Арифмоман. Дилогия (СИ) - Рудазов Александр (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Ближе к центру воздух становился почище. Там располагались кварталы ткачей, стеклодувов, ювелиров, парфюмеров. А между халифским дворцом и гаванью развернулся огромный купеческий квартал. Здесь обитала и знать — впрочем, в Нбойлехе между дворянами и купцами разницы почти что не было. Всякий почтенный человек имел свой бизнес — держал лавки или мастерские, водил караваны или торговые суда…
Именно купеческий квартал был настоящим ядром, сердцем Ибудуна. На каждом шагу торговые точки, бани, харчевни, чайханы, караван-сараи. Отовсюду слышались крики зазывал, приглашающих что-нибудь купить, вкусно покушать или попариться в хаммаме с красивыми девочками.
А еще повсюду были мечети… то есть, храмы Херема. Еще в Парибуле Эйхгорн узнал, что Нбойлех — херемианская страна. В отличие от классических севигистов, которые считают верховным богом Космодана, бога небес и вообще пространства, херемиане утверждают, что самый главный — Херем, бог времени. Это и есть основное различие между их религиями.
Как и в большинстве общественных заведений Ибудуна, в храмах не было дверей. Внутри же царила глубокая аскеза — никакой мебели, никаких украшений. Посетители сидели на голом каменном полу, взирая на единственный элемент декора — огромные песочные часы. Отмеряя время, чуть слышно шуршали песчинки, и это был единственный звук, что допускался в храме.
Херем не любит молитв и песнопений, ему чужд колокольный звон и неприятна суета. Вечное спокойствие пустыни и размеренный ход времени дарует он людям. Его адепты — приверженцы тишины и неподвижности. Молчальники. Созерцатели. Вот каковы те, кто избирает путь Херема.
В купеческом квартале тоже выделялись улицы побогаче и победнее. Эйхгорн в конце концов вышел на самую шумную и богатую — Старый Кишлак. Если верить запискам Жуаля Гетуорре, именно отсюда начался Ибудун.
В глубокой древности это место было именно кишлаком — селением, в котором зимовали бедуины. Но со временем его жители перешли к оседлому образу жизни, освоили мореходство, стали торговать с соседями, построили настоящий город, окружили его стенами, завели себе эмира, а потом прибрали к рукам весь полуостров и стали великим халифатом.
Типичная история успеха.
Народ по Старому Кишлаку гулял сплошь важный, хорошо одетый. Если в Маленьких Королевствах костюмы в целом походили на европейские, то в Нбойлехе возникали ассоциации скорее с ближневосточным дресс-кодом. Большинство носили халаты или бурнусы, на голове — куфии или тюбетейки. Талию многие обворачивали широким шелковым поясом с золотыми или серебряными кистями. На ногах сандалии или чувяки с острыми носами.
Почти все женщины прикрывали лица вуалями. Правда, очень тонкими, совершенно прозрачными. Делалось это не для того, чтобы прятать лицо, а чтобы защищать его. Палящее солнце, песчаные бури, горячий ветер, насекомые… все это скверно влияет на нежную кожу.
Благодаря вуалям или чему другому, кожа у здешних девушек была безупречной. Светло-орехового оттенка, идеально гладкая, она превосходно обрамляла точеные носики и миндалевидные глаза. Как и парибульцы, нбойлехцы принадлежали к европеоидной расе, но отличались от своих южных соседей не меньше, чем кавказцы от славян. Более смуглые, почти поголовно брюнеты, с несколько иными чертами лица и чуть выпяченными губами, они с любопытством таращились на Эйхгорна, сразу распознавая в нем иностранца.
Конечно, в Парибуле Эйхгорн тоже выглядел иностранцем. Но на тамошних жителей он все же походил больше. А здесь сразу видно — чужак.
Впрочем, проблем с этим не возникало. В Старом Кишлаке иностранцы попадались на каждом шагу — и далеко не все они были людьми. Неулыбчивые малькаронцы в дорогих костюмах. Атлетические тримейцы в медных доспехах. Придурковатые разбанцы в нелепом тряпье. Смуглые татуированные тхарийцы в тюрбанах. Чернокожие харгальцы со множеством мелких косичек. Карлики-гоблины из Холобонда. Длинноусые котаи из Чера. Кистеухие фелины из Шутринда. Крокодилоподобные акрилиане со стозубыми улыбками. В порту Ибудуна встречались гости из десятков государств. Самые разные нации, расы и виды.
Понемногу начало смеркаться, и Эйхгорн решил заняться делами. Первым делом он отыскал лавку менялы — благо в Старом Кишлаке они встречались на каждом шагу. Добродушного вида толстяк за прилавком принял расписку своего альбруинского коллеги, внимательно ее изучил и пробасил:
— Регентеры, э?.. Сегодняшний курс — четыреста пятьдесят семь и шестьдесят пять. Вам по номиналу выдать или местными?..
— Местными, — попросил Эйхгорн.
— Тогда это будет… с учетом моего процента… эм… три тумана, три денгара и четыре грамена, — отсчитал монеты меняла. — Примите и распишитесь.
Эйхгорн опустил в карман десять тяжеленьких кружочков. Теперь он уже лучше разбирался в местных финансах, так что комиссию менялы подсчитал сразу же. Курс золотого регентера — 457.65 условных единиц, так называемых хлебов. Своеобразный индекс Биг-Мака — стоимость монеты измеряется в количестве лепешек, которые за эту монету можно купить.
А текущий курс валюты Нбойлеха написан прямо здесь, на грифельной доске: туман — 1325 хлебов, денгар — 132.5 хлеба, грамен — 13.25 хлебов. Итого Эйхгорн получил 4425.5 хлебов, хотя альбруинскому меняле сдал десять золотых регентеров или 4576.5 хлебов.
Сто пятьдесят один хлеб пришлось выложить за этот аналог Western Union. Больше серебряного регентера. И Эйхгорну это, в общем-то, не очень и требовалось — он просто хотел на личном опыте проверить, как работает система.
Расписками менял, этими грубыми подобиями банковских чеков, здесь пользуются в основном купцы. Ибо металлическая наличность мало того, что приманивает преступный элемент, так еще и немало весит. Пара сотен золотых — это уже груз, серьезно оттягивающий карман. А если ты богач, который меряет их тысячами?
Вот менялы и предоставляют удобный сервис. Но не задешево.
После менялы Эйхгорн наконец-то отправился туда, куда стремился в первую очередь. В мастерскую оптика. Такая в Ибудуне действительно нашлась — в самом оживленном месте Старого Кишлака. В окна вместо обычных стекол были вставлены мощные линзы — такой оригинальный вариант рекламы.
Торговали внутри не только очками. На бархатных подушечках лежали монокли, лорнеты, пенсне… Здесь же можно было приобрести подзорную трубу или перспективу.
Жаль, линз-хамелеонов в этом мире еще не изобрели.
Эйхгорн даже примерил один монокль и ему неожиданно понравилось отражение в зеркале. Однако удерживать эту штуку в глазнице оказалось неудобно. Да и не годится монокль при действительно сильной близорукости — второй-то глаз останется полуслепым.
Новые линзы и оправу Эйхгорн выбирал долго. Очки для человека с серьезным дефектом зрения — самая важная вещь в жизни. Без всего остального обойтись можно, без очков — нет. Так что экономить на этом аксессуаре Эйхгорн точно не собирался.
Прежде всего он, конечно, показал мастеру собственные, полуразвалившиеся. Тот с интересом осмотрел земное изделие, сочувственно поцокал языком и взялся починить — но попросил на работу трое суток. Эйхгорн был приятно удивлен столь коротким сроком, но даже три дня без очков — это слишком долго. Что ему все это время — косяки лбом сшибать?
Увы, среди уже готовых очков подходящих Эйхгорну не нашлось. Ассортимент лавки не отличался разнообразием — как и одежду, очки большинство здешних клиентов заказывали персонально под себя. Так поступил и Эйхгорн — мастер снял с него мерки и проверил остроту зрения (здешняя таблица Сивцева мало отличалась от земной).
— Будет готово через десять дней, — сообщил он. — Останетесь довольны, сударь.
Эйхгорн тоже на это надеялся. Ему надоело таскать на носу обломок кораблекрушения. Попросив мастера скрепить его на скорую руку, чтобы хоть линза не вываливалась, Эйхгорн договорился, что когда будут готовы новые очки, он отдаст в ремонт эти.
Иметь запасные будет очень не худо.
За новые очки мастер запросил девять денгаров. За починку старых — три денгара. Кусачие цены, но ничего не попишешь. Эйхгорн выплатил задаток, получил расписку и покинул лавку. Приближалась ночь, а он еще не подыскал крышу над головой.
