Экспроприатор (СИ) - Лимова Александра (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
— Руслан, шевелись, блять! — встревоженно сказал Спасский, жестом веля остальным остаться рядом с раздраженным Владом и отпустив их только когда Руслан загрузил мужика на заднее сидение своей машины и начал выезжать с парковки. Он перевел почти испуганный взгляд на Влада все так же смотрящего на глянец капота и негромко прошептал, — Господи, Влад… ты же его мог…
— Думаешь, я переборщил, да? И пра-а-авда, Вано! Эта мразь же белая и пушистая, что-то я действительно лишка дал! — И такая ледяная ирония в голосе и взгляде на Спасского.
— Он тупорылая пешка! — выдохнул Вано, садясь на корточки и закрывая руками лицо — Он же просто пешка, Влад! Господи… так нельзя… Нельзя, Влад… Мы можем не вывезти последствия…
— Вывезете. Я же вас, тварей, вывозил и из худшего, хули ноете. — Влад зло сплюнул, глядя как Валера и Леша направляются к клубу. — Мне похуй, он Ерохинский, этого достаточно. Я уже говорил им, что нехуй ко мне лезть иначе ебалом в землю вобью. Хватит ныть, Вано, лучше поедь за Русом и добейте это чмо нахуй, раз так трясетесь, что я сделаю это сам. Ерохинская гниль, блять…
И у меня упало сердце.
Глава 14
Напряженная тишина на его кухне. Я сидела в кресле, подобрав под себя ноги, он рядом на диване, задумчиво оглаживая пальцем грань бокала с виски и чуть прищурено глядя в стол.
Он знал, что напугал. Понял не правильно, чем именно.
— Это… — на мгновение прикрыл глаза и пригубил алкоголь. — Это был человек, сдавший Марку схему.
— Тот самый? Который тупой? — негромко уточнила я, подавив ком в горле и глядя на его левую руку. Которой бил.
Краткий кивок, все так же глядя в стол. Глубоко вздохнул и выдохнул, медленно перевел взгляд на меня. В глазах напряжение. Просьба. Не поднимать то, что на дне. Он только что загнал это внутрь и вновь повесил замок. Он не хочет. Устал.
— Стас тоже? — прикусив чуть немеющие губы, спросила я, глядя на его левую руку. — Амбидекстр?
— Нет. Он нормальный. — Ирония вышла кривая, он снова сделал глоток и достал сигареты кратким взглядом попросив распахнуть окно. — Правша. Это только я даже еще не родившись уже начал выебываться. Эвелинка, в принципе, правду сказала, чем мы различаемся с ним.
— В школе не заставляли переучиваться? Писать только правой. — Шла к окну и позволила себе на миг слабость — скривиться от ужаса, бившего сердце о ребра.
— Пусть бы попробовали. У мамы скалка постоянно наготове была. — Благодарно кивнул, когда я снова вернулась в кресло и снова посмотрел в бокал. — Она всегда считала, что любая черта пока жить не мешает это особенность. Только когда мешает это патология. Переубедить ее никому не удавалось, скалка всегда рядом. — Негромко рассмеялся. Невесело. Очень устало.
— И не нужно. — Выдохнула я, потянув руку за его бокалом. — Она права.
Влад прикусил губу. Когда я взяла его руку сжал мою кисть, все так же глядя в стол. И страх внутри, почти подавленный страх накрыла волна боли. Потому что… всё. Потому что он снова верит мне. И я говорю правду, действительно правду, он это знает. Но мне больно от того что завтра я скажу ему еще одну правду. Даже после той его фразы. «Ерохинская гниль». И блять как же страшно, как сука это страшно… Инстинкт самосохранения крошаший нутро почти оттеснен, но его истошный крик все еще звенит в ушах, складываясь в звуки удара бутылки о тело… и как же непередаваемо больно, когда он вот так едва касаясь, сжимает мою кисть.
* * *
Город в огнях фонарей, широкие, расчищенные улицы, по которым неторопливо ехала я в совей машине. Пересекала закрытый сектор пригородного поселка и равнодушно скользила взглядом по табличкам на вычурных до безвкусицы заборах. Никакого стиля, чисто пафос шепчущий о деньгах владельцев этих заборов и того, что за ними. Пфе.
Ерохинский дом был почти в самом конце. Остановилась у ворот, неторопливо разъезжающихся и открывающих широкий заезд к дому. Пафос. Деньги. Безвкусица.
У мраморных ступеней высокий мужчина в деловом костюме, распахнувший передо мной входную дверь. Снова пафос и деньги в огромном холле. Ну, вот по типу — о боже, Петр Первый охуенно жил, это прекрасный музей! Подскажите, где тут буфет? Как нет? А чего тогда тут делать?
Длинный коридор второго этажа, кабинет в конце. Он ждал меня, сидя за дубовым столом, откинувшись в кресле и с непроницаемым лицом глядя на меня, переступившую порог.
Мужчина не вошел вслед, он остался там, у двери.
Я думаю, Ерохин все понял сразу. Он почти не вслушивался, почти не смотрел в раскладываемые мной перед ним бумаги. Фальшивая схема, левые счета, к которым Влада даже если очень постараться привязать нельзя. Множество путанных ходов, сфальсифицированные утром данные. Пока разберешься мозг атрофируется. Я очень старалась. Зимин бы мной гордился. Гуру редко раздавал похвалы, в основном пиздюлей, но тут он бы определенно одобрительно хмыкнул.
Но Ерохин все понял, как только я переступила порог. Давал мне паузу, всматривался в мое лицо, слушал мой голос с пояснениями и убеждался все больше. Нет, я не прокололась ни разу. Мимика, жест, интонация — все очень выверено, все идеально, врать я умела всегда. Только с одним человеком в жизни у меня не прокатывало. Прокатило только по моей недоговорке и его ложному выводу приведшему к катастрофе и моему добровольному согласию на казнь. Потому что заслужила.
Бумаги убраны в верхний ящик его стола.
— Мои люди посмотрят. — Его негромкий голос в тиши кабинета и цепкий взгляд мне в лицо сквозь стекла очков.
— У нас был уговор. — Откинулась на кресле, скрестив ноги и положив руки на подлокотник.
— Мошенничество в особо крупном, Полина Викторовна. Меня интересует это.
— Там не в особо крупном, ущерб меньше тридцати миллионов. — Кивнула в сторону ящика его стола и снова посмотрела ему в глаза.
— Я говорю о том, что буквально на днях было совершено экономическое преступление с нанесением ущерба в размере пятисот семидесяти шести миллионов ста тринадцать тысяч рублей. — Грустно вздохнул Ерохин, глядя на недоуменно приподнявшую бровь меня. — А сегодня утром еще одно преступление с нанесением ущерба уже в шестьсот два миллиона. Четыре области стоят на ушах, прости мне мое просторечие.
Сучня, Казаков! Я едва подавила желание расхохотаться. Романтик с большой дороги, блять. То-то я думаю, чего это он сказал сегодня его не ждать. Обнал он поехал пилить. Четыре области грабанул, сучня такая. И еще через две недели бабло спиздит у таможни, схему вчера ему заверяла. Пиздец, блять.
Я внимательно смотрела в непоколебимое лицо Ерохина. Четыре области, краткий промежуток. Не-е-ет… Просто так это не прокатит, это разряд фантастики. Влад просто не делится именно с Ерохиным. Именно с ним. Вот в чем вся претензия. Казаков умеет делиться, потому его Система еще не нагнула, он прекрасно пилит деньги, но он не делится именно с этим человеком. Влад не жадный, он работает на коллективное сознательное и прекрасно им управляет. Эшелоны по обе стороны его ценят, иначе бы его уже закопали. Поэтому Ерохин его нагнуть не может, Ерохин часть Системы, которую Влад подкармливает, чтобы не трогала, но именно Ерохина Влад оставляет голодным. А Система, разумеется, как совершенное воплощение бешеной безумной твари периодически его кусает, и тогда нож в вены… Казаков рвет в ответ. Выдвигает ультиматум. Либо живем дружно, либо вы голодные, но перед этим еще полетят головы. Ерохину не нужно Влада сажать, ему не нужен даже рычаг давления, чтобы тоже с него сливки снимать. Нет. Ему нужен компромат, чтобы бешеная тварь снова напала. Ерохин не может не знать, чем это кончится. Просто он сказал, что если его политическую морду не кормят, так нехуй никому жрать. Он часть Системы, она его не сожрет, он ее часть. Голодная и продуманная, которая скажет бешеной суке «фас» а та обязана будет напасть, потому что факт будет обнародован. Влад принципиален и не умеет отступать, это обеспечило ему возможности и преданное окружение. А политгандон решил обернуть принципы не отступать и идти до конца против него самого… И он ведь пойдет… Сука, Ерохин… Какое же ты дно, блять…
