Нортланд (СИ) - Беляева Дарья Андреевна (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
— Ты понимаешь, Эрика? Мертвые не говорят ни о чем. Все эти смерти, пусть их будет сколько угодно много — это тишина. Последнее число всегда ноль. Ты понимаешь это, Эрика? У них нет ответов, и вопросов они не задают. Половина нашей жизни — это тишина, пустота. Как если взять что-нибудь цельное, а потом потом половину закрасить черным. Нет, это тоже не подходит. Половины просто нет, ничего нет, у нас так много тишины, пустоты, неизученного пространства. Так много ничего.
Он говорил все быстрее и быстрее, казалось, скоро я перестану понимать его слова. Я затушила сигарету и обернулась к нему.
— Вальтер, — сказала я вкрадчиво. — Вальтер, пожалуйста, успокойся.
Взгляд его бегал, глаза казались еще темнее, чем на самом деле. А потом он встал и прошел к плите, чтобы заварить себе еще кофе.
— Знаешь, я оказалась там совершенно случайно, — сказал он. — Прежде я на карательных акциях не бывала, у нас маленький городок, ничего особенно страшного не происходило. Хемниц тихий, в нем даже скучно. Да, конечно, приходилось кого-то отправлять в Хильдесхайм, но это же совсем другое. Некоторые возвращались.
Я подошла к холодильнику, вытащила масло и хлеб, принялась делать себе бутерброд. Мне не хотелось впускать в себя это знание. Больше никакой боли.
Но Вальтер не останавливался, а я не могла его прервать. Мне было его жаль.
— Я готовилась к тому, что мне придется убивать, но как-то все не случалось и не случалось.
Мне захотелось спросить его, поэтому ли он убивал лягушек в детстве, и засмеяться, но я не стала. Я намазала бутерброд и Вальтеру. А он сделал кофе и для меня.
Мы сели за стол, и я снова посмотрела на Вальтера.
Он продолжил:
— Словом, приехали большие шишки из гвардии. Из самого Хильдесхайма, Эрика. Они выслеживали их, они сами их брали, я не знаю даже, где. В общем-то, это было дело не нашего уровня. Они созвали четверых из нас, когда все было кончено. Все было на какой-то заброшенной фабрике за городом, в километре от леса. У меня всегда были хорошие характеристики, и я вошла в списки. Там от здания-то толком ничего не осталось.
Я слушала его спутанную речь, слушала, как он перескакивает с детали на деталь, и испытывала от этого почти то удовольствие, которое получают от детективов.
— Словом, там никто ничего не убирал. Но поставили столы, накрыли их белыми, просто как снег, скатертями. Была и выпивка, и что поесть тоже было. Как праздник, понимаешь? Там были гвардейцы, десять мужчин, и еще одна женщина. Она сидела рядом с главным из них.
И я подумала: Маркус. Я вспомнила, что говорил кениг, вспомнила Кирстен Кляйн и, наконец, поняла, что это за история.
— Там была здоровая такая яма. Проломленный бетон. Может, последствия аварии. Я не знала. Перед ней лежали связанные ребята и несколько девушек. Огромная яма, как общая могила, понимаешь? Так вот, она сидела рядом с главным, не ела, не пила. На ней была грязная одежда, и среди нарядных гвардейцев за богатым столом, она так глупо смотрелась. А богатые гвардейцы и нарядный стол глупо смотрелись на заброшенной фабрике. Все было глупо. Нам сказали убить их всех, одного за одним. Они бы и сами могли. В конце концов, они их поймали. Преступников, значит. Но им хотелось посмотреть. Я и не знала, что это за преступники такие. Говорили, что очень опасные.
А я знала.
— В общем, у них были завязаны глаза, и они лежали. Знаешь, даже убежать не попытаешься. При попытке к бегству умереть не так страшно, наверное. В общем, приходилось переступать через них, одна нога слева от него (или от нее), другая справа. Вставать вот так, а потом стрелять в лицо. У них были повязки на глазах. Главный из гвардейцев сказал: это чтобы они не знали, когда. В общем, мы так и шли. Я не знаю, сколько их было, я даже не посчитала. Около двадцати, наверное. Нет, все же чуть меньше. Выстрелить, переступить, снова выстрелить. Вроде какого-то танца. Девушка эта за столом смотрела, кусая губы, но не вскрикнула ни разу. Они тоже не кричали — рты тоже были завязаны, как руки, как глаза. В общем, мы все сделали. Тогда нам предложили сесть с ними и поесть. Я села, а потом я ела и пила вместе с ними. Когда я вышла, чтобы покурить, меня стошнило. Я подумала, а ведь это все было для чего? Чтобы впечатлить ту девушку рядом с главным. А она держалась лучше меня. По крайней мере, так казалось. Когда нас отпустили, мы обрадовались. Наверное. Но на обратном пути молчали. Туда ехали — смеялись, а на обратном пути молчали. Мы даже не знали ничего о них, понимаешь, Эрика? Даже глаз их не видели. И в тот момент все казалось очень легко. Еще пару дней я исправно ходила на работу, а затем собрала вещи и уехала. Я просто больше не могла там оставаться.
Маркус, подумала я, устроил массовое убийство, от которого сошел с ума мой кузен. Как тесен мир. Я не могла полноценно впустить в себя драму этих молодых идеалистов, взорвавших однажды здание полиции под влиянием идей Маркуса Ашенбаха, дирижировавшего впоследствии их уничтожением. Кирстен Кляйн была единственной ниточкой, связывавшей меня с этими людьми, а с ней нас объединял только взгляд. Благодаря воспоминаниям о Кирстен Кляйн я смогла, по крайней мере, ощутить, что это были живые люди, и что теперь их нет.
— Мальчишки! — сказал Вальтер. — Вечно они придумают что-нибудь, из-за чего друг в друга стрелять. Сколько их там все-таки было? Хотя последнее число всегда ноль, так что это все равно. Ну да ладно! Эрика, понимаешь, мне нельзя назад! Я даже ничего не знаю, но я сбежала оттуда.
Кто же знал, что у моего брата такая слабая психика.
— Ты ведь меня не выгонишь? — спросил Вальтер. Он взял меня за руку, сжал мое запястье. — Я не хочу там оказаться. Там, на той фабрике.
Я подумала, что есть места и пострашнее. А затем эта мысль показалась мне кощунственной. Разные люди, разные судьбы. Как решить, чья ужаснее? Мне вдруг стало стыдно, что я еще здесь, сижу на прокуренной кухне, смотрю на бутерброд и планирую, что у меня будет еще один день, а за ним следующий, и так далее.
— Оставайся. У меня хорошая протекция.
— Спасибо тебе, Эрика! Спасибо!
— Но не бесконечная.
Я посмотрела на часы и вскочила.
— Мне пора!
Я посмотрела на Вальтера. Его все еще трясло от кофе. Я сказала:
— Ради всего святого, отдохни, Вальтер.
— А ты купишь мне чулки?
— Да, куплю.
— Со стрелками?
— Обязательно.
Я вдруг наклонилась к нему и поцеловала его в макушку.
— Мы что-нибудь придумаем.
В сущности, я ничего для него не сделала, но мое бесполезное сочувствие облегчило боль мне самой. Дождь, наконец, пошел. Такой же сильный, как и вчера. Или позавчера? Я потеряла счет времени, оно уходило слишком легко.
Вальтер остался на кухне с моими несъеденными бутербродами и своим неизбывным чувством вины. Я сбрызнула духами затылок, живот и локти, убрала заколками волосы и надела пыльно-розовое платье прежде, чем поняла, зачем я все это делаю. Мне хотелось быть красивой. Я разозлилась на саму себя, но отступать от намеченного плана уже не было времени, и я прошлась по губам вишневой помадой.
Я выбежала из дома за десять минут до потенциального приезда Рейнхарда. Я не хотела, чтобы он поднимался ко мне. Он больше не жил здесь, это место перестало быть его домом. Было бы неправильно приглашать его сюда. Я выбежала во двор, под дождь, и села на скамейку. Почти с радостью я мокла, ощущая, как из женщины, желающей нравится, я превращаюсь в женщину, желающую попасть в теплое и сухое помещение. Я запрокинула голову. Дождь был теплый и сильный, закрыв глаза, я ощутила себя под душем. За шумом дождя я не услышала, как подъехала машина.
— Эрика!
Когда я открыла глаза, то увидела его, стоящего у автомобиля. Водитель держал над ним зонт. На Рейнхарде был длинный кожаный плащ, неизменная повязка с дагазом от дождя, казалось, алела еще более ярко.
Я неторопливо встала, и с как можно большим достоинством пошла ему навстречу. Если он не помыл машину от крови Роми, я принесу туда достаточно воды для этого. Рейнхард обнял меня, уткнулся носом в макушку, и я почувствовала желание обнять его в ответ, обессиливающую нежность.
