Таймири (СИ) - Флоренская Юлия (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
***
Пестрая бабочка-Фараон (над выведением которой, надо сказать, потрудилось не одно поколение мастеров) сидела на ароматной гвоздике и мирно шевелила усиками ровно до тех пор, пока не подул ветер. Ветер согнал ее с гвоздики и внушил нехорошую, бунтарскую мысль о том, что в саду бабочке-Фараону сидеть вовсе необязательно. Мозг у летуньи был, конечно, примитивный, но даже в этом примитивном мозгу бунтарские мысли обосновывались необычайно прочно. Взмахнув крылышками раз-другой, она перепорхнула через ограду мастерской и устремилась к горам.
Господин Каэтта проводил беглянку равнодушным телескопическим взглядом. Что он надеялся разглядеть в телескоп утром, было непонятно.
Увидав бабочку, ободрился вышедший погреться Эльтер. Со вчерашнего дня его лоб успели пробороздить две настораживающие морщины.
А бабочка-Фараон держала курс на запад, где, не щадя сил, шагал по равнине одинокий путник. За плечами у него болталась легковесная котомка, а следом крался неутомимый взвод шпионов. Во главе шпионского взвода стоял не кто иной, как Вазавр. А путника, как вы уже, наверное, догадались, звали Карионом. Он понятия не имел, с какой стороны ждать неприятностей, и потому ждал их отовсюду. Мысли у него, в отличие от мыслей бабочки, были четкие и отточенные, как нож для нарезки сыра. Карион предупредит философа Диоксида, чего бы ему это ни стоило! Пусть ночь тянется хоть тысячу лет, пусть густеет, сколько ей вздумается! Он не из тех, кто признаёт поражение при первой же неудаче. Вчера о каменистый речной берег разбилась его лодка. Половина припасов утонула, половину он выловил из ледяной воды и долго потом отогревался у наскоро разведенного костра. Ветры по равнине гуляли холодные, с такими ветрами шутки плохи, и скоро Кариона залихорадило. Но он продолжал идти. Шатался, спотыкался о колючки, падал.
Некоторые из отряда шпионов даже прониклись к нему сочувствием, но виду не подавали. Шпионы, а вместе с ними и Вазавр, нарядились лисами и следовали за юношей рыжей мохнатой стаей.
«Он приведет нас, куда положено. А там мы философа и сцапаем», — думал лис-Вазавр, втайне радуясь, что ему достался лучший плащ-модификатор. Эти плащи придворный Авантигварда изготовил специально для секретной операции. Надвинешь капюшон поглубже, застегнешь молнию — и ты уже не ты, а газель, волк или рысь. Мечтаешь о грации пантеры — пожалуйста! Желаешь меховую шубку — и это исполнимо, был бы только плащ под рукой. И не распознать в тебе будет ни командира, ни соглядатая. Нюх твой станет острым, глаз — зорким, ухо — чутким. Да и мерзнуть по ночам не придется. Вазавру уже давно хотелось узнать, каково это, когда в зверином теле человечья душа.
Карион не мог заметить слежки. Равнина была холмистая, и лисы, перебегая от одного холмика к другому, держались от путника на расстоянии, чтобы он не насторожился да не сбавил ходу. Во время коротких передышек, когда Карион в изнеможении прилегал на дернистую почву, Вазавр расцеплял зубами застежку на груди и превращался в самого себя. Доставал тетрадь, фонарик — и принимался строчить рапорт об операции. А чтобы Авантигвард не засомневался в достоверности рапорта и в усердии исполнителя, дополнял сухие данные краткими описаниями и собственными рассуждениями. Писал Вазавр малость неразборчиво, однако — надо отдать ему должное — без единой ошибки:
Ночь 11-ого дня, влажного лета, года Разливов.
Тащиться за мальчишкой — всё равно что шагать в неизвестность. Куда он нас ведет, леший знает! Мы следовали за ним по реке, но, когда посудину малого раздробило о камни на мелководье, пришлось причалить к берегу. Он ни разу не повел себя странно. Кажется, он просто не замечает нашего присутствия. По вашему совету, воспользовались плащами-модификаторами. Рыскаем меж холмов в облике лис. Донимает голод. Рядовые ропщут, но ничего, я их построю! В меху застревают проклятые колючки. Тут этого репейника пруд пруди. Правда, всё ж лучше, чем в пустыне.
Выражаю свою признательность его величеству, Икротаусу Великому, за оказанную нам милость и проявленное терпение. Клянусь честью, город Цвета Морской Волны будет взят!
Вечер 12-ого дня, вл. лета, года Р.
Преследуемый еле плетётся! Сегодня от силы пять километров прошел. Как будто нарочно нас изводит! Я насчитал три вещи, от которых можно изнывать: голод, жара и скука. Так вот, скука, доложу я вам, из них самая подлая и коварная. Подозреваю, что даже коварнее меня.
В питье мы не нуждались — воды в реке предостаточно. Проблема была лишь в том, что не могли, как следует, помыться. Во-первых, потому что эта самая вода способна превратить в ледышку кого угодно. А во-вторых, в лисьей шкуре особо не отмоешься. Поэтому мы тащимся по долине, вонючие и грязные, и умираем со скуки.
Карион тоже вёл дневник, в сумерках и при свете месяца. Когда в степи затихали все звуки, когда унимался ветер, а плавные линии холмов озарялись лунным сиянием, он поверял свои мысли и переживания старому, измятому блокноту. Потому как больше поверять эти самые мысли было некому.
Дневник Кариона:
Влажное лето, день 12-ый (возможно, я сбился со счета). Год Разливов.
Я никогда раньше не бывал в степи. Она точь-в-точь такая, как о ней рассказывал дед. Сухая и безжизненная. Когда ты один, приходится много думать. Думать, как себя прокормить и как защититься от зноя и скорпионов. Скорпионов я боюсь больше всего на свете. Говорят, их яд убивает мгновенно. Пока не встретил ни одного. Припасы скоро закончатся, и у меня опускаются руки, когда я представляю, какую долгую дорогу еще предстоит проделать. Конечно, лучше ничего не представлять и думать о приятном. Приятно будет вновь увидеть учителя. Где он сейчас, где славный Диоксид? Я наугад иду на север, по течению реки. С лодкой было бы быстрее, но где раздобыть новую? Все бы отдал за плавучее бревно! Но ведь тут даже бревен нет! Слыхал я, что в массиве деревья растут. Вот бы на них хоть глазком взглянуть! Но рубить — рубить я бы не стал.
Спокойной ночи тебе, блокнотик. А для меня ночь навряд ли выдастся спокойной…
Дневник Вазавра:
Проклятущая ночь 13-ого дня, вл. лета, года Р.
Почему проклятущая? Да потому что одного из солдат ужалил скорпион, и бедняга (солдат, разумеется) целую вечность корчился в апоплексическом припадке, пока, наконец, не испустил дух. Прежде я ничего подобного не встречал. И понятия не имел, что скорпионы в данной местности настолько ядовиты! Так что теперь к прочим нашим опасениям добавилось новое — опасение напороться на смертоносное жало.
Вдобавок к этой невзгоде, сегодня после полуночи случилось землетрясение. Даже земля трещинами пошла. Было слышно, как в проломы засыпается песок. И мы решили, что настал конец света. А по мне, так лучше бы он и вправду настал… Мальчишка-то, похоже, и сам не знает, куда идет. Плетется в полузабытьи, а потом внезапно останавливается и как будто прислушивается к чему-то. Ни карты у него с собой, ни компаса. Я уже начинаю подозревать, что он хочет нас погубить… Но мы очень осторожны и следим за ним издалека. Вряд ли он преследует именно эту цель.
Дневник Кариона:
Влажное лето, день 13-ый
Казалось, я рождаюсь заново. В эту лунную ночь я лежал на спине и видел звезды. Я лежал — один посреди бескрайней вселенной, и вселенная блистала мне миллиардами звезд. Они были такие яркие, что поначалу я даже впал в забытьё и уже не ощущал себя, когда внезапно земля подо мною задрожала. Я сразу понял: это знак. Всем существом почувствовал, что грядут перемены. О, да похоже, я становлюсь философом! Сегодня я впервые перестал ощущать одиночество и явственно различил, что за плечами у меня бесчисленное невидимое воинство, которое никогда не даст меня в обиду. И теперь, даже если б я того захотел, мне никогда уже не быть одиноким. Куда бы я ни шел, как бы ни был тяжел мой путь, я обязательно достигну цели.
Дневник Вазавра:
Ночь 14-ого дня, вл. лета, года Р.
По-видимому, парень набрался сил и определился с направлением. Прошагал бойко до самого полудня, потом сделал привал и тронулся в путь, как только солнце сдвинулось с мертвой точки в зените. Не завидую тому, кто побывает в нашей, лисьей, шкуре. Преимущества маскировки, конечно, преобладают над недостатками, однако я бы не решился отправиться куда-либо в таком виде. Главное преимущество — скорость. Но с остальным — сущая мука! Пытаешься заговорить, например, а у тебя из пасти вместо слов вырывается какая-то жуткая смесь звуков. Мои подчиненные эти звуки воспринимают превосходно и отвечают на них такой же какофонией. Она непривычна для слуха, но мозг реагирует вполне адекватно. Невероятная штука мозг! Когда я снимаю вечером этот лисий саван, то не могу отождествить себя со зверем. Не могу вспомнить, что я ощущал и как соображал, будучи лисом… Для меня, как, впрочем, и для моей команды, механизм работы плащей — тайна за семью печатями…
