Семейные хроники Лесного царя. Том 2 (СИ) - Бересклет (Клименкова) Антонина (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Лукерья промолчала, сама понимая, что пошутила не к месту. Как будто кто-то за язык дернул. Уж не впрямь ли пророчество нелепое угораздило ляпнуть? Вот беда…
Старший городской домовой был ростом повыше своих собратьев, Лукерье он приходился почти до пояса, если вместе с неизменной овчинной шапкой мерить. Единственный из всех домовых, кто имел право и возможность покидать человеческое жилье по своей воле. Однако часто разъезжать с визитами ему было неудобно. Всё дело в том, что свой дом городовой возил с собой. А дом у него был крошечный, вроде скворечника. Обычно он ставил его где-нибудь на чердаке людского жилища, тем самым подчиняя своей власти весь дом. Но при необходимости брал на плечи, выносил из избы и взгромождал на подходящую животину — козу, свинью или, как теперь, на собаку крупной породы.
— А если вам тележку приспособить? — предложил Драгомир. Присев перед собакой на корточки, принялся чесать за ухом, отчего та отчаянно завиляла хвостом. Домик у нее на спине от этого принялся опасно раскачиваться, заставив городового нервничать.
— И с тележкой пробовали, свет-царевич, застревала везде, — проворчал городовой, похлопав своего «скакуна» по холке, чтобы стояла смирно.
Ладошку изнутри, как у всякого домового, у него покрывала мягкая густая шерсть. Мир невольно улыбнулся, вспомнив, что слышал о девичьих гаданиях, когда домовой должен был погладить вопрошающих своей лапкой по голому заду. Вообще гость весь был мягкий и пушистый с головы до пят, от лица-мордочки до пальцев с коготками. Это, однако, не мешало ему носить одёжку, похожую на людскую: долгополый кафтан, кушак, полосатые штаны и лапти без портянок на босу лапу.
Русалки подготовили для гостя местечко: собаку пригласили лечь под высокую лавку, где её ждало угощение, а самого домового усадили на стопку подушек, чтобы доставал до стола, при этом ногами всё равно мог бы касаться крыши своего «скворечника».
— Не чаи я приехал с вами распивать, царь-батюшка, — проворчал домовой, но шумно отхлебнул из маленькой кружечки, закусил баранкой. Дальше говорил с набитым ртом, весьма серьезным тоном: — Спросить меня отправили, долго ли будет продолжаться в городе бесовщина? Понятно, что право ваше, однако ж покою нам нет. Вы бы уж закруглялись, царь-батюшка, а? Накажите всех, кого надо, а неповинных оставьте с миром… Ох, прощения прошу, оговорился.
Яр, окаменев лицом, откинулся на спинку своего кресла:
— Не зря ты оговорился, правду сказал. Не один я буду суд вершить, но с Миром. С Драгомиром Яровичем. Поэтому жду, когда он достаточно остынет сердцем и не разнесет весь ваш город по бревнышку, не разбирая, кто виноват, а кто нет.
— Отец, я не… — заикнулся было сын. Только владыка Леса остудил его небывало холодным взглядом:
— Ты не знаешь, на что ты способен. Я тоже могу лишь догадываться. Поэтому изволь слушаться наставника и отправляйся заниматься.
Драгомир нахмурил брови: нельзя было не признать, что отец прав. Спешить с судом было в первую очередь опасно для невиновных обитателей Нового Города. Лесной царевич порывисто поклонился городовому в пояс:
— Прошу, передайте мою благодарность за помощь домовику княжьего терема и его семейству! — Развернулся и вышел из трапезной.
— Мы будем в саду, — бросил Сильван, поторопился за учеником. За ними тенью ускользнула и гоблинша.
— Чернокнижник? — городовой кивнул на закрывшиеся за магом двери. — Наслышан, весьма наслышан.
Он снова прихлебнул чаю.
Лукерья наткнулась взглядом на крыжовнико-вишню. Бордовые ягоды с зелеными полосками спело просвечивали крупной косточкой. Она оторвала одну, брызнувшую во рту освежающим кислым соком… Мда, не доработал некромант немного, поторопился — изнутри под кожицей прятались шершавые колючки мохнатого крыжовника.
— А ты почему с ними не пошла? — негромко спросила Лукерья у дочери, сосредоточенно пережевывая ягоду, потому как выплюнуть несмотря на колючесть было жалко, вкусное получилась безобразие.
— Что я там у них разберу? — вздохнула Милена. — Стоят молча, друг дружке в глаза смотрят. У них иное колдовство, без заклятий, без волшебных порошков и зелий. Нам, ведьмам, их тонкости «обращения напрямую к источнику силы без посредства вспомогательных средств» не уразуметь.
Меж тем Яр решил, что и за чаем можно прекрасно обговорить все дела, незачем толпой перемещаться в кабинет, если всем и здесь неплохо. Он велел служанкам покинуть зал, из трапезного сделавшийся совещательным. Мол, позовет, пришлет на кухню шуликуна, если нужно будет самовар сменить на горячий или подлить в вазочки варений.
— Не хочешь узнать, что за бесовщина творится в городе? — шепнула Милена на ухо матери, когда обе поднялись из-за стола, собираясь уйти следом за русалками.
— Яр же не пустит, — поджала губы ведьма. Дочь всегда угадывала ее мысли без всякого колдовства.
— Если я попрошу, то разрешит, — лукаво блеснула глазами Милена.
Лесная царевна прямиком пошла к отцу. Никого не стесняясь, не обращая внимания на важную беседу, уселась Яру на колени, обняла за шею, потерлась носом о висок, шаловливыми ручонками взлохматила зеленую гриву, и без нее пребывавшую в вечном беспорядке. И как всегда дочурка оказалась права — сработало! Царь-батюшка оттаял, губы невольно растянулись в улыбке. Ластящейся дочурке Яр ни в чём не мог отказать. Воеводы на царевну тоже не сердились, что прервала совещание, ведь с довольным владыкой договариваться о делах было куда легче.
Лукерья только вздохнула, поджав губы. Не удержалась, хмыкнула: ежели эдак посмотреть, то ей повезло, что от любви к отцу сошел с ума Драгомир, а не Миленка! Уж Милке одного поцелуя было бы недостаточно. Да и не стала бы она отсиживаться в одиночестве и отмалчиваться, сколько молчал Мирош — сразу бы отодвинула мать и заняла место царицы. И плевать дочурке на условности и приличия…
— Что? — оборвала поток неутешительных мыслей вернувшаяся к ней Милена. — У меня с волосами что-то не так? Надела что-то наизнанку?
— Да нет, — спрятала взгляд Лукерья. — Разрешил?
— Конечно! — засияла улыбкой лесная царевна. — Летим?
______________
Четверо странников, замерших на палубе скользящего вперед судёнышка, разглядывали проплывавший мимо высокий берег одинаково напряженно, но с разными затаенными чувствами. С реки еще не было видно города. Перед глазами тянулся земляной пласт обрыва, неприступный, ненадежный — кое-где осыпался, обнажив рыже-глинистую почву, утащив вниз могучие деревья, оказавшиеся на зыбком краю. Невезучие исполины упрямо хватались за рыхлую землю корнями, зависали над рекой горизонтально, полоща ветки в ленивом течении, а с высоты на них будто с сочувствием взирали их собратья, страшась участи быть следующими на утопление.
Еще немного, и цель долгого путешествия будет достигнута. Судёнышко сделает поворот, войдет в устье Сестрицы и причалит к берегу. Новый Город. Томил стремился домой всем сердцем — и страшился неизвестности. Прошло столько времени с его отъезда, город наверняка изменился. Томил боялся не узнать родные улицы… и людей. Не столько внешних перемен он опасался, сколько внутренних. Да и сам он, что говорить, давно стал другим…
На прекрасных и безмятежных лицах эльфов обычно с трудом можно было угадать эмоции. Но сейчас оба хмурились, причем каждый размышлял о своем. Рэгнет в мыслях уже беседовал с лесным царем, покусывал губы, придумывая неоспоримые аргументы. Нэбелин украдкой поглядывал на Томила, печалясь о скорой разлуке. Пусть человек не давал обнимать себя на виду у команды, целовать глубоко и страстно, так, как хотелось юному пылкому эльфу, отговариваясь тем, что «до свадьбы грешно!», но всё равно за дни совместного путешествия Нэбелин почти удалось его к себе приручить. Томил смирился со своей участью, еще немного — и открыл бы в ответ свое сердце, позабыв о надуманных людских запретах и предубеждениях. Но вот пришел час расставаться. Нэбелин не могло не тревожить будущее — увидятся ли они? Когда? При каких обстоятельствах? Ведь для эльфа и человека время течет совершенно по-разному, Нэбелин готов был ждать век, а человеку и год покажется вечностью. В своих чувствах менестрель был уверен, сердце же смертных переменчиво. Однако брать с возлюбленного клятвы верности было рано по любым меркам. Это будет слишком похоже на принуждение…
