Колдун на завтрак - Белянин Андрей Олегович (электронные книги без регистрации txt) 📗
— Ай, молодой, красивый, зачем сюда пришёл, чего ищешь — не найдёшь, а туча чёрная над головой твоей уже крылья раскрыла… — привычно загнусавила самая старая бабка, страшная как грех, с горбом, в дичайших пёстрых юбках, трёх кофтах, драном платке на разбойничий манер и с кривой трубкой в щербатой пасти. — Злой человек тебя сюда направил, нечестное дело сотворить приказал, смерти твоей хочет…
«Кто, дядя?!» — чуть было не вырвалось у меня, но, прикрыв правый глаз, я мигом прикусил язычок и сменил тон:
— Не может быть! И откуда вы только всё это знаете, лично у меня давно есть такие подозрения, но…
— А ты слезай с седла, сокол ясный, я тебе погадаю, всё как есть расскажу, поведаю!
— Всегда мечтал! — не убирая ладонь с рукояти дедовой сабли, признался я. — Слышите топот ног? Уже бегу на заветное гадание! Только денщика моего отправлю подальше с военным заданием, и тогда весь ваш, идёт?
По мимолётному движению седых бровей старухи красному от ярости Прохору быстро вернули отобранное оружие и едва ли не силой посадили на старого верного мерина…
Я пальцем подманил денщика поближе и прошептал ему на ухо:
— Беги! Забирай от табуна пятерых невзрачных лошадок и гони их к селу. Меня не жди. Бог даст, сам выберусь. А если нет… Заряди ствол серебряной пулей и пали между глаз!
— Старухе?! — сразу догадался он.
— Птицерухову, — кивнул я.
Старый казак не стал задавать лишних вопросов, но быстро сунул мне за пояс один из пистолетов. Как я помню по грохоту выстрела, палил он из второго турецкого, значит, второй ствол оставил заряженным.
— Всё. Поехал, пусть оно и не к спеху… Но ты, паря, гляди — зазря не блуди! Целься в волос, стреляй на голос, а будет туго — так надейся на друга!
Друг был один, подо мной. Бдительный арабский скакун зорко следил за дружелюбным табором, никому не веря на слово. И, по совести говоря, если б не он… если бы я всё-таки поехал на той вреднючей кобыле… было бы вообще продолжение этой таинственной истории? Как знать…
— Уехал твой соглядатай, — щербато улыбнулась старуха-цыганка. — Так уж слезай с коня, соколик, я тебе всю правду расскажу! Что было, что будет, чем сердце успокоится…
— Ох, до чего же интересно, милая бабушка, — с преувеличенной радостью откликнулся я, спрыгивая с седла. То, что на левую руку по-прежнему намотаны поводья, с первоначалу никто внимания не обратил. Как и на рукоять тульского пистолета за поясом…
— Правую ладонь давай, брильянтовый, — деловито ухмыльнулась старуха за миг до того, как холодный гранёный ствол упёрся ей в переносицу.
— С такого расстояния не промахнусь, — честно предупредил я. — А хоть ресничкой подашь знак своим — спущу курок не глядя! Чего ж тебе от меня надо, Птицерухов?
Лицо старухи-цыганки резко изменилось, теперь его исказила ничем не прикрытая дьявольская злоба. Под личиной безобидной бабки скрывался скользкий тип лет тридцати — тридцати пяти, с пошлой ухмылкой, бородкой клинышком и бегающими глазами. Рога на его грушевидной голове были аккуратно подпилены. Либо низложенный чёрт, либо колдун, продавший душу бесам, либо ещё кто, я покуда в их классификации не силён, но Катенька наверняка знает…
— Так ты, казачок, и впрямь сквозь личины видеть обучен? — уже совершенно мужским басом спросила цыганка. — Мы-то думали, брешет нервная Фифи, мало ли чего дуре озабоченной в башку стукнет. А ты, выходит, неслучайно ей колено прострелил?! Не пожалел девицу молодую, хроменькой навек оставил…
— Не девицу — ведьму, — аккуратно поправил я, не убирая пальца со спускового крючка. — Теперь мой вопрос: зачем вы меня сюда выманивали? Смысл было красть лошадей из полка? Знаете же, будь у нашего генерала чуток поменьше терпения, он бы весь ваш табор, без коней, друг за дружкой вверх копчиком пешим строем в ту же Румынию отправил! Там местные Влады Цепеши дюже любят вашего брата на кол сажать, токайское пить и под него всяческие предсказания слушать…
— Что ж. — На мгновение задумавшись, старуха-мужчина сменил (сменила) тон. — Земля слухом полнится. Вот и нам интересно стало на нового характерника полюбоваться. Ваши ведь всё больше по воинской специальности известны — бойцы великие, смерть обманывать мастера, опасность чуять да за победу малой кровью биться, а так, чтоб сквозь личины зрить… Это, яхонтовый мой, дорогого стоит!
— Кто — мы? — чётко выделил я главное.
Цыгане за моей спиной бесшумно вынимали ножи, думая, что у меня глаз на затылке нет. Это факт, не поспоришь, но я и без того отлично знал, что они там намерены делать. Им ведь невдомёк, что араб, кося лиловым оком, бдительно следит за всем происходящим. А уж его никак не обманешь…
— Ретивый ты казачок, Иловайский, — наконец собралась с ответом старая цыганка, а я воочию видел некоторую растерянность на лице Птицерухова. — Кто тобой интересуется и кому ты поперёк глотки встал, я тебе сказать не смею. Но совет дам. Один. Напоследок. Ежели долго жить хочешь — более в Оборотный город не ходи!
— Что ж так? — Я широко улыбнулся. — Мне ваши тёмные дела без надобности. Меня лишь Хозяйкины очи карие в город тянут. Уйдёт она, и я уйду, погодите-ка малость…
— Не уйти ей. Повязана твоя Катенька. Это в городе она из себя страшную силу корчит, а доведись ей лицом к лицу со мной стать, я её в единый миг так взнуздаю, так в…
Мой большой палец без предупреждения взвёл курок. Птицерухов понял, что если он издаст ещё хоть звук, то в ответ раздастся (грянет) выстрел. Видимо, это поняли и остальные цыгане — тишина повисла такая, хоть топором её пластай, вязкую, и кусочки в платок заворачивай, пригодится отдохнуть, заложив уши на народных гулянках. Она оборвалась коротким всхлипом, когда мой жеребец молча пнул задним копытом в пах самого активного бородача с ножиком. Тот рухнул почти без звука, надеюсь, детей успел заделать заранее, потому как теперь уж… увы, не судьба…
— Только троньте её, — тепло предложил я, опуская пистолет. — Ну а мне пора, пожалуй. Вы не провожайте, не надо церемоний, здесь рядом, не заблужусь. И вот ещё, бабушка, попросите ваших соплеменников — ну того, рябого, косящего на один глаз, и хромого, лысого, с серьгой — к селу на версту столбовую не приближаться! Наши приказ получили — стрелять конокрадов без суда и следствия. Вы уж не провоцируйте больше, а?
— Ай, соколик! — Всплеснув руками, Птицерухов улыбнулся мне самой змеиной ухмылочкой. — Что такое говоришь, изумрудный мой? Зачем на бедных ромал клевещешь, зачем Бога не боишься? Да весь табор под присягой подтвердит, что дома они были, в кибитке лежали, животами мучились и никуда и на шаг от костров не отходили!
— Угу, и я поверю…
— А то тебе решать. Ты, соколик, главное дело, до полка своего доберись.
— Это угроза? — ровно уточнил я.
Улыбка Птицерухова буквально лучилась сладким ядом…
— Ой нет, золотой… Ни один цыган офицеру казачьему слова поперёк молвить не посмеет, не то что угрожать. Езжай себе вольным ветром! Ромалы тебя не тронут…
Я ведь в тот момент ещё подумал, а не застрелить ли его прямо сейчас к едрёне-фене, и нет проблем. Но что-то остановило, комплексы какие-то непонятные… Не учили меня без особой нужды первым курок спускать, но, быть может, вот именно в этом конкретном случае оно того и стоило.
Арабский жеребец сам разрешил ситуацию, мягко попятившись задом и хлёсткими ударами хвоста приводя в чувство замерших в ожидании цыган. Те, огрызаясь и проклиная нас сквозь зубы, всё-таки уступили дорогу, пока я не выпускал из правой руки рукоять надёжного тульского пистолета.
— Мы ещё свидимся.
— Ай, свидимся, молодой-красивый. Да только не тут, не на этом свете!
— Ну, если вы так на тот торопитесь, — прощаясь, я козырнул, — дождитесь меня там, я ещё на этом чуток задержусь…
Старуха-цыганка широко развела руками, что-то тихо пробормотала себе под нос, возвела глаза к небу, хлопнула в ладоши и уставилась на меня немигающим взглядом. Я неторопливо осмотрелся по сторонам. Вроде всё тихо. Никто нас преследовать не намерен, никто в погоню не рвётся, хоть и лица изумлённо вытянулись у всего табора — от седых цыган до голопузых ребятишек. Можно подумать, они тут живого хорунжего никогда не видали? Ага, на донских землях кочевать и при виде казака удивление строить — смех один…
