Перекрестки судеб. Леся и Рус (СИ) - Черная Лана (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Что? — ловлю ее долгий взгляд, когда закутываю свою Звёздочку. — Уже не хотите меня посадить?
Она лишь фыркает в ответ и помогает мне сесть на заднее сидение. Сама устраивается рядом с Алексом, который до сих пор даже не взглянул на Богдану. А ведь она точная копия его сестры.
…Она приходила на рассвете, приносила гулену Кляксу. Неделю. Усаживалась на крыльцо вместе со мной, пила молоко с вафлями, и ничего не говорила. Странно, но нам было уютно просто молчать, наблюдая за расцветающим алым небом. Встречать вместе новое утро. Она уходила, так же молча, чтобы следующим рассветом снова прийти в мою жизнь, усесться на крыльце и пить со мной молоко, которое странным образом усмиряло моих демонов.
Через неделю наших посиделок позвонил Рощин, огорошив информацией, а я украл у Богданы рыжий волосок и уехал на объект на три недели.
Богдана пришла снова три недели назад. Я только вернулся с объекта, злой после звонка Глеба, сообщившего об аресте Ксанки. И тут она…в сером поношенном платье, старых кроссовках и с Кляксой на руках.
Похоже, эта кошка полюбилась маленькой Богдане, как и мой дом. И вдруг остро захотелось, чтобы и я тоже…ей приглянулся.
— Привет, — сделал попытку улыбнуться, но, видимо, коряво вышло, потому что Богдана нахмурилась и отступила к калитке. И при этом не сводила с меня внимательного зелёного взгляда, глубокого с темными крапинками. — Извини, — вздохнул, взъерошив волосы, — тяжёлый день, настроение ни к черту. Пиццу будешь? Только привезли.
Она молчала и смотрела на меня, не переставая гладить Кляксу. И не двигалась с места. А из окон за ее спиной грохотала музыка. Теперь ясно, почему она сбежала, не дождавшись рассвета.
Жадно вдохнул горячий воздух, вспомнив, что на кухонном столе лежит запечатанный конверт из лаборатории. И в нем ответ на самый главный вопрос.
— Ладно, царевна Несмеяна, — выдохнул, поймав ее настороженный взгляд. Надо же, какая гамма эмоций для аутистки. Странно. Но я не дал додумать себе, потому что на повестке дня совсем другой вопрос: кто подставил Ксанку? — Перестанешь трястись от страха, заходи, пиццы хватит на двоих. Кляксу тоже не мешало бы покормить, — добавил как бы невзначай, поднявшись на крыльцо родительского дома.
И ушел, уверенный, что упрямая малышка не заставит себя долго ждать…
Богдана спит, тихо сопя в коконе из одеяла, словно маленький ёжик, ещё не отрастивший колючки. И я чувствую, как под кожей вязкой карамелью растекается нежность.
…Она появилась со свистом закипевшего чайника, босая, уселась за стол, все так же сверля меня взглядом. Клякса спрыгнула с ее рук, прилипла к моим ногам, выпрашивая свой ужин. Насыпал корм, налил молоко, и рыжая бестия набросилась на еду с жадностью оголодавшей животинки. Усмехнулся. Заварил чай, поставил перед Богданой большую чашку, придвинул все ещё теплую пиццу. И наблюдал, как она ест: жадно, словно ничего вкуснее в жизни не пробовала или вообще не ела пару дней точно. Откусывала маленькие кусочки, но так быстро, что я всерьез начал подозревать о припрятанном в ее рукаве рое термитов. Но когда она зажмурилась, растягивая губы в полуулыбку, я выпал из реальности, теряясь в этой малышке и чувствуя странную щекотку в солнечном сплетении. А потом она распахнула свои невозможно-зеленые глаза, полные…восторга, и я понял, что даже если в эту минуту сам Всевышний потребует себе ее душу, я разнесу небеса к чертовой матери, но ее не отдам. Никому…
В глотке застряет противный комок, потому что отдал.
В тот день она впервые осталась ночевать в моем доме, на новом диване в гостиной, свернувшись клубком у меня под боком. А на рассвете мы снова пили молоко с вафлями. Так прошло ещё три дня, на четвертый — приехал Воронцов, и Богдана стала приходить только днём. Но мы все равно пили молоко, сидя на крыльце. После ее ухода, я с головой нырял в работу: перепроверял чертежи, правил расчеты, составлял сметы и ездил на объект; приходилось контролировать едва ли не каждый шаг строителей, сверяться с инженерами и самому пересчитывать технические характеристики. В общем, работа отвлекала, заставляла притихнуть распоясавшихся демонов и помогала настроиться на встречу с Ксанкой, пока Рощин собирал информацию про ее арест. Собрал, только нихрена это не облегчило задачу, как и наличие у Корзина ребенка. Я не должен был ей говорить, но то, как она не хотела детей от типа любимого, и рисунки Богданы, переполненные отчаянием и какой-то безысходностью, выкорчевали из меня все благие намерения. И потому вышло то, что вышло. Легче не стало…больнее…как будто с меня содрали кожу, медленно, пласт за пластом, до самой кости…И я знал точно, что это не моя боль…ее…Тогда я решил, что сделал все правильно, потому что меня она никогда так не любила… из-за меня ей никогда не было так больно. Ей было наплевать на меня, как и на нашу дочь…
Прикрываю глаза, мягко целуя свою девочку в кончик маленького носика, усеянного веснушками. Позволяю ее сладкому запаху заполнить лёгкие. Ей двенадцать, а она пахнет молоком, как младенец. Детством, которое у нее украли.
Глуша в себе всколыхнувшуюся злость, набираю номер старого друга. Мне нужен психолог, а Кот — лучший из лучших и единственный, кому я без раздумий доверю не только свою больную голову, но и жизнь. А сейчас и свою дочь.
— Две минуты, Руслан, — четко и быстро проговаривает Кот, но я успеваю услышать на заднем фоне клубную музыку и женский смех. А ровно через две минуты перезванивает и теперь лишь тишина задним фоном.
— Слушаю, — всего одно слово, и я точно знаю, что Кот больше ничего не скажет, пока я не выговорюсь. Но сегодня мне не нужен сеанс психоанализа. Сегодня мне нужен друг.
— Ее зовут Богдана, ей двенадцать лет. И ей нужен ты, Марк.
— Руслан, твою мать, — выдыхает Кот с явным облегчением: этой ночью ему не вытягивать меня из вязких кошмаров. — Ты же знаешь, я с детьми не работаю.
— Знаю, Кот. Но…это моя дочь.
В трубке виснет тишина, липкая, что паутина, и я совершенно точно не знаю, что буду делать, если Кот откажет.
— Утром буду, — разрывает противную паузу Кот, — говори адрес.
Называю ему адрес центра, во дворе которого как раз паркуется Алекс. Нас уже ждут: медсестра, дежурный врач, каталка. Но я не отдаю им свою девочку, хоть Даша пытается меня переубедить. Бросаю на нее короткий взгляд, и она все понимает, даёт отмашку своим коллегам. Те послушно идут следом за нами. Когда мы добираемся до палаты, я выжат, как лимон: в ногах нет силы, и от усталости дрожит каждая мышца. Но я не выпускаю из рук свою дочь, которая по-прежнему сопит мне в плечо, так безмятежно, словно не у нее все тело изрезано осколками. Даже тщательный осмотр на наличие в ранах стекла не потревожил сон моей звёздочки. Осколков нет и это первое, что радует, хоть немного распуская узел страха в солнечном сплетении.
Я укладываю Богдану на расстеленную кровать, сам опускаюсь рядом просто на пол, больше не в силах стоять. Запрокидываю голову на край кровати и прикрываю глаза, чувствуя, как нечеловечески устал за эти несколько часов, и не замечаю, как проваливаюсь в сон.
Мне снится Ксанка. Не та сумасбродная малолетка, что явилась ко мне ночью, промокшая и шарахающаяся от каждого «взрыва» грома, и предложила себя. Так откровенно и отчаянно, что устоять было практически нереально. До сих пор не знаю, как смог. Даже после ванной, где мне пришлось ее отогревать, а она уже тогда горела в болезненной лихорадке. Не та беспомощная и такая хрупкая девчонка, которую я отпаивал липовым чаем с медом и читал сказки. И которую так сильно полюбила моя маленькая Славка. Не та повзрослевшая, но по-прежнему невинная девушка, что гордо смотрела мне в глаза на перроне. Упрямая, готовая идти напролом через все преграды…к своей цели. Не та страстная дикарка, стонущая подо мной, такая мягкая, отзывчивая и…моя.
Мне снится она, запертая в одиночке СИЗО, потерянная, но такая сильная. Снятся ее светлые, словно выгоревшие глаза, в которых целый вулкан эмоций: вот-вот рванет и сотрёт с лица земли все живое, похоронит под слоем лавы и пепла. Снится ее запах…спелой груши и ванили. И голос…надрывный, злой, не верящий, что это я. Все это — я. А мне хочется схватить ее и хорошенько встряхнуть. Как она могла подумать, что это я? Что я мог так с ней поступить? После всего, что между нами было. После ада, из которого я все-таки выбрался. Потрёпанный, но живой. Выбрался ради нее.
