Eden (ЛП) - "obsessmuch" (электронная книга txt) 📗

Он все еще улыбается.

— Мальчишка рассказал нам все, о чем вы поведать не смогли: что Поттер делал, когда вас похитили, куда он планировал пойти, что вас спасти, а еще он рассказал нам то, что может знать только лучший друг — мечты Золотого мальчика, его надежды, чего он боится, и его секреты.

Я резко вздыхаю. Как, черт побери, Люциус Малфой, мог узнать, что я всегда себя чувствовала немного изолированной от своих друзей? Откуда он знает, насколько я завидовала Гарри и Рону из-за их близости, и что я не могу быть к ним ближе?

Он, должно быть, действительно хорошо меня изучил, прежде чем затащить сюда.

Боже, о чем еще он знает?

— О, молодой Рональд Уизли оказался просто золотой жилой для нас, — продолжает он, улыбаясь такой о-как-я-доволен улыбкой. — Но есть еще кое-то, что я хотел бы, чтобы вы мне рассказали, и думаю, что сегодня вы не будете сопротивляться слишком долго.

Я скептически выдыхаю:

— Правда?

Люциус кивает.

— Абсолютно. Видите ли, я свято верю, что для того, чтобы победить, нужно понять ход мыслей противника. Я очень старался понять, ваше гриффиндорское мышление. И я пришел к выводу, что мы только выиграем от того, что будем контролировать не вас, а того, кого вы по-настоящему любите.

— Я не понимаю, о чем вы, — решительно говорю я, тщетно пытаясь игнорировать охвативший меня страх.

Он улыбается, пристально глядя мне в глаза. Я пытаюсь очистить свой разум. Я ненавижу, когда он так вторгается в мое личное пространство, в мои мысли. Мне противно присутствие его разума в моей голове.

— А я думаю, понимаете, — говорит он тихо. — Но если вы хотите чтобы я предельно ясно все объяснил, не стану возражать. Мне кажется, что вы оскорбляете свои умственные способности, вынуждая меня объяснять вам такие очевидные вещи.

Он начинает ходить вокруг меня, ведя неспешный, самодовольный монолог.

— Вы боретесь до последнего, терпите боль. И вам это кажется храбростью, смелостью, мужеством. Но это глупо. Ведь в конечном счете, как бы вы ни сопротивлялись, вы все равно подчиняетесь мне.

Я дрожу.

— Ваша идеология раздражает, а извращенное понятие храбрости заставило задуматься, что я мог бы сделать, чтобы вы вели себя, как подобает. И мне интересно, сколько вы продержитесь, если пытать будут не вас, а близкого вам человека?

Мое сердце замирает на мгновение — он подтвердил мои страхи.

Что мне делать?

Он подходит ближе. Почти вплотную, но не совсем.

— Может быть, тогда вы поймете, что храбрости бессмысленна. Поймете, наконец, что все ваши жизненные принципы и идеалы — ложь, — он протягивает руку и проводит пальцем по моей щеке. — А, может, вы докажете, что я ошибаюсь? Может, вы настолько сильная, что сможете спокойно наблюдать, как ваш друг страдает во имя ваших убеждений. Это ваш шанс! И мне не терпится увидеть вашу реакцию.

Когда его палец касается моего подбородка, я произношу слова, которые не должна говорить, но ничего не могу с собой поделать.

— Вы сказали, что понимаете меня, — я говорю тихо. — Что ж, я хотела бы сказать то же самое насчет Вас. Мне хотелось бы понять, как вы можете заниматься подобными вещами? Как бы вы себя чувствовали, если бы кто-то пытал вашу жену у вас на глазах, чтобы добыть от вас информацию, которую вы хотите защитить ценой своей жизни. Что бы вы чувствовали, если бы кто-то стал пытать Драко, чтобы повлиять на вас?

Резкая, обжигающая пощечина.

Я задыхаюсь. Я не ожидала подобного.

Черты его лица становятся жесткими.

— Не смей говорить о моей жене, — его голос угрожающе тих, будто предостерегает меня. — Или о моем сыне. Это тебя не касается…

— Ну, да, конечно, я не должна упоминать вашу семью, иначе ситуация приобретает слишком личный характер, не так ли?

— Что вы хотите этим сказать? — Ледяным голосом спрашивает Люциус.

Не знаю почему, но я хочу все объяснить. Хочу, чтобы он понял, что мне известно, кто он на самом деле.

— Как только я говорю что-то, что касается лично вас или вашей семьи, вы моментально становитесь жестоким по отношению ко мне. Стоит мне упомянуть вашу семью или назвать вас по имени, либо попытаться воззвать к вашей совести и человечности, как вы сразу же обрываете меня, заставляя молчать, не подпуская меня ближе.

— Неужели? — Его лицо ничего не выражает. — Что ж, если вам так нравится заниматься психоанализом со мной, возможно, вы хотите еще что-то добавить?

Он провоцирует меня. Он искушает меня продолжить.

Что ж, если он хочет объяснений, он их получит.

— Если вы установите с кем-то близкие отношения, то уже не сможете как следует выполнять свою работу, потому что будете эмоционально привязаны к кому-то. И именно поэтому вы всегда абстрагируетесь от реальности, когда пытаете меня, а вовсе не потому, что вы бесчувственный монстр.

Он ухмыляется.

— А почему вы так уверены, что я не бесчувственное чудовище? Вы ведь абсолютно меня не знаете…

— Я начинаю узнавать, — я веду ответный огонь. — И знаю, что вы такой же человек, как и я, просто иногда вы ведете себя бесчеловечно. И поэтому я пришла к единственно возможному заключению — вы ведете себя отстраненно, когда пытаете меня, потому что уверены, что так вы не привяжетесь ко мне.

— Даже так? — Он выглядит почти удивленным. Почти. — Умоляю, продолжайте.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

— И вам придется согласиться со мной, потому что, нравится вам это или нет, но вы уже привязались ко мне. Вы кричите на меня, сыпете проклятьями без причины, разве так ведет себя человек, которому все равно?

Теперь он действительно едва сдерживается, пытаясь сохранять спокойствие. Черты его лица почти искажаются от гнева, но он отчаянно пытается сохранить невозмутимый и ничего не выражающий вид.

На что он готов, чтобы доказать мне, что я ошибаюсь?

— Но я только хочу знать — почему вы меня ненавидите? — я намеренно провоцирую его сейчас, подталкиваю, пытаюсь копнуть глубже. — Я же ничего вам не сделала. Мы едва ли перекинулись парой слов в прошлом. Да, я не очень хорошо лажу с вашим сыном, но я не вижу иной причины ненавидеть меня, кроме моего соперничества с ним. Да, я была той ночью в Министерстве, но я не хотела быть там, и не моя вина, что вас поймали.

— Мне наплевать, были вы там или нет, — он огрызается, поддаваясь эмоциям. — Вы были без сознания большую часть сражения, и если быть полностью откровенным, я едва ли заметил ваше присутствие. И мне, конечно же, наплевать на ваши мелкие стычки с моим сыном. Школьные баталии не входят в круг моих интересов.

— Почему тогда? — я знаю ответ, конечно же, знаю, но я хочу надавить так сильно, как смогу. — Почему же вы меня ненавидите?

— Я уже говорил вам тысячу раз! Сколько можно повторять? — его лицо бледнеет от гнева. — Вас не должно быть в нашем мире. Вы и подобные вам не более чем отбросы, и все же вы проникаете в мой мир, загрязняя его, завоевывая и делая своим.

Теперь мне действительно любопытно.

— Так вот что это? — мой голос тих и тверд. — Так вот из-за чего весь этот сыр-бор? Страх?

Его глаза сужаются.

— Что?

— Вы слышали меня, — огрызаюсь я. — неужели вся ваша ненависть, ваша предвзятость проистекает из страха потерять положение в обществе? Вы просто боитесь, что магглорожденные могут лишить вас его?

— С чего вы взяли, что в этом кроется причина моей ненависти? — он повышает голос, бледнея. — Да как вам такое в голову пришло? Посмотрите на себя! Обыкновенная, неопытная грязнокровка-подросток, у которой нет ни денег, ни связей в обществе, и с недостаточным запасом знаний. Как вы можете лишить меня чего-то? Вы хотя бы представляете, кто я такой, и какое влияние я имею в магическом обществе?

— Вы правы, — продолжаю я, несмотря на то, что моя голова пульсирует от боли, и я на грани обморока. — Я никогда не смогу отобрать у вас ваше положение, потому что вам не пришлось много трудиться, чтобы достигнуть того, что у вас сейчас есть. Обычные люди вынуждены работать сутками напролет, чтобы заработать денег и достигнуть положения в обществе. Но все что вы имеете, вы имеете по праву рождения.