Паноптикум (СИ) - Лимова Александра (книги онлайн полностью .TXT) 📗
На третий день Асаев прямо откровенно соскучился. Выражал свои эмоции он всегда креативно, поэтому у меня едва бокал из руки не выпал, когда на работе я открыла его смс.
Он прислал мне селфи, на нем нижняя половина его лица. Улыбается, скорее ухмыляется. Щетина, ровные зубы, красиво очерченные губы. Легкая черная кожанка, под ней белая рубашка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами. Ракурс фото с руля, на заднем фоне бежевый салон.
Правой он держал телефон на уровне руля, а левая рука согнута в локте и поставлена на подлокотник, ладонью повернута к груди. И, сука, его пальцы. Их положение. Безымянный и мизинец чуть согнуты, а указательный и средний выпрямлены в откровенно пошлом намеке.
Я инстинктивно сжала ноги, чувствуя острый удар жара вниз живота, потому что в голове немедленно вспыхнул факт того, что он умеет делать этими пальцами в таком положении. Вот, сука. Никакой обнажонки просто себя сфотографировал, а у меня крыша уехала.
Почти сразу пришло еще одно смс:
"а ви фитографий можете пирисылать пожуйлиста"
Вот бывает такое ощущение, что человек вроде ничего такого не сделал, а тебе мучительно хочется его прибить. Потому что даже его смс я у себя в голове прочитала с кавказским акцентом.
И следом еще одно его смс:
"Только не откровенные, потому что мой телефон незаметно для меня прозрачен для некоторых служб. Пользуясь случаем, хочу передать привет Есипову и Ко — привет, придурки"
Я тихо взвыла, сжимая трубку в своих руках. Сфотографировала фак и отослала Асаеву.
Через пару секунд мне пришел ответ:
"Они явно на тебя обиделись, не будь такой грубиянкой (будь), моя роял-флеш"
Дрянь криминальная. Я старалась полностью погрузится в работу, тем более ее было навалом, учитывая, что субботний вечер был посвящён итальянской кухне со всякой соответствующей направлению ебутней. Но вот в мыслях у меня прямо конкретно висела та фотка и зрительные образы пережитого опыта с его пальцами, будоражащее кровь и путающие мысли. Сука, Асаев, ну как у тебя это получается?..
Он позвонил вечером того же дня, когда я уже после душа расслабленно валялась в постели. Всякую хуйню собирал, а я млела слушая его голос. Пара слов о присланной фотографии с вопросом, насколько мне понравилось. Фыркнула, поставила на громкую связь и открыла галерею. Заверила, что понравилось. Он рассмеялся. Голос стал тише, глубже, а у меня участилось дыхание от сказанного:
— Ты знаешь… вот вспоминается момент один. Там мои пальцы поверх твоих были. На груди. Помнишь этот момент? В ресторане. В первый раз.
— Помню. — Прикусывая губу и прикрывая глаза, возвратилась к тому дню, когда он впервые занялся со мной сексом. Вернее к тому, что было перед эти. Кабинет в "Инконтро". Эмин, сидящий на краю стола. Я, между его широко разведенных ног. И его руки. На моем теле
— Ты уверена, что хорошо все помнишь?.. — В глубоком голосе эхо терпкого, пьянящего и темного искушения, вплетающегося в вены, сужающего их, заставляющего кровь течь ускоренно и горячее. Обволакивающая хрипотца голоса, подталкивающая накрыть грудь правой рукой еще до его негромкого, будоражащего, — положи руку так, как это делал я.
Сдержала почти рефлекторное движения. Негромко и фальшиво утвердительно хмыкнула, а он тихо рассмеялся. Очень тихо, но вкрадываясь возбуждением под кожу.
— Слушай, Ян, я же все слышу. — Негромко произнес Эмин.
— Что?
— Твое дыхание. Я всегда по нему ориентируюсь, когда твоего лица не вижу… А твое дыхание сейчас ровное. Когда я сжимаю твою грудь пальцами, оно замир…Да… именно так. Потом второй рукой на живот. Ниже. До… Джинс?..
— Халат. И белье. — Губы пересохли, сердыебиение участилось. Под кожей зуд, отдающийся эхом на тональность его голоса.
— Распахни. — В голосе полуулыбка.
— Уже. — На моих губах тоже.
— Пальцами по животу. — И я подчиняюсь, соскользнув с груди рукой ниже. — Медленнее. С нажимом. До низа. Кружево?
— Да. — Выдох, когда пальцы на границе белья.
— Повтори. И пальцами ниже. За ткань. Повтори, я сказал.
Повторила. Скорее сказала. Когда пальцами ниже. За ткань. Намокшую. Нагретую телом, изнывающим от эха его голоса, возродившего темный, горячий клубящийся туман в мыслях, душе и крови.
А дальше… А дальше его голос ниже. Еще глубже. Руководящий огнем в сосудах, руководящий изнывающим нутром, когда он диктовал ритм движений пальцами на точке, посылающей истребляющие жаром волны по всему телу.
Медленнее. Под кожей протестующий ток, сжимающий мышцы, напрягающий их, напитывающий сопротивлением сказанному. Медленнее, сказал. Приказ темного горячего порока в хриплом, скраденном выдохе, пославшем тормозящий импульс по нервам, замедлившем движение пальцев. Хаос в разуме взвыл и отразился в смазанном стоне с пересохших губ. Быстрее. Нажим. Отражение сказанного в движении моей руки на своем теле. Еще. Отзыв сгущающегося горячего поглощающего мрака, стягивающего нутро в подготовке к обрыву. Еще. Его голос пропитывает жар в теле, насыщает силой, подчиняет пальцы. Душу. Разум.
Палец. Внутрь. Звучит почти в срыве на пороге. Сейчас, сказал. Миллисекунда и рука подчиняется, когда все напряжено до предела, пропитано его хриплым голосом. Сейчас, блядь. Палец внутрь и разрыв. Нирвана. Разносящая до остовов мощью жара, возносящая к пику и срывающая с него. Стон, всхлип с моих губ от непереносимости мощи волы невыносимо горячо разнесшейся по телу, заставляя его рефлекторно сжаться. И просто разрыв моего сознания, когда. Сквозным ранением понимание, что он здесь, он рядом, совсем близко и ему нужно быть еще ближе. Одно действие — вытолкнула надломом его имя с губ и набат сердца в ушах прорвал его сдавленный, сквозь зубы, рваный неровный выдох, а перед глазами упоением то, как он выглядит в эти моменты, как сильно вздрагивает, как ведет головой вниз и чуть вправо. Это отзвуком взрывной волны повторно под онемевшей кожей, по сократившимся мышцам остаточной волной наслаждения и пьянящим удовольствием в догорающие остовы разума.
Тянущиеся секунды, слабое тело, стихающее наслаждение. Дышит в унисон, тоже восстанавливается. Тоже медленно. Тоже было сильно.
— Эмин? — негромко, глухо позвала я, рассматривая свои влажные пальцы, тускло поблескивающие в отблесков подсветки подиума вокруг кровати.
— М? — голос тоже глух.
— Когда ты вернешься?
— Тут занимательно все вышло, так что через два дня. — В голосе расслабленность, сход неги.
— Я тебя трахну. — Усмехнулась, сжимая пальцы и роняя руку на постель.
— Тогда через день. — В тишине голоса наслаждение. Будоражещее. Побуждающее на больший спектр обязательств.
— Очень жестко трахну. — Мой голос в шепот, но обещание тверже.
— Ян, я не могу раньше… хотя… — Его совсем негромкий, тающий в тишину смех, — я постараюсь.
— Но не завтра, да? — на мгновение прикусила губу, подавляя волну горечи.
— Я действительно не смогу. — Неощутимое эхо извинения. Неощутимое вообще. Но оно там было.
Я промолчала. Я промолчала когда у меня язык жгла одна фраза. Далекая от оскорбления, грубости и прочего. Прикрыла глаза, постаралась упорядочить мысли. О реальности забывать не стоит, как бы не несло. Это Эмин. У него высокие полномочия. И ответственность соответствующая. Нельзя его подводить к грани, даже если он это позволяет. Особено потому что он это позволяет. Знает, что не переступлю, только поэтому откровенен, терпелив и снисходителен. Он ни разу не переступил мой предел, хотя мог даже без последствий для себя. Не сделал, и мне нельзя. Уважение на уважение. Никаких низких подходов. Нельзя. Его тоже ведет. Нельзя в эгоизм ударяться. Нельзя не оправдать его доверие и его уважение. Нельзя. Он себе этого не позволяет. Мне тоже нельзя.
— Хоть на полгода там зависай, Асаев. — Произнесла ровно, усмирив жадность, алчность, коварные эгоистичные мысли. — Фотки с карнавала пришлешь. И предохраняйся, когда шпилить будешь крутобедрых бразильянок и… можешь хоть на года зависнуть и весь карнавал выебать, только чтобы… Понятно, Асаев?
