Смерть и прочие неприятности. Орus 1 (СИ) - Сафонова Евгения (первая книга TXT) 📗
Отвернувшись, Ева зашагал наверх, удерживаясь от желания побежать. Радуясь, что кровь не может румянить ей щёки, в ином случае сейчас полыхавшие бы не хуже сигнала «стоп», которого ей так не хватило минутой раньше.
Дура, дура, дура…
— Зачем я тебе?
Она не собиралась ни останавливаться, ни оборачиваться. Что бы он ни спросил, что бы ни произнёс. Но это прозвучало так безнадёжно, что Ева всё-таки обернулась.
Желание отшутиться или съязвить мигом разбилось о выражение его лица, оставшегося шестью ступеньками ниже: немного даже забавное в своей недоверчивой мучительной пытливости.
— Ты умный. Благородный. Самоотверженный. Трогательный. Смешной иногда. — Перечисление далось на удивление легко. Наверное, из-за той же смертельной усталости, заставившей все чувства перегореть, приглушившей даже стыд. — Иногда пугающий.
— И ты боишься меня?
Она покачала головой. На сей раз — двумя широкими движениями, мерными, как покачивание метронома.
— Я не боюсь. Не верю, что ты можешь причинить мне боль. Не теперь. Но девочки любят, когда в мальчике есть что-то пугающее… если это безопасно для них. — Запоздало осознав, о чём они говорят, Ева махнула рукой, вновь изображая сарказм. — Забудь. Считай дурным розыгрышем.
Она поднялась до лестничной площадки, когда сзади послышались шаги. Судя по звуку — прыгающие через две ступеньки. И Ева не успела оглянуться, прежде чем её схватили за плечи, разворачивая на ходу, прижимая стеной к стене; затылок, стукнувшийся о каменную резьбу, должно было бы уколоть болью, но она ощутила лишь живое тепло чужих пальцев, когда те легли ей на скулы.
— Скажи, что это правда розыгрыш. — Знакомый голос пробирал шепчущими, никогда не звучавшими прежде гармониками. — Скажи, что всё это ложь. Скажи, что тебе будет всё равно, если я сейчас уйду.
Она не знала, какой ответ — «да» или «нет» — он хочет услышать больше. Он и сам, похоже, не знал. Герберт держал её лицо в ладонях, и его собственное лицо в эту секунду правда почти пугало: тем, что никогда не проявлялось в нём до того, вернувшим в душу всё, приглушённое усталостью. Пугало так, что на миг Еве захотелось ответить «да» и убежать, только чтобы перестать падать в чёрное беззвездье его зрачков.
Проблема состояла лишь в том, что она уже упала. В ту штуку, куда падали англичане с их поэтичным аналогом самого романтичного из глаголов, когда испытывали желание побежать в магазин за валентинкой. Как ни хотела не падать, так незаметно и внезапно для себя самой; и бежать от себя было не просто глупо — бесполезно.
Наверное, эти вечера и правда оказались плохой затеей. С определённой точки зрения.
Но сейчас жалеть уже поздно.
— Нет, — произнесла Ева. — Не дождёшься.
То, что после единственных неудачных отношений и стольких лет затворничества венценосный сноб способен был преподать ей урок ещё и по части поцелуев, вызвало лёгкое ошеломление уже у неё самой.
Впрочем, ненадолго.
