Торнсайдские хроники - Куно Ольга (бесплатные полные книги TXT) 📗
Я самодовольно потерла руки.
— Абигайль, откуда в тебе столько садизма? — поморщился он. — Я ведь даже уши заткнуть не смогу.
— На это-то весь и расчет, — радостно сообщила я.
В процессе разговора я извлекла из сумки флягу с водой и шагнула к Кентону поближе.
— Не положено, — тут же заявил стражник, до сих пор в разговор не встревавший, но не без интереса следивший за его ходом.
Еще бы ему не следить, ведь волей-неволей он был бы вынужден стать вторым слушателем моих гипотетических черновиков.
Я молча извлекла из кармана серебряную монету и молча же сунула ее в привычно подставленную ладонь.
— Пойду прослежу, чем там ребятня голубей кормит, — деловито произнес стражник. — А то некоторые так и норовят вместо хлеба камушков подкинуть.
— Очень благородное занятие, — похвалила я, поднося ко рту Кентона флягу и наклоняя ее под соответствующим углом.
Он сделал несколько жадных глотков. Затем я налила немного воды на платок и принялась аккуратно вытирать с лица Кентона запекшуюся кровь.
— Тебе совершенно необязательно со мной возиться, — заметил он, прикрывая глаза.
— Не надейся от меня отделаться. Я не собираюсь так легко выпускать из рук безвольного слушателя.
— Я всегда знал, что от тебя следует ожидать всего самого худшего.
— На сколько тебя сюда поставили?
— Понятия не имею. Они не сочли нужным сообщить.
— Как давно ты уже здесь?
— Час или полтора. Кстати, откуда ты узнала?
— У меня особые источники информации. Хоть и нет своих людей в охранном отделении.
Я задумалась. Если час или полтора, значит, вернее всего, половина наказания уже позади. В колодки надолго не заключали, как правило, часа на два-три. Максимальный срок, о котором мне доводилось слышать, — это шесть часов, но то был беспрецедентный случай. Человека потом в буквальном смысле слова унесли с площади: держаться на ногах он не мог.
Между тем стражник поспешно возвратился к столбу и оттолкнул меня себе за спину. В чем дело? Я огляделась. Как раз вовремя, чтобы заметить, что со стороны центральной улицы на площадь вышел добрый десяток людей. Впереди шагали Рейвен с Майлзом, за ними — многочисленные телохранители. Правая рука у барона безвольно висела на перевязи. Радуясь предусмотрительности стражника, я до времени отступила в тень.
Граф и барон остановились непосредственно напротив столба, недвусмысленно продемонстрировав, что прибыли на площадь именно за этим.
— Распакуй его, — велел стражнику Рейвен, и тот принялся торопливо проворачивать ключ в запирающем колодки замке.
Оказавшись на свободе, Кентон моментально, хоть и не без труда, разогнулся и застыл, меряя графа тяжелым взглядом.
— Теперь ты понял, кто хозяин в Торнсайде и кому здесь нельзя идти наперекор? — спокойно спросил Рейвен.
Кентон промолчал.
— По-моему, он ничего не понял, — заявил Майлз. — И это меня не устраивает. Слушай, ты, ублюдок! — Он шагнул вперед, подходя к Кентону почти вплотную. — Либо ты сейчас встанешь передо мной на колени и поцелуешь мои сапоги — и тем покажешь, что хорошо усвоил сегодняшний урок, либо пеняй на себя. Я жду!
Я схватилась руками за голову. Реакцию на такое предложение несложно было предвидеть. Ну же, Кентон, не глупи! В конце-то концов, ничего от тебя не отвалится!
Но нет, разумеется, нет.
— Такой вариант подойдет? — осведомился Кентон и плюнул Майлзу на сапоги.
И, я отлично видела, это он еще основательно сдерживал свою ярость.
Зато барон сдерживаться не стал, сразу же ударил Кентона левым кулаком в челюсть. Тот отшатнулся, а дальше охранники поспешили позаботиться о том, чтобы у их хозяина не оказалась сломана заодно и вторая рука. Хотя я лично считаю, что симметрия — это красиво.
— Закуйте его обратно, — пожал плечами Рейвен, и руки и шею Кентона снова стиснули колодки, а стражник повторно запер замок. — Раз урок усвоен не был, пускай проторчит здесь двое суток, — жестко продолжил он, сверля Алисдейра взглядом. — Без перерыва на сон. Без еды и питья.
— Двое суток?
Стражник был удивлен настолько, что даже решился переспросить.
— Я разве неясно выразился? — раздраженно отбрил его Рейвен.
Не выдержав, я выступила вперед.
— Вы сошли с ума, — решительно заявила я, глядя графу прямо в глаза. — Отмените этот приговор немедленно. Он же может умереть.
— А, это ты, — спокойно отозвался Рейвен. — Ну и что с того, что может умереть? Я могу приговорить его и к виселице, если сочту нужным, тогда он умрет наверняка. Так что я еще поступаю вполне гуманно.
Я сильно сомневалась в том, что вариант с виселицей менее гуманный, чем нынешний, но от высказываний на этот счет воздержалась. Не стоило подавать графу лишних идей.
— Впрочем, если захочешь, ты можешь облегчить его страдания, — заметил Рейвен. — Если придешь ко мне сегодня ночью, я его отпущу.
— Даже не вздумай, — процедил Кентон.
— И не собираюсь, — подтвердила я. — Кто он мне: муж, брат, сват?
— Ну так и иди отсюда, — равнодушно передернул плечами граф.
Я отступила обратно в тень, но уходить не стала.
— Ты все понял? — снова повернулся Рейвен к стражнику.
— Так точно.
На этот раз солдат ответил по форме, вытянувшись по стойке смирно.
— Вот и отлично. Пойдем, — бросил Майлзу граф. — Нам здесь больше делать нечего. За эти два дня спесь спадет с него навсегда. Если захочешь взглянуть на это жалкое зрелище, можем вернуться сюда послезавтра.
— Он не уйдет отсюда до тех пор, пока не поцелует мне сапоги, — предупредил барон. — Или пока его не вынесут отсюда ногами вперед.
— Да поцелует, куда он денется, — заверил его Рейвен.
— Даже не мечтай, — процедил Кентон. — Я скорее отправлюсь отсюда в могилу.
— Значит, отправишься, — все так же невозмутимо согласился граф. — Такой вариант нас тоже вполне устроит.
Я молча следила со своего места за тем, как они удаляются с площади. И лишь после того, как топот шагов перестал доноситься до моих ушей, снова подошла к Кентону.
— Ты идиот! — закричала на него я. — Что тебе стоило немножко ему подыграть?
— Подыграть?! — яростно переспросил он. — По-твоему, я должен был унижаться перед этим крысенышем?!
— Запомни раз и навсегда: человека унижает не то, что он делает, а то, как он это делает, — рассерженно заявила я. — Можно и ноги поцеловать так, чтобы остаться при этом на высоте.
— Что-то я в этом сомневаюсь.
— И очень напрасно, — отрезала я. — Если на то пошло, то жалок во всей этой ситуации был именно Майлз со своими идиотскими претензиями. У человека комплекс неполноценности. Его в детстве не любила мама, или папа слишком часто порол, или соседская девочка отобрала игрушку. Он жаждет самоутверждения и обратился за помощью к тебе. Что, так жалко было пойти ему навстречу?
— Слушай, шла бы ты домой, — устало произнес он. — Без тебя тошно.
Я пожевала губами, потом поправила съехавшую набок сумку.
— Я вернусь.
С этими словами я решительно зашагала прочь по мостовой.
На площадь я уже не вернулась. Оказавшись на прилегающей к ней улице поздно вечером, когда в городе стало темно, а люди в большинстве своем сидели по домам, я осталась дожидаться в крытой повозке, на которой сюда и приехала. Поэтому я не видела того, как трое одетых в темное мужчин тенью проскользнули на площадь. Не видела, как один из них неслышно подкрался к зевающему на посту стражнику и обеспечил ему незапланированный, но продолжительный отдых одним коротким ударом по голове. Я не имела возможности наблюдать, как, погнушавшись возиться с замком, другой мужчина в темном раскрыл колодки при помощи пары инструментов, по ходу дела безвозвратно приведя их в негодность, и как он вместе с одним из своих напарников подхватил на руки Кентона, который, лишившись предоставляемой колодками опоры, рухнул как подкошенный.
Когда спустя не более двух минут все четверо добрались до повозки, я соскочила на землю и откинула полог, помогая уложить Кентона внутрь.
