где сидеть. Пока у нее нет собственного места, ей приходится занимать мое.
Гробовая тишина. Наконец Генрих разражается хохотом, до придворных тоже доходит, комната сотрясается от смеха, шутка удалась. Продолжая смеяться, Генрих предлагает Анне руку, она шаловливо улыбается. Король ведет ее к двери, придворные привычно занимают места позади, и вдруг я слышу вздох, тихий шепот:
— Боже мой! Королева!
Георг проталкивается через толпу, хватает Анну за руку, оттаскивает от короля.
— Прошу прощения, ваше величество, королеве нехорошо, — поспешно произносит он, наклоняется, что-то настойчиво шепчет ей в самое ухо.
На лицах придворных — жадное любопытство. Мне виден только ее профиль. Она бледнеет, бросается в спальню. Георг забегает вперед, открывает дверь, вталкивает сестру вовнутрь. Мельком я вижу ее со спины — по подолу платья расплывается кровавое пятно, алое на серебряно-белом. Она теряет ребенка.
Кидаюсь за ней сквозь толпу. Мать — позади. Она захлопывает дверь, хотя придворные заглядывают внутрь, а король не может прийти в себя от внезапного исчезновения жены и всей ее семьи. Анна дергает себя за подол, старается рассмотреть пятно:
