Улей (СИ) - Тодорова Елена (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
«Хватит».
«Хватит, Титов. Оставь на завтра».
«Не поломай ее раньше времени».
— Адам…
Он отпускает ее так же стремительно, как и захватил. Щелкает выключателем и, пока Исаева жмурится, привыкая к освещению, высаживает ее на кухонный островок. Не смотрит в ее сторону. Отходит обратно к холодильнику и достает две бутылки «Corona Extra» [14].
Ева непроизвольно морщится, когда Титов открывает их, зацепив краешком крышки за отвес дорогущей столешницы, и ударяя сверху ладонью.
Делая небольшой глоток врученного ей пива, ждет, пока Адам посмотрит ей в глаза.
И когда он это делает, желудок Евы скручивает до головокружительной тошноты. Его глаза больше не пустые. Они полны злости и похоти. Одуряющей похоти.
Исаева заставляет себя отвернуться, но не может от него оторваться. Наблюдает, словно загипнотизированная, за тем, как алчно Титов смотрит. Как резко дергается его кадык. Как напрягаются мускулы в сильном теле.
И ей безрассудно хочется, чтобы этот монстр слетел с катушек.
Манит его глазами. Просит выйти из-под контроля. Только Адам понимает, что Ева желает этого лишь затем, чтобы снова его оттолкнуть. Медленно опускает веки. Прикусывает уголок губ. Снова смотрит на нее.
«Глупая-глупая Эва, ты вовсе мне не нужна».
Отпивает сразу половину бутылки и, наконец, подходит к девушке. Останавливаясь напротив, касается пальцами вздернутого подбородка.
Врезается взглядом.
— И все же, таких, как ты, у меня еще не было.
— После меня, других у тебя уже не будет.
Обещает это себе и ему. Только Титов не воспринимает ее слова серьезно.
Упирается в стиснутые колени Евы ощутимо-твердым пахом и застывает на ней изучающим взглядом. Она буквально ощущает, как крутятся шестеренки в его гениальном мозгу, пока он вспоминает что-то из ее дневника.
«Кто я?
Все смотрят на меня. Но человек, которого они видят перед собой, не Ева Исаева. Это просто девушка, что играет Еву Исаеву. Я не допускаю эмоциональной привязанности к этому персонажу, чтобы не ощущать по-настоящему все то, что она чувствует. И тогда, ночью, меня колотит от перезарядки. Я не могу уснуть. А если засыпаю…. Мне снятся кошмары, и я кричу. Кричу так, что просыпаются родители. Но они давно не заходят в комнату, чтобы успокоить меня. Я расстраиваю их.
Что же до моих чувств?
Безумие. Отчаяние. Хаос. Сумятица в голове.
О, Боже мой, я просто пытаюсь жить… Выживать».
Дыхание Исаевой слабеет, а глаза вспыхивают.
— Прекрати, Адам, — сердито шипит она. — Ты не можешь продолжать изучать меня, словно подопытную. Нельзя так делать. Так никто не делает. Люди не хотят знать друг друга настолько глубоко. Потому что это рушит все границы и делает их слишком близкими. А это, уж поверь мне на слово, может причинить боль нам обоим.
Но Ева лукавит.
В действительности, больше всего на свете она хочет, чтобы кто-то узнал ее по-настоящему. Чтобы увидел то, что она скрывает внутри себя. Чтобы показал ей нечто иное, помимо жестокости и боли.
— Поздно, Ева, — Адам стучит пальцем по своему виску. — Я уже все запомнил. Теперь мне предстоит самое интересное. Выяснить, честна ли ты перед собственным сознанием.
Девушка сглатывает.
— Как пожелаешь, Адам… Смотри только, не захлебнись. Ибо я тебе не понравлюсь. Но отвергнуть меня ты уже не сможешь.
Титов опускает руки Еве на бедра, и она задыхается от того, как тяжело и горячо они ощущаются. Чувствуя, как по телу разливается лихорадочное тепло, сжимает ноги крепче. Ремень Адама задирает тонкий капрон и холодит ее колени, но она не может заставить себя пошевелиться. Застывает, подобно статуе.
— Говоришь глупые вещи, Ева. Но мне нравится тебя разочаровывать. Из нас двоих ты будешь единственной пострадавшей стороной.
Девушка спешно перемещает взгляд. Что-то ищет в глазах Титова. Нечто важное для себя. Только он замыкается, не дает ей ответов.
— Чтобы ни случилось… — отчаянно выдыхает она. — Запомни, не хочу с тобой дружить.
— Мы не друзья, — грубо отрезает парень.
— И никогда ими не станем, — горячо настаивает Ева. — Даже если я мертвой лягу, не приходи ко мне, Титов. Останься за чертой, — заключает сделку с монстром и с собственной безумной натурой.
— Не приду, — легко обещает он ей.
— Хорошо, — выдыхает Исаева с облегчением. Отставив пиво на столешницу позади себя, берет Адама за руку. — А теперь послушай, каким будет твое испытание.
— Субъект. Информация. Действие, — равнодушно внимает ее указаниям Титов.
— Павел Исаев. Двадцать девятое октября, морской бизнес-центр. Знакомство, — решительно выпаливает девушка, и безразличие Адама сменяется коварной ухмылкой.
Склоняясь, он задумчиво перебирает выбившуюся прядь ее волос.
— По рукам?
— По рукам, аномальная моя.
Беспечные, неуравновешенные, аморальные дети.
Они еще не осознают, что этим вечером запустили цепь чудовищных непоправимых ошибок. Они еще не знают, что этой ночью умрет чья-то маленькая мечта, ставшая первой жертвой их развлечений.
Они еще не ведают, что спустя каких-то сорок два часа своими опрометчивыми действиями потревожат настоящего дьявола.
12
День четырнадцатый
— Папа! Пап…, — прилагая все усилия, Ева тянет на себя тяжелые дубовые двери отцовского кабинета. На мгновение нерешительно застывает в проеме. Отец не позволяет ей входит в свою святыню, но сейчас, когда мама в отъезде, девочке тоскливо и очень страшно. — Папочка…
Сминая в руках ночную сорочку, осторожно ступает в слабоосвещенную комнату. Вздрагивает, едва босые ступни касаются сверкающего пола. Черный мрамор пронизывает маленькие ножки ледяными шпорами, словно напоминая Еве, что ей здесь не будут рады.
Оглядывая помещение, девочка тоненько вскрикивает и тут же зажимает рот ладошкой, чтобы сдержать рвущийся из груди вопль.
Будто завороженная, смотрит, как узкая красная струйка шустро бежит по роскошному половому покрытию. Липким слабым теплом лижет детские пальчики и огибает пяточки. Страх, омерзение и полнейшее замешательство искажают миловидное личико Евы. Ее губы дрожат, пока глаза следуют вглубь помещения в поисках источника грязной лужицы.
Сердце с ужасом врезается в грудную клетку, колотится об нее, будто до безумия взбудораженная птица.
Густая алая жидкость скорым ручейком вытекает из лобового отверстия распростертого на полу человека. Еву пугают не столько рана и вид крови, сколько неподвижные пустые глаза мужчины.
— Ева? Что ты здесь делаешь? — слышит гневный голос отца.
Павел Алексеевич хватает ее за плечи и пытается развернуть к себе. Но девочка, словно упрямый бесенок, уклоняется и вертится, не желая отрывать взгляд от потухших человеческих глаз.
— Что случилось с этим человеком, папочка? — взволнованным шепотом спрашивает Ева.
— Ничего, — выплевывает Исаев и встряхивает дочь, будто тряпичную куклу, насильственно разворачивая ее к себе.
Всматривается в искаженное ужасом детское личико недовольным взглядом.
— Этот человек мертв? Ему больно?
Тонкий голосок Евы со звоном отлетает от высоких стен помещения и извлекает наружу то, что Исаев всеми правдами и неправдами пытается скрыть. Сражаясь с подспудным желанием накричать на дочь и силой заставить ее молчать, он вынужденно ищет слова утешения, способные успокоить детский пытливый мозг.
— Нет, Ева. Он не мертв, — отмеряет каждую интонацию в своем голосе. Пытается звучать благожелательно и миролюбиво, чтобы расположить ребенка к себе. — Папа ему поможет.
Последняя фраза понукает застывших у порога людей в черных костюмах двигаться. Тихо переговариваясь, они проходят мимо Евы и Павла Алексеевича. Склоняются над неподвижным телом.
— Это ты наказал его? Что он сделал? — Ева оглядывается через плечо, невзирая на то, что тело опутывает жгучая боль от силы сдерживающих ее отцовских рук.
