Всерьез (ЛП) - Холл Алексис (читаем полную версию книг бесплатно txt, fb2) 📗
В спальне Лори терпеливо ждет, растянувшись на покрывале, весь такой сильный, словно лев, и зовущий к мучениям. Он подскакивает, стоит мне войти, и задерживается взглядом на принесенном кинк-инвентаре
Я сгружаю все на комод, где Лори не будет видно. Может, стоило еще и глаза завязать? Вообще, да, пожалуй, завязать глаза стоит. Это его пугает (а значит, нравится мне), выворачивает наизнанку, открывает и доводит до исступления.
У меня появляется одна идея. Но все по порядку.
— Так… Я тут подумал, что ты мог бы встать у изножья кровати и держаться за столбики, идет?
Он медлит. Всегда медлит. А потом кивает и подчиняется, раскинув руки между столбиками спинки, как Самсон.
И выглядит при этом… словно само совершенство. Я целую минуту ничего не делаю и просто, ну, как бы карабкаюсь по нему глазами снизу вверх — от лодыжек к бедрам, по узловатым мышцам и жестким темным волоскам, через его шикарную-шикарную задницу, которая представляет собой такой гладкий атласный изгиб, а потом добираюсь до спины, сплошь состоящей из четко очерченных, мощных и безупречных граней… которые практически нависают надо мной.
Мать. Ведь все стены-подушки хлестались из расчета на мой рост. Мать-мать-мать.
Вот я дебил.
— Так… Я тут подумал, что ты мог бы встать на колени у изножья кровати и держаться за столбики, идет?
Лица Лори мне не видно, но все равно каким-то образом знаю, что он пытается сдержать улыбку. По линии плеч, наверное. Я и сам улыбаюсь, хоть он тоже не увидит.
Лори падает на колени — грациозно, как он умеет, как будто именно так ему и предначертано стоять, пока мы не закончим. Я приседаю на корточки рядом и застегиваю наручники у него на запястьях. Превращаю это почти что в церемонию, потому что… могу, наверное, — сперва поглаживая кожу большим пальцем, а потом целуя длинную венку. Он дрожит — всего лишь от этих легких прикосновений и защелкнувшегося браслета.
Я проделываю то же самое с другой рукой, а потом пристегиваю наручники к глазкам в раме кровати, и вот Лори уже стоит с раскинутыми руками, весь такой жертвенный и величественный и так явно от всего этого возбужденный. Я просовываю руку между его ног и лениво охватываю ладонью член, на что мне отвечают слабым стоном.
А затем отпускаю Лори, и в этом тоже есть свое могущество — во всех способах и всем, что я заставляю его желать. Чем-то напоминает любовь — такое же внезапное, бесконечное и теплое. От него у меня кружит голову, и все становится мягкое-мягкое. Внутри становится, не снаружи, естественно. Снаружи-то как раз наоборот.
И вот так, с оттопыренным болтом, я шагаю к комоду. Не знаю, нормально ли это, но Лори там держит все свои галстуки в одном перекрученном комке с носками. Мне-то всегда казалось, что для них должна быть специальная вешалка в шкафу, но в любом случае галстуки у Лори стремные. В основном, синие или серые и все мятые. Галстуки, которые говорят, что их носят только из-за типа рабочего дресс-кода, а так их хозяин лучше б сидел голый у ног своего парня. Э-э, ну, то есть, наверное, без этого последнего уточнения. Ищу галстук, который был на Лори в тот день, когда я силком влез обратно в его жизнь, и он мне… ну, языком. Мама родная, только вспомню, и сразу накрывает жаром от возбуждения и стыда, а внутри все так и скачет.
Короче, тот самый галстук я в итоге так и не нахожу, и вообще они все отстойные, так что просто беру первый попавшийся и возвращаюсь обратно к Лори. Он чуть откидывает голову назад, чтобы мне было проще завязать ему глаза. Я уже говорил, как люблю, когда он сомневается или сопротивляется, но и вот это мне нравится не меньше — доверие, которое иногда возникает без всяких усилий. Подчинение, пронизывающее Лори, словно свет. Он тихо-тихо вздыхает, погрузившись во тьму, и склоняет голову.
Я кладу раскрытую ладонь ему между лопаток и чувствую жар, силу, то, как эти здоровые мышцы растянуты для меня. Не могу сказать, что он напряжен, но и расслабленным тоже не назовешь. Тут что-то другое, больше похожее на готовность или открытость, словно тело Лори — это дверь, ведущая к одинокой и глубоко спрятанной части меня, которая, надо думать, и есть то самое, что заставляет меня хотеть причинить боль любимому мужчине.
Вот только с Лори даже не нужно косо на себя смотреть. Он понимает, а значит, все правильно.
Он делает то, что я должен дать, красивым.
Я беру замшевую плетку и легонько кружу концами хвостов ему по плечам. Это чистой воды ласка, такой поцелуй сомкнутыми губами. Мне даже думать особо не надо — я и так знаю, куда лягут ремешки, и они именно так и ложатся. Ладони у меня чуть вспотели, но не дрожат, и я не боюсь. Лори мне верит, поэтому и я себе верю.
Вот от чего меня малость потряхивает, так это не столько от самих действий — или большой вероятности облажаться — сколько от моря открытых ими возможностей и вариантов. Скажем, когда тело Лори вытянуто над моим или под моим, касаться друг друга всевозможными способами можно… вечно. А сейчас то же самое, только роль моих рук и зубов играет плетка. Я расслабляю запястье и несколько раз проворачиваю ее в воздухе просто для уверенности. А затем я… я… беру и делаю. Бью его. Бью другого человека. Лори. Мягко, потому что мы только разогреваемся, но все равно — удар есть удар. И еще один, и еще, с такими махами снизу, от которых ремешки веером ложатся на его спину.
Странно, но во всем этом не чувствуется ни грамма неправильного. Наоборот, ощущения… невероятные. Я, можно сказать, живу в этих взмахах, в их ритме и мягких шлепках замши о кожу. Не знаю как, но это целая вселенная — круговорот ответа, ответа, ответа, он и я, плетка и он, плетка и я, и все взаимосвязано. Но самый-самый момент — это когда хвосты достигают цели… и импульс проходит через все его тело в меня, через замшу, через рукоять, потом по моей руке и аккурат в сердце. И мы с Лори так прямо… вместе.
Сперва кажется, что я вообще ничего особого не делаю, а потом проступают такие розоватые полоски, а потом они уже не бледнеют, а потом вся верхняя часть спины наливается краской. И ладно, положим, не бог весть какое достижение, но ведь сделано-то мной. Это я наставил на Лори своих отметин, и я сейчас там, во всей его разгоряченной коже.
И мне хочется… чтоб еще и еще.
— Как… На что это похоже? — спрашиваю я.
Потому что хочу знать все. Касаться его всеми возможными способами.
— На тепло. — Голос у Лори хриплый и непонятно как, но сосредоточенный. — На тебя.
Не совсем связно, но другого ответа мне и не надо.
Переключаюсь на восьмерки. Даже с одной рукой они получаются не так идеально, как у Роберта, но все равно в движении присутствует ритм — два жестких удара, один слева, один справа — и в тот момент, когда первый достигает кожи с таким роскошным шлепком, Лори издает сдавленный звук незамутненного изодранного желания. Ёпт, как же я люблю эти звуки. Наверное, потому что по жизни он, на самом деле, человек тихий. Не так, как это обычно бывает, когда кто-то просто мало или негромко говорит, но прямо вот по своей сути. Все эти островки безмолвия в его душе, которые он тревожит для меня.
Когда мы вместе, я собираю его вздохи и всхлипы, приглушенные вскрики и те, которые он приглушить не в силах. И любовно складываю в свою, блин, копилочку. Но похожего на то, что сейчас, еще не было — как он отзывается у меня под плеткой, и этот его первый тихий звук — он словно как первый раз, когда Лори коснулся губами моего члена. Наполняет меня сладким восторгом, от которого все заходится внутри, и чем-то непонятным потемнее — чем-то, что жаждет заставить Лори сопротивляться, мучиться и сдаться мне на милость.
Я бью сильнее по тем же местам, еще и еще, прямо от плеча, а не от запястья, пока кожа Лори не краснеет еще гуще и не начинает лосниться под пленкой выступившего пота. Я и сам вспотел, и дышится уже как-то тяжеловато. Частично из-за увлеченности и частично потому что весь процесс… требует много усилий. Так же как и секс: тупо физических усилий, вперемешку с удовольствием, близостью, эмоциональным и телесным единением, с взаимоотдачей.
