Избранная по контракту - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Но на меня напал приступ сволочизма, да и деморализованного противника проще отговорить от похода с нами.
— Интересно, а что я должна была подумать, а?! Вот если бы ты сказал, что у тебя еще могут быть дети, я бы сразу поняла, что ты еще молод и полон сил. А так, извини, только такое может прийти на ум.
Оборотень схватился за сердце и начал сползать под стойку.
«Дашка, хорош издеваться над мужиком, он сейчас от сердечного приступа умрет из-за твоих обвинений», — подало голос сострадание.
«Да, да, каждый думает в меру своей испорченности, не все такие похабники, как ты», — поддержало его мое проснувшееся человеколюбие.
От их осуждающего влияния на меня накатило раскаянье. Ну не умеет он играть словами и толковать их двояко, прям святая наивность и мир, совсем не испорченный развратом, придется реабилитировать его в собственных глазах, а то правда сынишка во второй раз осиротеет.
— Яфор, я пошутила, вылезай из-под стойки, хватит там пол своим хвостом протирать, если он у тебя еще от страха не отвалился.
Через мгновение за стойкой показался покачивающийся хозяин, держащий трясущимися руками бутылку. Зубами вырвав пробку, он сделал огромный глоток, шумно выдохнул и, ткнув в меня пальцем, осуждающе произнес:
— Ну ты и стерва, я и вправду подумал, что ты пойдешь к градоправителю.
— Белая и пушистая у вас тут не выживет, да и мне надо было как-то тебя выбить из седла, чтобы ты не вздумал за мной увязаться, — ангельским тоном, предвещающим большие проблемы, выплюнула я в ответ.
Он вылупился на меня, как главный инженер компании по производству «бентли» на «Ладу Калину», и спросил, с какого перепугу я решила, что он куда-то пойдет со мной. Он, дескать, свое давно уже отвоевал, да и сынишку без присмотру нельзя оставлять, типа на носу переходный возраст, не говоря уже о том, чтобы доверить кому-то подсчитывать барыши от функционирования своего постоялого двора. Да, Сивка ему рассказал, кто мы, но больше никому ни он, ни Яфор не сказали ни слова, не такие уж они болтуны, чтобы трепаться о подобных вещах на каждом углу.
— Господи, Яфор, ты первый нормальный, кто мне тут встретился! — Я подпрыгнула от радости на месте. — Ты извини, что я так на тебя наехала, просто каждый, кто узнает, что я ваша Избранная, мечтает сесть мне на хвост.
— Ты тоже оборотень?! — радостно вскричал он в ответ и попытался сграбастать меня в свои объятия.
— С чего ты взял? — совершено искренне удивилась я, уклоняясь от его рук. Что-то мне совсем не хотелось услышать хруст своих ребер, если книги не врут, то у оборотней нечеловеческая сила.
— Ну как же, — растерялся он, — ты же сказала, что у тебя есть хвост.
Я захихикала:
— Нет, это у нас есть такое выражение, означающее, что кто-то посторонний пытается навязаться в компанию. Я самая обычная девушка.
— Вон оно что, а я уж подумал, ты из наших, а оно вон как вышло, человек ты, — протянул несостоявшийся сородич и, заметно погрустнев, добавил: — Магии я в тебе не почувствовал, ипостаси второй у тебя нет, меча и лука ты не носишь, значит, оружием не владеешь. — Расстроенно качая головой, он поставил мне диагноз: — Тяжело тебе будет, девочка, ох тяжело.
Терпеть не могу такого покровительственного отношения к себе, так и тянуло в ответ сказать: «Где ты был, когда я была девочкой?» Но, глядя на его лицо с набежавшим на него выражением искренней обеспокоенности, огрызаться совершено расхотелось. Чтобы как-то отвлечь его и себя от неприятных мыслей на тему моей никчемности, я попросила достать мне табака и трубку. Оборотень неодобрительно зыкнул, но подозвал к себе служанку и попросил сбегать в табачную лавку за отравой для меня. А потом, налив нам с ним по стаканчику самогона (против нашего слабоват, градусов тридцать, не больше), рассказал одну печальную историю.
— Я был голопузым щенком, только отпраздновавшим свою четвертую весну, когда мимо нашей деревни проехала Избранная, с белыми крыльями за спиной, на диковинном звере. За ней следом шла целая армия. Кого только не было в ее рядах. Двадцать светлых волшебников, лекари-вампиры, кворта орков из сорока восьми воинов, наемники, ведьмаки, люди, единороги — да проще сказать, кого там не было, чем перечислять всех, кто принял участие в том походе. Нас, детей, больше всего поразила не Избранная, а ее зверь — он был наполовину человек, а на половину — гшерд.
«О как. Тут, похоже, отметилась ангелица верхом на кентавре. Интересно, а их откуда троица весельчаков выдернула?» — моментом вычислила диковинного зверя и крылатую мамзельку моя догадливость, но я досадливо отмахнулась от нее и продолжила слушать.
— Избранная и ее армия остановились у нас на ночлег, а вечером в доме старосты она призывала мужчин нашего рода присоединиться к ней в ее походе против Темного лорда. Я не забыл, что она нам говорила, но хорошо помню, как поутру плакали матери, дочери, жены и сестры, провожая мужчин в тот поход. В ту весну в нашей деревне остались только дети, женщины и старики. Назад не вернулся никто. По осени в деревню, ковыляя на костылях, пришел молодой ведьмак с совершено седой головой и с безумием в глазах. Мы сразу его узнали — он был одним из спутников Избранной. Ведьмак рассказал нам, что вся армия полегла, не дойдя до Цитадели, в одном-единственном бою. Когда Темный лорд со своей свитой проходил по полю боя, он заметил его, умирающего среди груды тел, но не убил, а чуть подлечил его раны и привез в свой замок. Там ведьмак увидел целый зал, в котором висели отрубленные крылья Избранных и стояли чучела из их зверей. Потом Темный стал показывать то, что когда-то принадлежало нашим другим спасительницам. Но ведьмак был так напуган, что запомнил только красные от крови крылья Избранной, за которой он отправился в поход, и замурованную в кусок льда фейри из легенды, которую у нас знают все. Эта фейри первой из наших девушек взяла себе имя Крылатая и выступила против него. На прощанье Темный отвез ведьмака к границам империи и приказал рассказать всем, что он видел в его замке. Мы все стали думать, что же такое еще мог узреть обученный убивать нежить ведьмак, если вмиг поседел, но побоялись бередить его душу. С тех пор прошло уже восемьдесят весен, но я до сих пор помню глаза того ведьмака и то, как выли наши женщины и старики, оплакивая погибших.
Яфор закончил рассказ, и воцарилось тягостное молчание. Не знаю, о чем там думал он, я лично тосковала по танку, эскадрилье истребителей и бомбе, пусть даже самой маломощной, но чтоб непременно была водородной.
— Нет, этот Темный — не только кровавый тиран похлеще нашего Ивана Грозного, так он еще и таксидермист! — прервал затянувшуюся паузу негодующий вопль, и перед нами материализовался Сосискин.
Он просто булькал, как закипающий чайник, от переполнявшего его возмущения.
— Дашка, ты хоть и не состоишь ни в Гринписе, ни во Всемирном фонде дикой природы, но такого гада ты обязана завалить, а я тебе помогу. Это же надо, что удумал урод: над телами погибших глумиться да из моих братьев по крови чучела набивать. Устроил, мать его, трофейную комнату себе, тоже мне, мля, лорд англицкий нашелся.
Губы оборотня слегка дернулись в улыбке, глядя на то, как мелкий, пузатый, непонятный зверек грозит всеми небесными карами злодею мирового масштаба. Наконец ему, видимо, надоело слушать, как, пылая праведным гневом, пес добирается до красочного описания отгрызания головы Темному, и Яфор попытался заткнуть этот фонтан красноречия.
— Не хочу тебя пугать, но…
— И правильно делаешь, кто нас попугивает, того мы потрахиваем, — отбрил его пес и снова начал смаковать кровавые подробности.
Мелкого нахала надо было останавливать, тем более что оборотень еще не вполне оправился после моего сольного выступления на тему педофилии, и на сцену протиснулась я.
— Сосискин, не надо будить во мне зверя, он давно уже проснулся без твоих воплей. Поэтому захлопни свою вафельницу, мы и так слишком привлекаем к себе внимание. А коли в тебе таится такой потенциал, то свою подстилку, миску и половину провианта ты будешь переть на себе сам.
