Заговоренные клады и кладоискатели - Цыбин Владимир Дмитриевич (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
— Кто ее возьмет замуж? — говорил губернатор. — А если кто все ж возьмет — тому мои несметные сокровища, потому как единственный отросток моего рода.
Охотники, конечно, на женитьбу время от времени находились, да сами оказывались, кто с дурью, а кто — шарамыжный. А ему нужно было, чтобы с именем оказался жених.
Осталась эта Груня сироткой. Мать ее еще ранее умерла.
Так вот Пугачев посадил ее на простую подводу, хлестнул коня нагайкой.
— Езжай мимо глаз моих.
Клад сей поместил он в лесу в избушке глиняной, в стену куда-то затемил. Забил окна крест-накрест и уехал. Тут его взяли и сказнили голову.
Сказывают, ночью являлся Пугач в эту избушку, зажигал свечи и при свечах взвалит это золото на плечи и по избушке таскает, пока семь потов с него не выпотится.
Избушка отчего-то, может, от стыда и скорби за сиротку, сама стала как человек. Стала она гнать мерзкий клад из себя вон, а клад заповедан был, ему никак нельзя уходить. Ну и избушка сама собой положилась с досады и сгорела от свечи пугачевской.
А вот запись от Т. Л. Крестникова на Урале в 1970 году, опубликованная в книге «Народная проза» («Советская Россия», 1992 г.):
«Есть у нас места, которые в народе пугачевскими зовут. Это в горах, недалеко. Сказывают, будто бы Пугачев с войском там стоял, когда от царской армии отступал и решил оставить лишний груз — золото, задумал упрятать его на дне озера Инышко.
Когда сбросили бочонки с золотом, озеро начало затягиваться илом и землей. В пяти-шести местах над дном получилось как бы второе дно. Бочонки-то с золотом тяжелыми оказались и, пробив одно «дно», упали на настоящее дно озера.
Говорили также, будто один богач захотел достать пугачевское золото. Разгородил озеро, пытался выпустить воду, но у него ничего не получилось. Будто бы озеро не захотело отдавать пугачевское золото богачу, и, может, само золото не захотело доставаться никому».
Такова прехитрая судьба пугачевских кладов без писем, без молитв, а положенных просто так, на затмение…
Предания о кладах
Предания о кладах — это и история, и мифы как явление до конца не отмершего на Руси язычества.
На южных окраинах русской земли духов, которые сторожат клады, соблюдая все зароки хозяев, зарывших клады, называют «кладовик». Это главный дух, дух-атаман. У него есть подручные — «кладенцы».
При скрытии клада при помощи заговоров и различных ритуальных зароков вручают его под охрану этих кладовиков и кладенцов. Чем больше клад — тем больше стражи и больший выкуп, а цена этого выкупа — душа человека.
Этот дух клада на русском Севере зовут «кладовым» и признают, что «эти сторожа действуют всегда вдвоем: один из них — «лаюн», прозван так за то, что обращается в собаку-лайку, при первом покушении на клад, другой — «щекотун», оберегающий клад в виде белобокой птицы сороки-щекотухи» (так по С. Максимову).
В Белоруссии этот дух превратился даже в божка — Копшу, который любит вознаграждения за то, что наводит на клад; на Орловщине он странно получил имя Кудеяра.
При Петре I, несмотря на огромный прилив новых воззрений и идей, вера в клады даже в царской семье (царевна Екатерина Алексеевна) нисколько не была поколеблена.
А в XVII–X VIII веках, когда повсюду на Руси усилились разбои, вера в клады, особенно разбойничьи, получила пищу и для исторических преданий, и для поэтических сказаний. Разбойники водились в городах и лесах, при степных и водных дорогах.
Одни разбойники погибали, других отправляли на каторгу, где они рассказывали своим товарищам о своих кладах. Так рождались преданья о кладах, которые подвигали на действие многочисленное племя кладоискателей и кладодобывателей.
КЛАД — СОН ОБМОРОЧНЫЙ
В селе Теребень Калужской губернии жили в конце того века старик со старухой. И не то что бедные, но какие-то чудные.
— Счастья не наживают, оно само наводит на себя. Как грибы, в лесу глазами их не рыщут. Или клад вот, он сам позовет, — говорили они людям.
Вот прошло двадцать лет и еще двадцать, совсем состарились деде бабкой. А клад так им знака и не подал.
А тут их соседке Алене приснился сон. Пришла она к ним, чтоб старуха растолковала ей сон.
— Бабушка, я нехорошо видела, будто все вещи в избе у нас попадали. К чему бы это, а?
— Нек пожару это, не к смерти. А ты весь сон сказала?
— Нет, не все, бабушка, а попадали они в овраг у Лысого камня.
— Ну, это к тому, что все случится не у вас.
Ушла соседка. Стали старые дальше отгадывать сон, а старуха и сказала:
— Это клад, Федорович, через Алену-соседку дал нам знак.
Немедля собрались они и вечером пошли к овражному Лысому
камню. Пришли на то место, расстелили простыню и наложили крест. Сколько просидели — не упомнили. Вдруг показалось им — рассвело. Идут люди и говорят:
— Что вы здесь сидите, один и другой?
Они увидели, что уже день, что клад не укараулили, пошли домой. Отошли от того места, и тут же обуяла их ночь. И с тем пришли домой ночью.
— Старик, да как же это так? — сказала старуха, дрожа от страха. — Ведь и версты нет до дома, а выходит, вишь, весь день с утра до ночи шли до дома, а расстояние-то всего-навсего верста. Как это так? Это же не соответствует своей действительности.
— Выходит, бабка, примнился нам день-то, — стал отгадывать этот случай старик. — В помраченном времени, в заколдованном кругу мы побывали с тобой. И людей ненастоящих видели. Слава Богу, что нас благополучно вынесло оттудова.
— А сон? К чему бы это?
И действительно — все с того сна началось.
Пришли они к соседке Алене и говорят:
— Нехороший сон ты, Аленка, видела — обморочный, и нехорошо, что нам его рассказала.
— Какой сон? Никаких снов я не видела.
— А утром кто приходил сегодня?
— Да гляньте вы на улицу — ведь утро-то только началось.
Посмотрели старые друг на друга, жутко стало у них на душе, и,
боясь оглянуться, побрели они как не по своему времени к своей избушке, где была еще ночь и горел на столе ночник…
У сна два направления: из сна в явь или из яви — в сон. Первый сон является как бы эхом того мира, который весь — будущее. Энергия того света воплощается в видения, в вещие символы. В нашем случае странно, как-то магически клал указывает на самого себя. Объявляется и пропадает, словно он не может привиться в этом мире. Старые люди говорят, что такой клад не земной, должно быть, бесы прячут друг от друга сокровища.
В г. Токмаке к старику Чернышеву, человеку несуеверному, насмешливому и зажиточному (сын был послом в Бразилии), три раза привиделся один и тот же сон, будто явился к нему покойный родитель и сказал:
— На ближних сыртах схоронен мною клад. Открыть я тебе его не успел. Теперь он меня мучает там, где я теперь живу. Спаси меня — иди туда и открой. Там есть приметное место — большой камень, ты подрой его…
Чернышев посмеялся над этим своим сном.
— К чему сие явление? Дурень, значит, стал во сне. А все цены: летят гуськи — дубовые носки, кожаные шейки.
Через неделю родитель опять пришел во сне и то же самое сказал Чернышеву. Тот и вовсе расстроился. И сказал себе: «Покойники снятся к перемене погоды».
В третий раз отец вовсе пришел во сне расстроенный и, сказав то же самое, отхлестал старика Чернышева ремнем:
— Вот тебе, неслух, к перемене погоды!
Проснулся Чернышев, мягкое место болит — рубцы синеют.
«Что-то не так! — решил он. — Рубцы-то в правдашние». Собрался и пошел на то место в верстах пяти от города. Захватил с собой саперную лопату. Стал он рыть — и тут его затмило, голос услышал:
— Чего ты, старик, могилу себе стал копать? Не рано ли?
