Корона на троих - Уотт-Эванс Лоуренс (полные книги txt) 📗
К концу этой речи горгорианский капитан уже только мигал, как сова на рой светлячков. Его крохотные глазки перебегали от Людмилы к детям и обратно в безуспешных поисках вдохновения для возражений.
- У.., если они - сыры, то что это такое? - Он коснулся щечки одного младенца и продемонстрировал влажный палец.
- Сыр со слезой.
- Но.., но они выглядят как дети! Глянь, все эти волосенки, нос, глазки и...
- Отличная работа, правда? - Людмила окинула гордым взглядом своих питомцев. - Триумф сыродельческого мастерства. К нам ни разу не поступало рекламаций от богов с тех пор, как мы используем Плачущие Сыры вместо настоящих младенцев. - Она понизила голос и доверительно добавила: - Кстати, строго между нами: иногда там наверху не очень-то соображают.
Испугавшийся богохульства старухи горгорианец осенил себя знаком священного быка. Его голос слегка дрожал, когда он начал нерешительно бормотать:
- Да-а, но.., но.., но они издают какие-то странные звуки.
Людмила вздохнула.
- В процессе сыроварения створаживаемая масса втягивает довольно много воздуха. Сейчас он выходит. Так что нет ничего удивительного.
- Ох.
Неожиданно потерявший полбороды патрульный решительно вклинился в разговор.
- Минутку! - заявил он. - Если они сыры, то чего они вот так крутятся?
Но прежде чем Людмила нашлась, что ответить, капитан зарычал:
- Ну и чудные вопросы ты задаешь! Хочешь, чтобы мы выглядели как куча придурков? Или как зеленые сопляки, никогда не заглядывавшие в честную походную столовку? Скажи мне, пучеглазый девственный постник, ты что, никогда не видал, как движется добрая пища?
- Ну.., буханка, которую мы получили на прошлой неделе, чуть-чуть не смылась, пока ее ели.
- У нее отовсюду торчали ножки, - добавил один из патрульных. - Из дырочек.
- Вот видите! - торжествующе воскликнул капитан. - И если даже мы привыкли есть все, что движется по столу, представьте, до чего могли додуматься эти высокорожденные гидрики! Чего там, я собственными ушами слышал, что им подавали рагу из цыплячьих шей, которые сами выползали из тарелки. А мы в ту пору еще скакали по Плато Лишайников, питаясь супом из бычьих хвостов.
Полубородый горгорианец задумался, но от дальнейших комментариев воздержался. Он рискнул взглянуть на сыры поближе и задохнулся от мощного аромата, перебивающего даже его собственный.
- Ага! - воскликнул он, отступая назад и пытаясь провентилировать легкие. - Вот это да! Настоящие сыры.
- Я же говорил, - победно заключил капитан и повернулся к Людмиле: - Ступай, бабуля, неси свои плачущие сыры куда назначено. Судя по звукам и запахам, они уже почти дозрели.
- Всегда приятно иметь дело с настоящим мужчиной. - Людмила сделала реверанс и не спеша заковыляла прочь.
В действительности она просто не могла идти быстро. Таскаться с корзиной, полной детей, это вам не скакать аллюром три креста. Особенно если дети вопят и нуждаются в смене пеленок. Людмила с горечью отметила, что потеряла кучу времени из-за горгорианского патруля. Все ее замыслы полетели к черту. По плану, который они разработали с королевой Артемизией, старуха должна была провести первую ночь в доме своей дальней родственницы Говены, чья лояльность Старому Порядку не подлежала сомнению. А теперь получалось, что Людмиле не добраться засветло до заготовленной надежной гавани. В горах темнеет раньше. Тени вдоль дороги уже сливались с сумерками.
Людмила поцокала языком и громко сказала:
- Толку нет, я думаю. Мы должны перебиться как сможем, мои куколки, а до дома Говены дойдем завтра утром. Где-то поблизости есть селение Вонючие Ягоды, попробуем-ка его отыскать.
Она продолжала подниматься в гору. Дорога скоро превратилась в плохо утоптанную тропу, а тропа постепенно стала грязной и узкой полоской.
- Странно, - сказала Людмила, тяжело дыша на крутом подъеме. - Я не помню, чтобы дорога в Вонючие Ягоды была такой скверной, а уж мне ли не знать! Я забегала туда еще девчонкой, всего-то пару-тройку лет назад. - Ее сознание не угнетала разница между понятиями "годы" и "десятилетия", а деток не волновало, насколько старуха перевирает свой возраст. Они проголодались и устали выступать в качестве молочнокислых продуктов. Людмила хотела успокоить их с помощью мокрой сахарной тряпочки, но, пошарив на дне корзинки, обнаружила, что утешающая соска исчезла. Наверное, выпала во время недавней схватки с горгорианцем. Детей не волновали оправдания, инфанты имели прекрасные легкие и беспрерывно орали.
- О Боже, Боже, - бормотала старая нянька, всматриваясь в сгущавшиеся сумерки глазами, которые плохо видели и при солнце. - Уж не свет ли это я вижу? Похоже, мы ближе к Вонючим Ягодам, чем мне казалось. Сейчас, сейчас, мои куколки, - мягко убеждала она плачущих детей. - Скоро мы придем на отдых в прекрасное тепленькое местечко со всеми удобствами. Гляньте, мои хорошие, вон свет фонарика над дверью деревенской таверны. А дальше - дверь в кузню, я прекрасно помню ее, и.., опа!
Людмила споткнулась о мирно дремавшую овцу. Корзина отлетела в сторону, и голодный плач сменился криками восторга, когда дети обнаружили, что рождены не только ползать. Приземлились они недалеко: в высокой траве лучшего пастбища с этой стороны столицы. Кроме того, корзина плюхнулась в середине отары жирных пушистых овец. Животные вскочили на ноги и, блея от ужаса, помчались прочь. Просто чудо, что бедных младенцев не затоптали.
- О Боже, - сказала Людмила. И ворчливо добавила: - Дети, немедленно идите обратно. - К этому времени стало совсем темно. Луна еще не взошла. А дети были такими же голодными и мокрыми, но недавнее приключение немного развеселило их. Теперь они лежали в траве тихо и только почмокивали, мечтая о подобных полетах в будущем.
Бедная Людмила шарила вокруг, но ничего не видела. А огонек, который показался ей фонарем над таверной в селении Вонючие Ягоды, неожиданно начал приближаться. Для фонаря таверны это было довольно странно. Оставалось только одно объяснение.
- Черная магия! - завопила Людмила. - Души бедных чародеев, жестоко убитых королем Гуджем, алчут крови живых! Пожалуйста, о, пожалуйста, не трогайте моих деток!
- Хо! - раздалось совсем нечародейское сопение. - Я хочу знать, что это за проклятущая... Людмила?
Свет пастушьего фонаря выхватил из темноты старое загорелое морщинистое лицо. В седой бороде торчала солома. Королевская нянька не видела его уже.., не важно сколько лет.
- Одо? - выдохнула она, прижав руки к увядшей груди.
Некоторое время спустя, отыскав корзину, Людмила поменяла детям пеленки и уложила их с двумя бутылочками овечьего молока в углу хижины Одо. Закончив дела, она вернулась к рахитичному столу, где старый пастух еще пожирал свой ужин, состоящий из хлеба, сыра и диких луковиц. Кучи диких луковиц.
- Я так и не понял, откуда ты взяла детей, - заметил Одо с набитым ртом. - Когда ты ушла из Вонючих Ягод, ты не была беременной. По крайней мере от меня.
- Ну, не из-за того, что ты не старался. - Людмила поудобнее расположилась рядом с ним на единственной лавке. - Это произошло немного позже, - сказала она застенчиво. - Это случается.
Одо скептически оглядел старуху.
- Так они твои, что ли?
- Может, и мои, - ответила Людмила. - А может, и нет. Думай как хочешь и будешь прав. Или ошибешься.
- Ага. - Одо пережевывал следующую луковицу. - Так ты еще.., как овечка?
- А у тебя до сих пор самая большая пастушья дубинка во всех Фраксинельских горах?
Одо посмотрел в угол, где стояли орудия пастушеского труда.
- Не знаю, - честно признался он. - Я мог бы померить.
Людмила похлопала его по руке.
- Я вижу, ты совсем не изменился.
- Не правда, - обиделся Одо. - Я меняю рубаху каждый год на праздник Прунеллы, как всякий хороший пастух. И я меняю свои малые вещи раз в три луны, если погода позволяет и...
- Я имела в виду, - Людмила тихонько пододвинулась ближе, и ее бедро потерлось о его ногу - так пара палочек трением добывает огонь, - что ты все еще тот самый Одо, которого я знала девчушкой-былинкой. - Она откинула в сторону прядь рыже-седых волос старого пастуха и пощекотала ему мочку уха языком. - Помнишь?
