Ладья света - Емец Дмитрий Александрович (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Златокрылые взяли эйдос Варвары, эйдосы двух бойцов из маленького окопа и, держа их на открытых ладонях, торжественно растаяли в воздухе. Только тогда страж мрака вылез из-пол гусениц и в поисках сочувствия метнулся к Аиде Плаховне. Старушка, не слушая, отмахнулась от него. Она ходила между ранеными и пристально вглядывалась в их слабеющие лица.
Корнелий перестал играть на флейте и отнял ее от губ. Он играл больше часа и сам не заметил этого. R переходе было жарко. Он положил флейтy, вытер со лба пот и подошел к столу. Случайно взгляд его упал на календарь.
Ни о чем не думая, Корнелий рассеянно скользнул по нему глазами и вдруг увидел, что красный майский квадратик сместился на одно число влево.
— Девятое мая… не десятое! У нее получилось! Варя, Варя! — Корнелий понял, что плачет, только когда слезы стали скользить у него по носогубной складке и попадать в рот.
Глава 10
Арей
Любовь и ненависть чем-то похожи.
Они всегда открывают человеку глаза.
Только каждая на свое.
Эссиорх
Мефодий и Дафна встретились на «Чеховской». Ну почти встретились, потому что Дафна, конечно, перепутала «Чеховскую» с «Тверской». Потом они еще раз созвонились и пересеклись уже на «Китай-городе», но опять не сразу, потому что Дафна увидела переход и решила, что Мефодий, по его недоверию к женскому устройству мозга, подумает, что она подумает, что надо переходить, и перешла сама, а Меф в результате не подумал, что она так подумает, и опять образовалась путаница.
— Ты был в универе? — спросила Дафна, когда Меф перестал ее душить и наконец поцеловал.
— Конечно, был! — охотно отозвался Буслаев. — Большое такое здание имперского стиля. Но не сегодня. Сегодня день опытов. Крысу резать мне жалко, а никто больше в группе их не убивает. Гуманисты, блин! Хоть бы пистолет ей дали, чтобы она застрелилась. А то колешь ее адреналином, чтобы сердце остановилось. — тоска!
— Можно без подробностей?
— Можно. Тем более что я все уже рассказал, — согласился Мефодий.
— Ну и где ты в результате был?
— В библиотеке. Разве по мне не видно, что глаза косят и лицо умное?
От «Динамо» Дафна поехала на троллейбусе, а Мефодий пошел пешком, чтобы доказать ей, что на дороге пробка. Не совсем пошел: конечно, смухлевал и понесся, как лось в брачный период. Но все равно Дафна оказалась в общежитии озеленителей на пять минут раньше. Когда Мефодий ворвался в комнату, она уже преспокойно стояла у окна и поливала фиалки.
— Ты опять оказалась права! — неохотно признал Меф.
— Зато ты пробежался. Поступил стратегически мудро. А я поступила тактически правильно. Таким образом, мы оба молодцы, — отозвалась Дафна. Из педагогических соображений она предпочитала, чтобы мужчина всегда и во всем одерживал верх.
— Я хочу есть! — сказал Меф. Каждый вечер его посещали одни и те же желания. Даже скучно, до чего он бывал однообразен.
— Тебе картошку с морковью? Или морковь с картошкой? Больше у нас ничего нет! — Дафна заглянула в банку со шпротами и двумя пальцами осторожно отклеила от стенки одинокую рыбку.
— Может, сосиски? — с надеждой спросил Меф.
Дафна укоризненно замахнулась на него шпротиной:
— Знаешь, из чего делают сосиски?
— Сосиски делают из плодов сосисочного дерева. Это хищное растение-людоед растет в Африке вдоль дорог и нападает на упитанных западных туристов, неосторожно высунувшихся из джинов.
Дафна рассмеялась:
— Это из той же оперы, что и сантехник, исполняющий желания!
— Какой еще сантехник?
— Есть в России маленький городок. Никто точно не знает, какой именно. Даже Шмыгал ка и та не уверена. На крошечном рынке у автобусной станции сидит дедок. Перед ним на газетке разложены ржаные краны и шланги для душа. Ты подходишь к нему и говоришь шепотом: «Подарите мне Солнечную систему!» И дедок тебе ее дарит!
— Вообще все дарит? — с интересом спросил Мефодий.
— Вообще все. Но никто не знает, что сантехник исполняет желания, и потому вопросы ему задают самые скучные — про краны и шланги! Да и то редко. Чаще к нему вообще никто не подходит, — объяснила Дафна.
Мефодий выглянул в окно:
— Не нравится мне это. Что-то озеленители забегали! Вот к брошенным «Жигулям» крадутся, — озабоченно сказал он.
— И что?
— Да ничего, там у них ствол со сбитыми номерами спрятан.
— Что, опять Шилова — спросила Дафна.
— Опять утром кого-то покалечил. Надо ж меру знать, а он увлекается. Для него руки оторвать — это не художественный образ.
— Может, не у Шилова проблемы, а у Зиги?
— Нет, Зигю они любят. Пловом кормят, шашлыком. Зигя простой, искренний, мощный, всегда всему рад, не помнит обид. Этим качествам всякая мужская дута отзывается.
В дверь постучали. Она несколько вмялась, но петли выдержали.
— Ну разве я не прозорливец? Стоило только о них вспомнить! — сказал Меф, открывая дверь.
На пороге стояли Шилов, Зигя и Прасковья. На Прасковье было длинное ярко-красное платье, точно сшитое из алых парусов.
— Хотим попрощаться! Мы уходим. — Шилов оглянулся на грифа, сидевшего у него на плече. — И Прасковья уходит со мной. И Никита. В полночь наша комната загорится. Не входите в нее, пока дверь не осыплется белым пеплом. Ну а потом не будет уже смысла заходить.
Меф не удивился. Он привык, что Шилов всегда ставит перед фактом.
— Вернетесь?
Шилов посмотрел на Прасковью и, точно за нее и за себя, дважды качнул головой:
— Нет.
— Куда вы?
— На самолете до Новосибирска, а дальше пешком все время на восток.
Хотя выманивали именно его, Шилов остался в комнате, чтобы не подвергать опасности грифа, а «говорить» с ребятами отправилась Прасковья, ведя за ручку малолетнего Зигю. Пять секунд прошли в тишине, а потом Мефодий услышал жуткий, мало на что похожий вопль и выскочил вслед за ними.
По коридору, натыкаясь на стены, боком бежал озеленитель. Расплавленный металл, стекавший с его руки, недавно был стволом, а каким именно — этот не определил бы уже ни один эксперт.
Какой-то недоросль с бейсбольной битой сдуру ломанулся на Прасковью, но Мефодий ударом ноги в челюсть вернул его на путь уважительного отношения к девушке. Еще одного озеленителя поймал в охапку малютка Зигя и, что-то миролюбиво бормоча, повесил его за брючный ремень на крюк от огнетушителя.
Озеленитель, ругаясь, пытался расстегнуть ремень Зиге, как воспитанному мальчику, это не понравилось. Он поднял к потолку палец и нравоучительно забубнил:
— Холосые мальцики не виззат! Холосые мальцики думают, как не оголчить мамулю! А будес говолить плохие слова, я тебе язык телкой потищу!..
— Вот она — крепкая педагогическая школа! Немножко ремня, немножко меда и очень много болтовни на созидательные темы! — сказал Меф.
Озеленитель перестал барахтаться, загипнотизировано глядя на зарубцевавшуюся пулевую строчку на груди у гиганта.
— Зигя! — негромко окликнул Буслаев. Гигант укоризненно обернулся:
— Папоцка, не называй меня больсе Зигя! Я все зе Никита! — сказал он.
Кто-то положил Мефу на плечо легкую руку. Прасковья Буслаев тревожно скосил глаза в сторону комнаты, в которой осталась Дафна. Прасковья заметила это и, укоризненно усмехнувшись, покачала головой. Видимо, прощание состоялось, когда она коснулась его губ, а Шилов так все безнадежно испортил своим гнусавым переводом.
Глаза у Прасковьи стали строгими. Она достала фломастер и, размашисто написав в блокноте: «Если хочешь вызвать дух Арея — используй это!» — сунула Мефу маленький сверток выгнутой формы. Хлопковая тряпка была обмотана скотчем.
— Что это? — спросил Мефодий.
«Арей дал мне это когда-то давно, чтобы я передача тебе. А я злилась и не отдала».
Буслаев все еще не понимал.
— Но почему он отдал его тебе? Разве Арей был твоим другом?