Eden (ЛП) - "obsessmuch" (электронная книга txt) 📗

Волдеморт смотрит на нас. Я скорее чувствую, нежели слышу, как Рон сипло втягивает воздух.

Я помню, как впервые предстала перед Волдемортом. До этого я не видела ничего более ужасного, чем это лицо. Но теперь оно не производит на меня такого эффекта, возможно, потому что я знаю, чего ожидать или… не все знаю?

— Люциус, я слышал, что вчера ты просил Беллу и Антонина помочь тебе в допросе грязнокровки.

— Да, мой лорд, — поспешно отвечает Малфой.

— Что… — начинает было Рон, но я сжимаю его руку и едва качаю головой в ответ на его вопросительный взгляд.

— В таком случае, наверное, будет лучше, если я поручу эту парочку вам троим, — продолжает Волдеморт. — Отныне вы ответственны за информацию, которую я захочу от них получить, а так же за то, какую пользу они принесут нам потом. Ваше первое задание — продолжить то, что вы уже начали. Мне нужна вся информация, которую я просил, до мельчайших подробностей. Все ясно?

— Да, хозяин.

Люциус склоняет голову, а затем делает жест Пожирателям, стоящим за нами, указывая на Рона. Я пытаюсь удержать его руку, но его грубо поднимают на ноги и толкают к двери.

Возникает ощущение, что вместе с Роном я теряю часть себя.

— Не волнуйся! — поспешно говорю ему. — Все будет хорошо.

Но слова звучат фальшиво, будто реплика из спектакля.

Прежде, чем Рон успевает хотя бы кивнуть мне, Пожиратели Смерти выводят его из комнаты.

Железная хватка на моей руке.

Я даже не заметила, как он подошел.

Я поднимаю глаза на Люциуса, но его взгляд ничего не выражает. Он грубо выталкивает меня из комнаты и возвращает в мою камеру.

Глава 6. Убеждение

Моя голова гудит, уши закладывает, и пульс бьет по глазам. От этой убийственной боли я едва могу видеть. И она не собирается проходить.

Где Рон? Где он?

Ничто не может остановить эту боль. Я глубоко дышу, тру виски, споласкиваю лицо водой в туалете — ничего не помогает от нее избавиться. Ничего, ничего, ничего.

Что они с ним делают?

И сейчас я хожу взад-вперед по камере, тщетно пытаясь мыслить ясно и логически.

Очень хочется знать, сколько времени прошло с тех пор, как меня вновь привели в мою камеру. Но как узнать? Никто никогда не говорит мне, сколько времени. Остается только догадываться.

На этот раз они действительно долго. Такое ощущение, что я здесь уже целую вечность.

И все, о чем я могу думать, — это то, что они делают сейчас с Роном.

Я сжимаю кулаки, врезаясь ногтями в мягкую, податливую кожу своих ладоней.

Возможно, что они не причинят ему боли. Может, они используют пытки только для грязно… для маглорожденных. Люциус намекнул, что так оно и есть. И скорее всего, они примут во внимание чистую кровь Рона и используют веритасерум.

Но если они собирались поступить именно так, почему Люциус так улыбался, когда Рон кричал, испытывая боль от Круцио?

Как он мог?

Он ненавидит Рона. Я понятия не имею, почему, но он ненавидит его. Вероятно, почти так же сильно, как он ненавидит и меня за то, что я магглорожденая, если я, конечно, правильно поняла выражение его лица.

Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти буквально взрезают кожу на ладонях. Кровь, моя кровь, собирается в трещинках на моих руках. Теплая, липкая кровь.

Это из-за меня он здесь. Это я обрекла своего лучшего друга на боль и страдания.

И смерть.

Это невыносимо.

Я резко разворачиваюсь, впечатывая кулак в стену. Обдираю костяшки пальцев о грубый камень. Хочу причинить себе боль — раздробить тело, и вонзить нож в ненавистного человека, сидящего в нем.

Я останавливаюсь, когда стена заканчивается, и прижимаюсь лбом к холодному камню. Пот катится по моему лицу, и волосы прилипли к коже.

Но боль в моей руке ничто по сравнению с пульсирующей головной болью.

Дверь моей камеры открывается с громким щелчком. Я поворачиваюсь, точно зная, кто это.

Его внешность, как всегда, безупречна. Ничего лишнего. На нем роскошная мантия — черная с изумрудно-зеленым материя и серебряная вышивка.

Хах.

Он оглядывает меня с ног до головы и кривит рот в усмешке.

— Прелесть моя, вам стоит лучше заботиться о себе. Вы выглядите ужасно.

Я угрюмо смотрю на него.

— Вы бы выглядели не лучше, приведись вам жить в подобных условиях.

Он подходит ко мне и берет за подбородок, изучая мое лицо.

Он вертит мою голову так и сяк, осматривая меня, будто я — маленький, грязный ребенок.

— Вы больны? — спрашивает он, наконец, не убирая рук от моего лица. — Выглядите вы, по крайней мере, именно так.

Он стоит слишком близко ко мне.

— Вам-то что? — Я твердо смотрю ему в глаза.

Люциус наклоняется, чтобы рассмотреть мое лицо поближе, но выражение его, словно безликая маска.

— Болезнь заключенного не входит в мои планы, — в конце концов, произносит Люциус.

— О, зато мучить и истязать этого заключенного для вас в порядке вещей, так? — Я вырываюсь из его рук, взбешенная его наигранным сочувствием. — Как разумно с вашей стороны.

Он достает палочку из складок мантии, и я чувствую пронзающий меня электрический разряд, которая исчезает также быстро, как и появляется. Мое дыхание немного сбилось, я делаю резкий вздох сквозь стиснутые зубы.

— Я раз за разом повторял вам, что ваша дерзость не доведет до добра, — спокойно говорит он, едва шевеля губами. — Почему вы не хотите делать то, что вам говорят?

Я могу привести миллион причин, но я молчу, хотя мне очень хочется высказать все. Слишком уж свеж в памяти электрический заряд и сопровождавшая его боль.

Мы стоим и напряженно смотрим друг на друга. И мне интересно, что таят в своих глубинах эти холодные, серые глаза?

Он может читать мои мысли. Это так несправедливо, что я не могу читать его.

— Где Рон? Что вы с ним сделали?

Уголки его губ слегка приподнимаются в улыбке, но она не касается его глаз, они по-прежнему холодны.

— Ах да, молодой мистер Уизли. Кажется, вы слишком привязаны к нему.

Я заливаюсь краской от ярости, но стараюсь сохранить разум чистым. Я не позволю ему выудить что-либо из меня с помощью легиллименции.

— Признаться, сцена вашего воссоединения была отвратительна, — он ухмыляется. — Я-то полагал, что вы достаточно умная, чтобы воздержаться от телячьих нежностей, когда ваша жизнь висит на волоске.

Я не знаю, к чему он клонит. И не уверена, хочу ли я знать. Но этот разговор определенно сбивает меня с толку.

— Где… Рон? — Я ставлю ударение на каждый слог, и меня уже не волнует, накажет он меня за так называемую дерзость или нет.

Он слегка поднимает брови, но вопреки моим ожиданиям, заклятия так и нет.

— Не расстраивайтесь. Уверяю вас, вы встретитесь со своим молодым человеком совсем скоро, — он лениво крутит свою палочку в пальцах. — Как раз пока мы беседуем, его уже ведут сюда. Я приготовил кое-что особенное для него.

Меня накрывает паника, и я начинаю отчаянно молить.

— Нет, пожалуйста, — я хватаюсь за полы его мантии. — Не причиняйте ему боль. Пытайте меня сколько хотите, но только не делайте ему больно. Он ни в чем не виноват, он не заслуживает…

Люциус яростно выдергивает свои одежды из моих рук.

— Я бы попросил вас, не пачкать мою мантию вашими грязными руками, — на его лице написано отвращение. — Ее почистили только сегодня утром.

Я не обращаю внимания на оскорбление.

— Пожалуйста, не трогайте его…

— Сожалею, но теперь уже слишком поздно, — он действительно улыбается теперь — эта улыбка настоящая. — Мы уже побеседовали с ним накануне, и с удовольствием сообщаю вам, что он раскололся достаточно быстро. Как впрочем, и все.

Меня сейчас стошнит.