Заговор Черной Мессы - Белянин Андрей Олегович (чтение книг .TXT) 📗
В Лукошкине рано ложились спать, поэтому и вставали с петухами. Случайных прохожих было мало. В Курином переулке за заборчиком уже вовсю молился сводный отряд отца Кондрата. Мы козырнули им на ходу и двинулись дальше. Примерно без пятнадцати десять царь со своей кавалерией покинул немецкую слободу и ворота захлопнулись. Почти сразу же со всех улиц тихо побежали затаившиеся стрельцы, они вплотную прижимались к слободскому тыну, окружая немецкое подворье со всех сторон. Операция «Дихлофос» началась…
Баба Яга дождалась выстрела из пушки, прозвучавшего ровно в десять, и вновь повторила свое заклинание. Из образовавшегося прохода быстренько выскользнули перепачканные краской богомазы.
– Все ли сделано, работнички?
– Все как уговорено, батюшка. Все стены расписали в лучших традициях, а поверх на гвоздики малые полотна малювальника вашего бездарного развесили.
– Гражданин Новичков не протестовал? – уточнил я.
– Да спит он! – хмыкнул старший иконописец. – Как мы пришли – уже дрых, но работу выполнил. На полу громадные полотнища ткани черной красным да черным изукрасил. Сущий демонизм… Мы аж плевались! Так до сих пор и спит…
– Ну что ж, объявляю благодарность за ударный труд. Расчет завтра утром в отделении, как договаривались. Спокойной ночи.
– Благодарствуем, сыскной воевода.
Сзади подоспел запыхавшийся царь. Судя по всему, он удрал от собственного конвоя и те будут до утра носиться по Горохову двору, разыскивая государя. А может, и не будут, решат, что он опять с какой-нибудь молодкой под телегой прячется…
Наша группа на цыпочках вошла в немецкий храм. Я шепотом отправил Еремеева выставить стрельцов у всех стен. В церкви горели оплывшие свечи. Стены до самого потолка были завешаны громадными росписями на черном шелке. Автор тихо сопел в уголочке. Новичков показал себя во всей красе. Черно-красные фигуры обнаженных демонов кривились в авангардно-кубических изломах и производили невероятно гнетущее впечатление. Хотелось закрыть глаза и не глядя бежать из этого черного ада. Если уж такая мысль появилась у меня, человека, закаленного атеизмом, то что же творилось в душах моих спутников…
– Завтра же сожгу мазилу проклятого! – сквозь зубы побожился Горох. – Надо же, чего нарисовал. У меня аж колени трясутся…
– Не надо! – так же тихо попросил я. – У парня большой талант. Может, он даже гений. Лучше возьмите его в придворные живописцы…
– Чтоб он и меня так приукрасил?!
– А что? Авангард – искусство будущего. Опять же, если такой портрет показывать вашим надоедливым невестам… Вы же вовек не женитесь!
– Да? – призадумался царь. – Ну, тут, конечно, прямая выгода…
Мы четверо прятались в самом дальнем углу, за колонами. Еремеевские ребята заняли позиции в нишах стен, так, чтобы иметь возможность дотянуться до черных шнурков, удерживающих новичковские работы на гвоздях.
– Долго ли еще, воевода-батюшка? Я на двор хочу…
– Зачем? На дворе нам ловить нечего, они все сюда придут.
– Да я не в этом смысле! Я… ну, на двор надо мне…
– Терпи! – обрезала Яга. – Ох, Митька, ежели только ты мне юбку намочишь, я тебя на веки вечные петухом бесхвостым оставлю…
– Гляди, участковый! – восторженно влез государь. – Идут!
Двери в храм скрипуче распахнулись, и на пороге показалась делегация монахов в одинаковых черных капюшонах, скрывающих лица, с горящими факелами в руках. Трое посольских охранников, обнаженных по пояс, внесли небольшую статую рогатого, козлоподобного существа с когтистыми ногами и с женской грудью. Маленький пастор довольно оглядел нарисованных монстров, бросил презрительный взгляд на спящего художника и дал знак закрыть двери. После чего монахи достали длинные, причудливо изогнутые ножи и ловко прорезали в черном бархате, покрывающем пол, прямые линии.
– Пентаграмма! – угадал я.
– Звезда масонская, – подтвердила Баба Яга.
– Пагуба бесовская! – добавил царь.
– А мне не видно… – прогудел Митька.
Шестеро монахов спрятали ножи и, по-прежнему держа в руках факелы, встали в круг, каждый на вершине одного из лучей. Пастор раскрыл толстый фолиант, поставил его на треногу и, став спиной к алтарю, начал нудно читать какой-то латинский текст. Повинуясь его указаниям, охранники извлекли спрятанное большое деревянное распятие и, уложив его на алтаре, начали на нем прыгать. Хруст ломаемого дерева слегка перебивал непонятные латинские слова.
– Что творят, что творят, антихристы! Да не держи ты меня, участковый, я им сейчас…
– Батюшка государь, – скромно вмешалась Яга, – уж ты не серчай, а только я тя щас в лапоть превращу али в лютик какой…
– Царя?! – ахнул Горох.
– А не мешай милиции…
Между тем охранники спрыгнули с алтаря и, войдя в центр пентаграммы, опустились на колени. Трое монахов, передав факелы близстоящим товарищам, вновь взялись за ножи и прежде, чем мы поняли, что происходит, вспороли глотки несчастным. Черный бархат залило кровью…
– Митенька, не пущай, не пущай его!
– Куда, участковый?! Их не спасешь, а себя погубишь!
– Бабуля, рот чем-нибудь заткните Никите Ивановичу, а уж мы с государем его удержим…
Видимо, у меня что-то перемкнуло в голове. Спокойно смотреть на ритуальное убийство в школе милиции не обучают. Самообладание вернулось не сразу…
– Ладно, пустите… все…
Пастор продолжал заунывное чтение, но его голос постепенно становился все громче и увереннее. В нотах проскальзывала истеричность и безумная радость настоящего религиозного фанатика. Мне показалось, что над распростертыми телами заклубился черный густеющий дым. Он все плотнел и плотнел, уже под самым потолком сбиваясь в грязный силуэт, обретающий мощь и объем.
– Насекомая… – на выдохе констатировал Митька.
Под потолком храма возилась, приводя себя в порядок, уродливая черная муха величиной с хорошую лошадь. Мы замерли, завороженные увиденным. Пастор Швабс воздел к ней руки и в полный голос завопил по-русски:
– О великий и прекрасный Вельзевул! Повинуйся слову моему, выйди из глубин ада на порочную землю Руси. Порази могуществом силы своей всю нечисть духа славянского. Покарай храмы их, грехи и заблуждения и дай нам, единственным хранителям истиной веры…
В этот момент в дверях церкви раздался взрыв! От дубовых досок не осталось даже петель… Из клубов желтоватого порохового дыма шагнула долговязая фигура немецкого посла:
– Все кончено… и будьте вы прокляты! – В его руке тускло блеснул ствол длинного пистолета.
Грохот выстрела слился с предсмертным визгом священника. Но он же и помог нам скинуть с плеч непонятное оцепенение.
– Еремеев, давай! – взревел я.
В тот же миг черные полотна рухнули на пол, а стены буквально озарили весь храм невероятно прекрасными фресками! Черная муха, яростно жужжа, заметалась под потолком, не зная, куда деться от суровых взглядов Иисуса Христа, Божьих архангелов и православных святых, изображенных на стенах с соблюдением всех канонов. Иконописцы не подвели! Даже мне теперь стало ясно, что та несусветная сумма, запрошенная ими за свой труд, – ничто в сравнении с тем ударом, который получил Повелитель мух. Стрельцы, во главе с царем, бросились на заезжих монахов, закипела рукопашная. Вельзевул неожиданно рухнул вниз и, сбив Кнута Гамсуновича, стал протискиваться наружу.
– Митька, бей! – заорал я, устремляясь в погоню.
Наш младший сотрудник в порыве служебной отваги рванул вперед и так врезал мухе в зад, что та пробкой вылетела во двор. Следом выбежали мы с Ягой. Черный демон ада, треща крыльями, с яростным жужжанием пытался взлететь, но… из-за забора слышались грозные церковные песни. Однако взбешенный Вельзевул сумел оторваться от земли, и тут… произошло чудо! Иного названия этому событию я не нахожу. С золоченого креста храма Ивана Воина сорвалось золотое копье, которое, беззвучно взрезав мглу ночи, насквозь пронзило брюхо гигантской мухи! От нечеловеческого рева вскочил на ноги весь квартал… Люди выбегали в одном исподнем, по небу метались перепуганные облака, запах горелой плоти резал ноздри, но… все было позади. Повелитель мух грохнулся наземь и исчез, как бы провалившись сквозь землю.
