Особый слуга (СИ) - Дьяченко Наталья (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
Северин аккуратно опустил конверт на край постели, избегая смотреть на хозяйку, затем, попрощавшись, вышел. Конверт остался лежать, притягивая взгляд своей белизной. Он терпеливо ждал среди шелка простыней, пока горничная причесывала и одевала графиню. Покоился на скатерти в столовой, пока Полетт завтракала. Прятался в ридикюле, когда она наносила визит Женечке Алмазовой. Обсуждая с баронессой течение ее беременности, Полетт ощущала сквозь ткань плотность письма и его острые углы. Вечером, сама не зная зачем, она взяла конверт в комнаты сыновей, когда зашла пожелать им доброй ночи. Пока графиня меняла наряд и прическу для выхода в свет, письмо лежало подле нее на туалетном столике, а затем ненавязчиво перекочевало в расшитый бисером вечерний ридикюль, замечательно сочетавшийся с выходным платьем из лилово-кремового муара с украшенным бахромой отложным воротником, с рядом обтянутых тканью пуговиц и широким поясом, подчеркивающим тонкую талию графини. Самым примечательным в наряде были рукава: расходящиеся от локтя, щедро украшенные бахромой, лентами и шелковыми аппликациями, они походили на крылья сверкающей птицы. В этом платье с ридикюлем на запястье Полетт упорхнула предаваться развлечениям.
У Бородиных играли в шарады. Был Алексис Ковалевский с своею нареченной, которая вцепилась в него мертвой хваткой и никуда не пускала одного. Пришел Остроумов, расфранченный по последней моде, вместе с сестрой Елизаветой, юной барышней довольно светского вида. Явился Верхоглядов, тоже денди, таинственен и одинок. Ввиду своего одиночества Серго попытался вызвать Полетт на разговор, но его быстро взяли в оборот дочери вечно отсутствующего хозяина дома — Алиса и Дина, пятнадцати и шестнадцати лет, обе хорошенькие, кудрявые, проникнутые очаровательной женственной грацией, и Верхоглядов позабыл, куда шел.
Игра не клеилась, только и разговоров было о постигшей князя Соколова печальной участи. На первой же карточке написали: «Князь Антон катался на лошади и упал». Лошадь изобразил Алексис, а князя — его невеста. Несмотря на весьма неумелую их игру, шараду разгадали сей же час. «Он не жилец» — гласила вторая карточка, разгаданная также легко. Дальнейший ход игры был примерно таков: «Все мы под Богом ходим. Теперь род Соколовых прервется» — «Ужели у него не было братьев или сестер?» — «Разумеется, папаша его, Дикий барин, не был свят, но даже если и были бастарды, то о них ничего не известно». — «Антон — достойнейший молодой человек в самом расцвете жизненных сил. Как жаль, что он не оставил наследников». Читай на Книгоед.нет
— Позвольте, кажется, графиня Полетт одно время была с ним близка? — позабыв об игре, воскликнула Алиса Бородина, тоже проводившая лето в Менжимске.
А ее сестра подсела к графине, обняла ее, и, заглянув в глаза, умоляюще попросила:
— Расскажите нам, душечка!
— Здесь не о чем рассказать, — отвечала Полетт довольно прохладно. — На водах мы с князем сошлись на короткое время, верно, обманутые солнцем и пьянящим горным воздухом. Однако столь же легко обмануться друг другом нам было не суждено, мы с его сиятельством совершенно разные люди. Позвольте, я должна поздороваться с Пьеро Поцелуевым!
Высвободившись из цепких рук Дины, графиня подошла к только вошедшему в гостиную Пьеро и, подставляя щеку для поцелуя, горячо зашептала:
— Пьеро, вы мой спаситель! Отвезите меня домой!
— Разве вы не желаете играть? Я только вот приехал и с удовольствием поучаствую в шарадах.
— У меня внезапно разболелась голова, я хочу уйти. Ну что вам стоит, Пьеро!
— Жестокая, вы даже не предупредили меня, что будете здесь! Я бы заехал за вами, и мы прибыли вместе.
— Я решила в самую последнюю минуту. Видите, ваше желание исполнилось: мы отправимся вместе в обратный путь. Я надеялась весело провести время за игрой, а вместо этого только и разговоров, что о князе Соколове. Но я совершенно не желаю о нем говорить, мне неприятна эта тема. Давайте лучше поговорим о вас? Как чувствует себя уважаемая Лукерья Алексеевна?
Болтая, Полетт исподволь подталкивала Пьеро к выходу, и когда молодой человек опомнился, он уже стоял в передней дома Бородиных, а лакей подавал ему только что снятые цилиндр и пальто из тонкого сукна на куньем меху. Покорно Пьеро принялся облачаться. Он не мог противиться желаниям графини.
— Матушка шлет вам привет. Жалуется на свое здоровье и хочет лечиться за границей, но боится оставить меня одного. Сетует, что я до сих пор не женат, не то она доверила бы меня попечению жены.
— А вы?
— Я сказал, что сердце мое несвободно. Вы же знаете о моих чувствах к вам. Вот, извольте, я даже написал вам стихи, — и Пьеро принялся шарить по карманам, извлекая поочередно то часы на длинной цепочке, то пенсне, то увядший букетик фиалок, какие носят на лацкане фрака, то комканный носовой платок, то блестящий серебряный портсигар. Наконец, позволив графине получить представление обо всем, что составляло его жизнь, Поцелуев достал мучительно-мятый лист бумаги, торжественно расправил его, и водрузив на нос пенсне, отчего глаза его сделались безмерно велики, принялся декламировать:
Между ударами сердца
Глядеть — и не наглядеться,
Дышать — и не надышаться
От такта до такта вальса.
Между надеждой и верой
Любовь, что не знает меры,
Любовь, что не помнит страха,
От исповеди до плахи,
С рождения до могилы,
От взмаха ко взмаху крыльев -
Любовь, что превыше счетов,
Между вчера и сегодня.
От края и до окраин
Горит огнем, не сгорая,
Сияньем миры пронзает,
Сквозь вечность путь отворяя.
— Спасибо, Пьеро, — сердечно поблагодарила Полетт. — Стихи чудо как хороши! Так пронзительны, так точно выражают чувства. Хотите, я попрошу Остроумова посодействовать их печати? Он хвастал как-то, будто его друг держит газету.
Разумеется, графиня не стала добавлять, что ее собственные чувства адресованы другому.
Пьеро аж зарделся от удовольствия.
— Вы так считаете? Возьмите стихи, они ваши. Можете делать с ними все, что пожелаете.
И он всунул графине листок, покрытый размашистым почерком, больше похожим на детские каракули. Полетт расправила листок и бережно убрала в ридикюль, к конверту от князя Соколова.
Пьеро был так мил, что проводил графиню до ворот ее особняка и вышел из кареты прощаться. Ночи стали совсем холодны. Тяжелая и мрачная, ворочалась в своих гранитных берегах река, дул пронизывающий ветер, от которого не спасала накидка, от воды тянуло сыростью. В свете газового фонаря лицо Пьеро было по-детски открытым, беззащитно-милым: брови домиком, губки бантиком, прилипшие ко лбу пряди волос и трогательный румянец волнения. Полетт сделалось стыдно за то, что она пробудила в нем столь пылкую страсть безо всякой надежды на взаимность. Пьеро был счастлив находиться рядом с нею, а она изо всех сил желала, чтоб на его месте оказался Северин.
Полетт подставила щеку для поцелуя, но Пьеро неожиданно поцеловал ее в губы и отшатнулся, сам испугавшись собственной смелости. Откуда-то со стороны набережной послышались шаги запоздалого прохожего, ставшего невольным свидетелем этого мимолетного проявления чувств.
— Скажите, графиня, могу ли я надеяться? — спросил Пьеро.
Графине не хотелось расстраивать его, но ничего обнадеживающего не приходило на ум, кроме обычной вежливости, за которой прячутся в подобных случаях. Не стала исключением и она:
— Простите, Пьеро, время уже позднее. Отложим этот разговор на потом?
— Конечно же, графиня, как пожелаете, — окончательно стушевался Поцеуев.
Полетт пожелала ему доброй ночи и растворилась во тьме.
Сон не шел к ней. Она ворочалась и ворочалась в постели, пока не поняла наконец: не будет ей покоя, пока она не узнает содержание послания князя. Извечное женское любопытство одержало верх. Полетт встала, затеплила свечу, достала из ридикюля конверт и одним быстрым движением сломала печать.
«Дорогая моя графиня! Я не сильно уповаю, что вы прочитаете это письмо — вернее всего, ему уготована та же участь, что и прежним моим посланникам, однако иным способом завладеть вашим вниманием не располагаю. Если вы все же читаете, значит, Северин рассказал вам о моей печальной участи. Я умираю. На пороге смерти многие вещи, такие как гордость или сословные различия кажутся смехотворными, иные же, напротив, предстают в кристальной ясности. Я действительно испытывал к вам чувства, хотя и знаю, что вы не поверите мне, как не поверите и в то, что я до сих пор храню газету с вашим портретом. Но умирающему нет нужды лгать. Моя вина лишь в том, что я не сумел выразить своих чувств должным образом и отвратил вас от себя. Верно, до вас уже дошли слухи о моем покойном батюшке. Его скверный нрав я унаследовал вполне, такому выродку, как я, нет места в этом мире, и вот мир отвергает меня.
