За стеной фильтров. Что Интернет скрывает от вас? - Паризер Эли (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗

Для членов Национальной стрелковой ассоциации эта история — серьезное предостережение об опасности, которую несет учреждение единого национального реестра огнестрельного оружия. Указывая на дело Флатова и тысячи подобных историй, она успешно препятствовала созданию такого реестра в течение многих десятилетий. Если бы к власти в США пришел фашистский, антисемитский режим, то с помощью государственных баз данных было бы затруднительно найти евреев — владельцев оружия.

Но, возможно, вопрос поставлен слишком узко. Фашисты и не славятся готовностью четко следовать букве закона. А предсказать, у кого оружие есть, а у кого нет, можно и с помощью данных, которые используют операторы кредитных карт, или моделей, построенных на информации, которую отслеживает Acxiom, — и прогноз будет довольно точным.

Даже если вы и не сторонник распространения оружия, этой истории стоит уделить внимание. Персонализация передает власть в руки нескольких крупных корпоративных игроков. И консолидация огромных массивов данных дает правительствам (даже демократическим) гораздо больше потенциальной власти, чем прежде.

Многие компании и стартапы теперь размешают свои сайты и базы данных не на собственных компьютерах, а на виртуальных машинах в огромных серверных фермах, управляемых другими компаниями. Колоссальный объем вычислительных мощностей и хранилищ данных, созданный этими сетевыми машинами, известен как «облака»; «облачные вычисления» обеспечивают клиентам гораздо большую гибкость. Если вы пользуетесь этим методом, не нужно покупать новое оборудование, когда ваши потребности в обработке информации растут: вы просто арендуете дополнительное количество «облака». Amazon Web Services, один из крупнейших игроков этого рынка, поддерживает тысячи сайтов и серверов и, несомненно, хранит личные данные миллионов людей. С одной стороны, «облачные» вычисления дают каждому подростку в подвале его дома практически неограниченную компьютерную мощь, что позволяет быстро масштабировать новые онлайн-сервисы. С другой стороны, как заметил Клайв Томпсон, «облака» — «это всего лишь несколько компаний» [299]. Когда Amazon под политическим давлением убрал активистский сайт WikiLeaks со своих серверов, тот тут же рухнул: больше некуда было податься [300].

Правительству также гораздо проще получить доступ к личным данным, хранящимся в «облаках», чем к информации на домашнем компьютере. Чтобы изучить жесткий диск вашего ноутбука, ФБР нужен судебный ордер. Но если вы пользуетесь электронной почтой Yahoo, Gmail или Hotmail, вы, по словам юриста Electronic Freedom Foundation, «тут же лишаетесь своих конституционных прав» [301]. ФБР может лишь попросить компанию предоставить информацию — не нужно никакой волокиты, никаких разрешений. Главное, чтобы потом бюро смогло утверждать, что это был чрезвычайный случай. «Копам это понравится, — говорит об "облачных" вычислениях адвокат Роберт Гелман, занимающийся защитой частной жизни. — Они могут получить чьи угодно документы из одного источника» [302].

Благодаря тому, что в области обработки данных включается эффект масштаба, «облачные» гиганты становятся все более могущественными. А поскольку они уязвимы перед госрегулированием, они напрямую заинтересованы в том, чтобы государственные ведомства были всем довольны. Когда министерство юстиции в 2006 году потребовало от AOL, Yahoo и MSN миллиарды записей из поисковой базы данных, все три компании быстро подчинились [303]. (Google, к его чести, предпочел оспорить требование.) Стивен Арнольд, ГГ-эксперт из консалтинговой фирмы Booz Allen Hamilton, говорит, что в какой-то момент в штаб-квартире Google в Маунтин-Вью работали трое сотрудников «неназванного разведывательного агентства». И Google вместе с ЦРУ вложил средства в фирму Recorded Future, которая специализируется на поиске связей между данными для прогнозирования реальных событий в будущем [304].

Даже если консолидация этой информационной власти и не приводит к ужесточению государственного контроля, она сама по себе внушает беспокойство.

Одна из определяющих черт новой среды персональной информации — асимметричность. Как утверждает Джонатан Зиттрейн в своей книге The Future of the Internet — And How to Stop It («Будущее Интернета — и как его предотвратить»), «сегодня человек вынужден все активнее раздавать информацию о себе крупным и безликим организациям, где ее будут обрабатывать и использовать незнакомцы — неизвестные, невидимые и чаще всего безответственные» [305].

Если мы живем в одном маленьком городе или доме с картонными стенами, я знаю о вас примерно то же, что и вы обо мне. Это основа социального контракта, в соответствии с которым мы сознательно игнорируем часть известного. Новый мир, лишенный приватности, обходится без этого. Я могу знать о вас многое, тогда как вы и не подозреваете об этом. «Наше поведение можно приравнять к неосознанному заключению сделки, — рассказывает эксперт но поиску Джон Баттелл, — выгоды которой мы для себя не просчитывали» [306].

Если утверждение сэра Фрэнсиса Бэкона о том, что «знание — сила», верно, то сейчас, по словам защитника приватности Виктора Майера-Шонбергера, мы наблюдаем «перераспределение информационной власти от бессильных к могущественным» [307]. Одно дело если бы мы все знали друг о друге всё. И другое — когда централизованные организации знают о нас гораздо больше, чем мы сами друг о друге — а иногда даже больше, чем о себе. Если знание — сила и власть, то его асимметричность — это асимметричность власти.

Знаменитый слоган Google «Don't be evil» («Не будь злым») предположительно призван смягчить эту тревогу. Как-то раз я объяснил программисту поискового движка Google, что, хотя я не считаю эту компанию злой, у нее под рукой есть все, чтобы творить зло, если захочется. Он широко улыбнулся. «Верно, — сказал он. — Мы — не зло. Мы очень стараемся не быть им. Но если бы захотели — о, мы бы смогли!»

Синдром дружелюбного мира

Большинство правительств и корпораций до сего момента весьма осторожно пользовались властью, которую им дают анализ персональных данных и персонализация. Очевидные исключения из этого правила — Китай, Иран и другие авторитарные режимы. Но даже если вывести за скобки манипуляции, распространение фильтрации имело ряд непреднамеренных, но серьезных последствий для демократии. За стеной фильтров публичная сфера — пространство, в котором определяются и рассматриваются общие проблемы, — становится менее релевантной.

Прежде всего речь идет о проблеме дружелюбного мира.

Джордж Гербнер был одним из первых теоретиков, изучавших влияние медиа на наши политические убеждения, и в середине 70-х годов прошлого века он потратил массу времени на анализ сериалов вроде «Старски и Хатч». Это была довольно глупая передача, полная типичных для полицейского телесериала 70-х клише: густые усы, гнусавая музыка, примитивные сюжеты в духе «добро против зла». И она была далеко не единственной: на каждых «Ангелом Чарли» или «Гавайи-50», заслуживших место в истории, можно било найти десятки сериалов вроде «Досье Рокфорда», «Достать Кристи Лии» и «Адам-12», которые едва ли кому-то придет в голову переснимать в XXI вгкг.

Однако Гербнер, воевавший во Второй мировой, а затем ставший деканом Школы коммуникаций имени Анненберга, относился к ним серьезно. С 1969 года он начал систематически изучать влияние телепередач на наши мысли о мире. Оказалось, что эффект «Старски и Хат-ча» был весьма серьезным. Когда телезрителей просили оценить, каков процент полицейских в общем составе рабочей силы, они сильно переоценивали этот показатель по сравнению с людьми, не смотревшими телевизор, но имевшими аналогичный уровень образования и прочее. Что еще тревожнее, дети, которые видели много насилия на ТВ, гораздо больше беспокоились о насилии в реальности [308].