Мой горячий сосед снизу (СИ) - Лартер Элли (книги хорошего качества .txt) 📗
Мальчишки остаются с Олегом, чтобы помочь с установкой тентов. Ну, как — помочь? Погалдеть под руку, пока он будет ворочать эти тяжелые металлические шесты и натягивать парусину. Мы с Верой Михайловной и девчонками отправляемся собирать ветки на лесной опушке, чтобы потом разжечь костер, сварить на нем картофель, зажарить сосиски и маршмэллоу…
— Александра Вадимовна, а вам нравится мой папа? — спрашивает как-то неожиданно Мила. Она шагает рядом со мной, крепко прижимая к груди небольшую охапку веток. Впрочем, ничего удивительного в ее вопросе нет: раньше она несколько раз спрашивала, нравится ли мне ее мама.
— Конечно, нравится, — отвечаю я. — А что такое, солнышко?
— Просто, — девочка пожимает плечиками. — Мама и папа поссорились и больше не живут вместе.
— Мне очень жаль, зайка, — я глажу ее по голове свободной рукой.
— Папе теперь грустно одному, — говорит Мила, и мне самой тоже становится грустно.
24 глава
Когда мы возвращаемся с охапками веток, я вижу, что оба тента уже натянуты, а мальчишки толпятся вокруг Олега, который что-то рассказывает.
— Эй, поделитесь с нами, о чем речь? — улыбаюсь я, подходя ближе. Ветки мы сваливаем на землю, потому что сначала нужно выкопать небольшую канавку, и только потом разжигать огонь.
— Рассказываю ребятам, как однажды ходил в поход и ставил палатку.
— Весело было? — улыбаюсь я, и Олег утвердительно кивает:
— Ага! Особенно когда посреди ночи подул сильный ветер, колышки повылетали из земли, а я запутался в парусине и едва не улетел с холма, — он начинает жестикулировать, показывая, как метался в темноте в слоях палатки, дети смеются, я тоже, и только Вера Михайловна смотрит на нас укоризненно. Ее взгляд смущает меня, так что я быстро прекращаю веселье и велю мальчишкам — и Олегу, конечно, — начинать копать канавку. Пока они возятся с маленькими лопатками, привезенными из города, мы с Верой Михайловной и девочками начинаем доставать продукты.
— Марина, не забудь про помидоры, которые дала тебе мама… Катя, ты не замерзла? Не хочешь надеть другую шапку? Ох, у нас же есть печенье! Леся, ты помнишь? Поделишься со всеми? Лиза, осторожно! Не урони хлеб на землю, пожалуйста!
Уследить за всеми — нереально, но я привыкла. Олегу приходится сложнее: мальчишки едва ли не дерутся за лопатки и возможность покопать твердую лесную почву. Комья земли летят во все стороны, я уже предвкушаю недовольство некоторых мамочек. Почему у Пети вся куртка в грязи?! Вы что, детей по земле кататься заставляли?! Если бы и заставляла — они бы с радостью! Им ведь только дай запачкать себя чем-нибудь…
Потом мы все вместе садимся вокруг выкопанной канавки. Олег показывает, как сложить ветки, достает зажигалку, щелкает раз, второй… Маленький оранжевый огонек вспыхивает, разгорается постепенно, и через минуту сухие ветки уже пылают бодро и весело, пощелкивая и разбрызгивая вокруг себя снопы искр.
— Вот и костер готов! — заключает Олег.
— Только осторожно, ребята, — предупреждаю я. — Не садитесь слишком близко, чтобы не обжечься. Лучше возьмите шпажки, на них можно нанизывать сосиски, а потом — и зефир…
Вскоре мы подвешиваем над огнем старинный, видавший виды котелок, чтобы сделать картофель в мундире. Потом дети обжигают пальцы, смеясь, пытаясь отодрать горячую кожуру… Над костром, тем временем, уже пыхтит такой же старинный, ржавый снаружи чайник. Обе посудины принесла Вера Михайловна — для атмосферы. Атмосфера и вправду чудесная. Дети, может, и не чувствуют этого, но для нас, взрослых, это особые ощущения.
Потом пьем чай, жарим над костром зефир, делим между собой печенье Леси, конфеты Коли, Сашин мармелад. Олег дочитывает вслух «Веру и Анфису». Потом начинаются игры в мяч, прятки и догонялки.
Я целый день не могу насмотреться на Олега. Кошусь украдкой, чтобы Вера Михайловна ничего не заподозрила.
Он и вправду хороший отец. Мила льнет к нему, забирается на колени, чмокает мимоходом к щеку. Видимо, Кристине, как бы она ни пыталась, не удалось настроить дочку против отца. А может, есть в этом и моя небольшая заслуга: все лето я давала Олегу советы, как общаться с Милой, куда с ней сходить и что подарить. Сейчас они совершенно точно — банда.
К другим детям он тоже внимателен. Раз уж вызвался помогать — делает все, что может. Сначала развлекал ребят в автобусе, потом поставил тенты, организовал костер, теперь играет с ними в футбол… Я сижу около костра, прямо на земле, в облепленных сосновой хвоей леггинсах, скрестив по-турецки ноги, пью чай из пластмассового стаканчика, любуюсь ими.
У Олега начинает звонить телефон. Он отходит от ребят, берет трубку… Разговаривает о чем-то долго и напряженно, хмурит брови. Потом подходит к костру, косится на Веру Михайловну, обращается ко мне:
— Можно вас, Александра Вадимовна?
— Да, конечно, Олег Викторович, — я киваю и встаю с земли.
Мы отходим на край лесной поляны, где за высокими и густыми кустами шиповника нас не видно никому, даже Вере Михайловне.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Соседи с пятого этажа случились, — Олег фыркает. — Они только вчера вернулись, оказывается.
Мое сердце ухает вниз, в пятки, и я лепечу едва слышно:
— Что, все плохо?
— Было не очень хорошо, — кивает он. — Но я уже все решил.
— В смысле? — опешиваю я, таращась на Олега во все глаза.
— Я перевел им некую сумму денег… чтобы загладить материальный и моральный ущерб. Не переживай на этот счет: за последнюю работу я получил хорошую плату, как ты помнишь. И потом, с тебя бы они потребовали гораздо больше. Я сказал, что это я затопил их.
— Олег… — я не знаю, что сказать, поэтому только морщусь и тру переносицу. Это слишком сложно. — И сколько это — некая сумма денег?
— Несколько сотен тысяч рублей, — отвечает он уклончиво.
— Сколько? — настаиваю я. — Двести? Триста? Четыреста?
— Да неважно. Мне все равно не на что было потратить эти деньги.
— А твой собственный ремонт? — ахаю я.
— На него хватит, — заверяет меня Олег.
— Вот черт, — я утыкаюсь лицом в ладони. Он отнимает мои руки от горящих щек и улыбается:
— Можешь просто сказать спасибо.
— Спасибо! Просто… это слишком щедро даже для самых лучших соседских отношений…
— А мы что, просто соседи друг другу? — хмыкает он.
— Разве нет? Я подумала, что ты решил попрощаться со мной… тогда.
— Нет, — усмехается он. — Я просто дал тебе и себе время передохнуть и подумать. И если ты надумала…
Закончить я ему не даю. Облегчение, благодарность и нежность сливаются в едином порыве, и я поднимаюсь на носочки, чтобы крепко поцеловать его в губы.
25 глава
Сердце стучит громко и гулко: мне кажется, весь автобус слышит. Но мои опасения наверняка беспочвенны: в салоне стоит такой многоголосый шум, что тут закричи — не сразу услышат, что уж говорить о стуке сердца…
Мы возвращаемся домой: уставшие, перепачканные, слопавшие все съестные запасы, выпившие всю воду из больших пластмассовых бутылей, привезенных с собой, но зато довольные, счастливые.
Через десять минут после того, как автобус трогается, дети начинают засыпать… Мирное сопение разносится по салону. Вера Михайловна сидит в своем любимом углу и читает. Мы с Олегом располагаемся в другом конце автобуса. Он — закинув ноги на спинку переднего сидения, я — подогнув под себя. Хочется разговаривать — мы истосковались друг по другу за столько дней. А еще — целоваться, целоваться, целоваться… Я кошусь на Веру Михайловну: она кажется мне неприятной. Она с самого начала не слишком нравилась мне, но теперь у меня странное чувство, что она следит за нами. Боже, какая глупость, уговариваю я себя, но все равно поглядываю на нее с каким-то подозрением.
— Так сколько ты выложил за ремонт пятого этажа? — спрашиваю я шепотом, чтобы ни Вера Михайловна, ни дети не услышали.
— Меньше, чем ты думаешь, — улыбается Олег.
