Последнее лето - Арсеньева Елена (читать книги без сокращений .txt) 📗
Когда кто-нибудь уезжает, провожающие почему-то грустят, даже если путь предстоит счастливый и легкий, в спальном вагоне первого класса, и в купе свалены ворохом букеты цветов, а на перроне празднично извергается и шипит шампанская пена и тонко звенят принесенные из вокзального ресторана хрустальные бокалы с вензелями и гербами города Энска. Провожающие почему-то грустят, даже если несусветно-красивая, нарядная, богатая молодая пара уезжает в свадебное путешествие.
– Ну, счастливого пути! – говорят наперебой шаферы и подружки невесты, гости, родственники и друзья.
– Счастливого пути! – с самыми ласковыми улыбками говорят Никита Ильич и Лидия. Им вторят Таня и Олег – дети Шатиловых, наконец-то приехавшие из Москвы, чтобы познакомиться со своими кузенами и погулять на свадьбе у Сашеньки.
– Счастливого пути! – говорит яркая, властная брюнетка, мать жениха, Маргарита Владимировна Аксакова, прибывшая по такому случаю в Энск из своей деревенской глуши.
Отец Дмитрия, бывший энский прокурор, встретит молодых в Москве и проводит на поезд, который должен повезти их в Италию. Они намерены ехать через Швейцарию, минуя Францию, – о маршруте особенно позаботился отец невесты. Конечно, в Европе сейчас тревожно – после убийства австрийского эрцгерцога в Сараеве. Но ведь Сараево на Балканах, от Италии далеко, все обойдется!
На самом деле не видать молодоженам Италии, ох, не видать! Но об этом никому не известно, кроме Провидения, а оно молчит.
– Счастливого пути! – с несколько наигранной радостью говорят Савельевы: Савелий Савельевич, Марья Ивановна и Варя. Они делают вид, будто свадьба Дмитрия с Сашенькой их ничуть не задела, а Варя ну просто очень счастлива оказаться среди подружек невесты. А впрочем, очень может быть, что эти простые и добрые люди никакого вида и не делают, а радуются от души. В конце концов, Савелий Савельевич всегда терпеть Дмитрия не мог. А Варины чувства... да ладно, какие у них там чувства, у юных дев? Взять хотя бы Сашеньку – то вон как убивалась по Игорю Вознесенскому, а теперь что? Выскочила замуж за другого – и вполне довольна.
Во всяком случае, выглядит довольной.
– Счастливого пути! – слабым, словно бы растерянным голосом говорит еще одна подружка невесты – Тамара Салтыкова. Ее наконец выписали из больницы, однако даже не вызывали в суд, когда там слушалось дело Марины Аверьяновой. Ведь Тамара не помнит ничего, ровно ничего из того, что с ней приключалось в последние несколько лет, и до сих пор не может прийти в себя от изумления, что ей, оказывается, не пятнадцать, а семнадцать, и что Сашенька Русанова вдруг взяла и вышла замуж.
Марины здесь, конечно, нет. Она сослана, однако не в каторгу, а на поселение в Приамурскую губернию. Судя по письмам, которые шлет из города Х. Василий Васильевич Васильев (Русанов известил о судьбе Марины старого друга), найдутся люди, которые встретят ее там приветливо, примут как свою, как родную.
А о том, как горько им придется пожалеть об этом, известно, опять же, лишь небесам, но они затянуты пеленою неведомого.
– Счастливого пути! – говорит вызывающим голосом изящная блондинка с приклеенной, неестественной улыбкой на точеном лице. Это Клара Черкизова. Ее, вообще-то, никто не приглашал, она сама пришла проводить невесту, с которой все же как-никак знакома... а заодно и напомнить о себе Константину Анатольевичу. Они давно не виделись, и теперь Клара удивляется, как поседел Костя. Впрочем, замужество дочери, расставание с ней... все понятно... Ну, ничего, с ним ведь остается сын! Похоже, они очень сдружились в последнее время, Русанов не отпускает от себя Шурку ни на шаг, и оба почему-то с равной неприязнью косятся на незваную гостью. «Зря я сюда пришла», – думает Клара.
Нет, не зря, но это станет понятно Кларе гораздо позже.
– Счастливого пути! – сдерживая рыдания, которые так и норовят прорваться, говорит Олимпиада Николаевна. Только сейчас, глядя на такую нарядную, такую красивую Сашеньку, тетя Оля впервые жалеет о том, чего лишилась, бросив всю свою жизнь под ноги одному мужчине – Константину Анатольевичу Русанову и его детям. А впрочем, нет, нет, ведь они – и ее дети, как бы их с любимым, обожаемым Константином дети, а то, что где-то в Париже копит злобу Эвелина, ничего не значит, ведь дети никогда, никогда не увидятся с матерью.
На сей счет Олимпиада Николаевна ошибается. Но как хорошо, что она никогда не узнает об этом!
– Счастливого пути! – в один голос говорят отец и сын (да, представьте себе – сын!) Русановы. Они и в самом деле держатся все время вместе, причем Константин Анатольевич смотрит на Шурку с некоторой робостью и нерешительностью, как младший на старшего, как ребенок на взрослого. Русанов в последние недели ощутил, что очень устал, из молодого еще, сорокапятилетнего, мужчины внезапно превратившись чуть ли не в старика. Сашенька уезжает – ну, дочь – чужое сокровище, сие давно известно! – зато вот своего сына он никуда от себя не отпустит, до самой смерти своей, а придет время, Шурка закроет ему глаза и проводит в последний путь.
Но все свершится не так, не так...
Не так!
Впрочем, нет, не стоит о грустном, о печальном, давайте жить одной минутой, потому что уже гремят трубы Судного дня. Всем мечтам и надеждам этих людей, собравшихся на перроне энского вокзала, а также великому множеству других людей уже положен предел, определен рубеж, и завтра, не далее чем завтра, о том им будет объявлено. Всей стране будет объявлено!
– Счастливо оставаться! – говорят жених с невестой. Снова и снова, снова и снова повторяют слова прощания, а потом приходит благодушный начальник поезда и заявляет, что поезд отправляется, пора расставаться.
Последние поцелуи, слезы, восклицания... и стрельба пробок, и звон бокалов... Но молодые уже машут через окошко своего купе. А вот и марш ударил – марш «Прощание славянки», и слезы, слезы теперь льются у всех, даже у тех, кто вообще вроде бы никакого отношения к этой свадьбе, к этому прощанию не имеет...
Даже у Георгия Владимировича Смольникова, который тем же поездом отправляется в Москву по служебным делам, невольно влажнеют глаза.
Отчего он готов заплакать? Да от воспоминаний, конечно. Почему мы плачем по прошлому больше, чем по будущему, дети неразумные, ничего впереди не видящие и грядущего не ведающие?
Милосердно молчаливое Провидение или жестоко?
Ответа мы не знаем, да и нет ответа.
Тронулся поезд!
Исчезли милые лица, машущие платки, отплыл Энск, и позади безумная суета свадьбы, а впереди ночь – первая ночь.
бормочет Дмитрий из Саши Черного, как всегда, некстати. И делает привычное мимическое движение глазом, однако знаменитого монокля на нем нынче нет.
Проводник приносит в купе чай, но чай как-то не пьется. Шампанское – что еще пить в эту ночь, глядя на звезды за вагонным окном и думая только о том, что предстоит им двоим, им двоим, мужу и жене... Любящим друг друга? Или просто игрушкам чужих недобрых рук?
Да как бы там ни было, крахмальные простыни расстелены и ждут их, а свет приглушен.
Еще глоток шампанского... еще один взгляд в окно на темное, уже усыпанное звездами небо...
И вдруг – легкий светлый прочерк по небу, потом еще, и еще один... Звездопад! Какой красивый звездопад!
– Вот это да... – удивленно говорит Дмитрий. – Июль, а звезды летят, словно в августе. Надо скорей желания загадывать!
На самом деле у него сейчас только одно желание, а его и загадывать не надо, оно и так сбудется.
– Говорят, звезда упала – чья-то душа закатилась, – шепчет Саша и сама не знает, почему она улыбается при этих печальных словах. Наверное, потому, что рядом стоит Дмитрий, и она чувствует, как он поднимает руку, чтобы обнять ее. А то, другое, былое, печальное, несбывшееся... всё закатилось, как звезда!
