Капитан Пересмешника (СИ) - Вольная Мира (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
— Я… не могу, — ответила также шепотом.
— Тогда просто поговори со мной. Расскажи, — оборотень усадил меня на каменное сидение под окном, плотнее закутал в простыню и, как обычно, устроился в ногах, обняв мои колени.
— Я не знаю… Я не понимаю, что тебе рассказать. Мне просто плохо.
— У тебя не было выбора, птичка, — мягко проговорил мужчина.
— Был выбор. Всегда есть выбор. Просто ты не дал мне его осуществить.
Я не виню тебя, не думай… Но… Я виню себя. Я все еще чувствую — Ты не знала, что так получится, когда прятала кристалл.
— Не знала, но разве меня это оправдывает? Получается, я сначала создала его, а потом привела друга на смерть, приговорила. А ведь он не хотел к Ватэр, — я опустила глаза на собственные руки, мне казалось, что на них кровавые разводы.
— Откуда знаешь? Ник — часть ведьмы, в любом случае.
— Был. «Пересмешник» всегда дергался при виде богини, становился холодным, замолкал. Да, даже если он ее часть, я просто не могу отпустить его, понимаешь? Мне плохо. Мне очень-очень плохо. Мне хочется проклясть Ватэр и океан, — прошептала я. — Хочется сделать ведьме больно, так же больно, как и мне сейчас. Я знаю, что это нечестно и несправедливо… — я говорила все тише и тише, потом просто уткнулась лбом в плечо волка и зачастила, не в силах остановиться. — Она ведь поглотила Ника, другие стихии растворили его в себе. У Ватэр никогда не было души, она погубит его, если уже не погубила. Она ничего не сделала, она ничего не чувствует…
И… и… — я не могла закончить фразу, не хватало воздуха, сбилось дыхание, а из глаз потекли слезы. — Я не могу, просто.
— Калисто, — мягко погладил Тивор меня по спине. — В том-то и дело, что у Ватэр не было души. Послушай теперь меня, — волк поднял мою голову за подбородок. — Хочешь, чтобы она страдала? Она будет страдать. Все те осколки, все кристаллы, что составляют сейчас ее душу, скорее всего, так же, как и «Пересмешник», впитывали эмоции. У них тоже есть какая-то память.
Не такая, как у Ника, конечно, но что-то они все же сохранили. И «Пересмешник»… он сильнее, чем ты думаешь, поверь мне. Ватэр будет знать все, будет помнить все. Душа для ведьмы станет самым большим испытанием в жизни.
— «Пересмешника» мне это не вернет, — прошептала я, сползая к волку в руки.
— Нет. Боль, которая сейчас в тебе, утихнет со временем, птичка, — погладил он меня по голове. — А пока, просто поплачь.
И я действительно разревелась. Рыдала в голос и даже не думала останавливаться, а волк все те обороты, что я плакала, был рядом.
К ребятам вышла только через пять дней, измотанная, с опухшими глазами и красным носом, криво улыбнулась на такие же кривые приветствия и первой сделала шаг в лес. Лица у всех были хмурые, настроение паршивое — мы шли провожать «Пересмешника». Несли в руках пока пустые белые жемчужницы и молчали. Не о чем было говорить, да и не зачем. Каждый из нас переживал собственное горе, каждый из нас мучился по-своему, и все мы хотели забыть.
Над головой летали птицы, шумел ветер и светило солнце, а шестнадцать пиратов в белых одеждах и их капитан неровным строем пробирались через лес и гнали от себя мысли, как ветер гонит по небу облака.
Вскоре сырая земля под ногами сменилась желто-белым песком, шум океана заглушил шаги, а вкус соли отчетливо ощущался на обветренных губах. Самыми трудными оказались именно последние шаги: ноги дрожали и увязали в песке, глаза застилали слезы, а от раковины по руке расползался холод. Я остановилась у самой кромки воды, тряхнула головой и, набрав в грудь побольше воздуха, опустилась на колени. Когда открывала раковину, пальцы дрожали так сильно, что я чуть не сломала ее, кладя на песок. А круглый полый кристалл, будто сам прыгнул мне в руки из пространственного мешка, я осторожно взяла его в ладони и позвала ветер, пропуская его через себя.
«Что пожелать тебе, мой Ник? Что сказать тебе? Как попрощаться?
Ты же все знаешь…Знаешь, как я люблю тебя, знаешь, что ты навсегда в моем сердце. Ты — смелый и отважный, такой непослушный. Как этот ветер, ты свободный, и такой же, как этот ветер, — быстрый. Я буду любить тебя, буду помнить. Прощай, мой “Пересмешник”».
Я опустила полностью напитанный магией кристалл в жемчужницу, закрыла ее и оставила на берегу, отступая на несколько шагов.
Вдруг затянул Сайрус и занял мое место, в точности повторяя каждое действие. Он пел пока доставал кристалл, открывал раковину, вливал магию, и вместе с ним пела и остальная команда, я тоже пела. Это была хорошая песня, веселая. Во всем Мироте не найдется ни одного пирата, который бы ее не любил. И она невероятно подходила по духу Нику. Я обхватила себя руками и запела громче, стараясь удержать слезы, и тут же мое левое плечо сжал Калеб, правое — Тим.
После канонира к воде подошел Асман, потом Лерой, Вагор, Рэт, Зотар, Брогар, Тим, Калеб. А оставшиеся все продолжали петь, песня пошла по пятому кругу и с каждым новым куплетом становилась все громче и громче.
Наши голоса отражались от скал, резонировали в их каменной чаше и падали вниз, в индиговую воду, а потом взмывали вверх, к прозрачному небу. Число раковин все увеличивалось. Когда Клип последним отошел от воды, на берегу остались сверкать перламутровыми кляксами семнадцать раковин. Мы со Стюартом вскинули руки, и ветер поднял их в воздух, расшвырял в разные стороны по гроту.
«Прощай, “ Пересмешник”» .
— Я помню, — проговорил, стоящий сзади меня, Асман, — как вы с Калебом нашли меня. Достали практически с того света. Помню, как учился вязать узлы, а Ник их постоянно развязывал.
— Я помню, как он заставил меня полдня просидеть на марсе за то, что я не вычистил, как следует, кладовку в трюме, — усмехнулся Сайрус.
— А пороховые обезьянки? Он постоянно подкладывал мне их в гамак, — потер шею Тим.
— Это потому, что ты всегда мерзнешь. Ник просто хотел тебя согреть, — упер руки в бока наг.
— Они ужасно колючие! Как морские ежи.
— Так вот почему ты так часто отказывался сидеть, — фыркнул Вагор. Вся команда неловко и несмело рассмеялась, будто пробуя смех на вкус впервые.
Мы остались на берегу до следующего утра, пили ром, припасенный в пространственных мешках, жарили на костре мясо, и вспоминали «Пересмешника» и те пятнадцать лет, что провели на нем. Мы словно перелистывали страницы любимой детской книги с картинками. С картинками настолько яркими, что их невозможно забыть. Перелистывали с огромным удовольствием и не меньшим трепетом, выпуская свою боль. Не всю, конечно, только часть, но от этого становилось легче. Кровь в ранах наших сердец, наконец-то, остановилась, начала сворачиваться, мы задышали свободнее.
