Остров Русь (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Микула помолчал, потом задумчиво произнес:
— В богатыри… Так ведь богатырю надобно иметь не только сердце доброе, а ноги твердые, не только булаву тяжелую, а голову крепкую, надобно еще…
Но Иван так и не узнал, что еще надобно настоящему богатырю. Микула Селянинович медленно поднялся и переспросил:
— Так ты говоришь, что сын дружка моего старого, Ивана Черной Руки, Грозы Морей? А где грамотка твоя рекомендательная?
— Нету, — со стыдом признался Иван. — Выкрадена ночью татем лихим.
— Выкрадена, говоришь. Может быть. На отца ты и вправду похож, только рожа еще глупее. Но вот какая незадача: являлся уже утром один добрый молодец с грамоткой, где сказано, что он — Иван-дурак!
— То тать ночной! — возопил Иван.
— Возможно, возможно… Но в богатыри он уже зачислен, и дать делу обратный ход я не вправе. Посуди сам, добрый молодец: обстановка в Киеве сложная. Владимир Красно Солнышко заботами затуманен, Василиса Премудрая в сторону Кащеева царства поглядывает… Поп Гапон воду мутит, интригует. Бояны песенки крамольные по кабакам поют… И тут такой скандал: богатырь-самозванец! Как же после этого народ станет на защитников своих поглядывать? Нет, Иван. То есть не Иван, а незнакомый мне молодец. Не могу я тебя в богатыри принять!
— А что же мне делать?! — испуганно вскочил дурак. — Деньги, как вода, меж пальцев текут, в городе жить лишь три дня разрешили!.. Не могу я к батьке с позором воротиться! Хворостиной до смерти запорет!
Микула потер лоб.
— Что делать? Подвиг соверши, тогда я тебя и без грамотки в богатыри зачислю. Будешь прозываться Иван-дурак Второй или Иван-дурак Премудрый. Как захочешь. А рубли… тьфу! Возьми да свои настругай, сейчас во всех губерниях так делают. Не захочет трактирщик принимать, так ты его — булавой! Кстати, если красиво настругаешь, мне принеси, я коллекцию собираю.
Иван кивнул и грустно поплелся к выходу.
— Эй, постой! — окликнул его Микула. — Можешь просто самозванца в мать сыру землю вогнать по маковку, грамотку свою забрать да и числиться богатырем. Я виду не подам, а остальные с тем богатырем еще не побратались.
Воспрянув духом, Иван выбежал на дубовую лестницу. Богатырские игрища на ней уже кончились, зато — о улыбка судьбы! — посреди лестницы сидел предатель Емеля!
Иван вытащил булаву, поплевал на ладони, подкрался к Емеле сзади и завопил:
— Попался, тать ночной! Вставай, то смерть твоя пришла! Выходи со мной на сыру землю биться, я тебя в три удара в землицу вколочу!
Емеля повернулся и грустно сказал:
— Здорово, Иван… Чего орешь-то?
— Выходи со мной… — на тон ниже начал Иван.
— Банан хочешь?
— Хочу, — признался Иван и, отложив булаву, сел рядышком. Емеля достал из-за пазухи гроздь спелых, лишь чуть-чуть мятых бананов, и они принялись сноровисто очищать излюбленный россиянами фрукт. После второго банана Иван осведомился:
— Чего ж ты, падла печенежская, грамотку мою спер?
— Как спер? — обиделся Емеля. — Ты ж сам ее подарил! Сам в руки сунул да уговорил в богатыри пойти, тобой назваться, чтоб к Несмеяне допустили.
Иван потер лоб… И вспомнил. Точно. Пихал он Емеле в руки грамотку, кричал слова задорные, уговаривал, словно девку красную… Охохонюшки… Сам свое богатырское счастье отдал!
— Ну и как, допустили? — со смущением поинтересовался он.
— Вечером заступаю в караул у ее опочивальни, — грустно сказал Емеля. — Да, Иван, тяжка служба! Как мне сегодня бока намяли, вспомнить страшно… Эх, просил же я ее дать мне силу богатырскую! Не пойму, то ли не дала, то ли я и прежде богатырем был… Оплошала она.
— Кто «она»?
— Да щука моя волшебная, что все желания выполняет…
Иван крепко зажал рот боевой рукавицей. Ему вдруг явственно вспомнилось, как стоящий в обнимку с полоненным печенегом Мойшей Емеля вопит: «Закуски нет, Иванушка?! Не беда, исправим! Мне для тебя и ее не жалко!» А еще вспомнились Ивану рыбьи кости на трактирном столе.
— У тебя память часто отшибает? — поинтересовался Иван.
— Нет, сегодня впервой такое случилось… Как медовуху пили — помню, как печенега полонили — тоже. А дальше — хоть убей… К слову, убивать-то ты меня будешь?
— Что ты, Емелюшка, — ласково сказал Иван. — То шутки наши, богатырские. Ну, пора мне.
И он тоскливо пошел дальше, вытирая о кольчугу измазанные в бананах пальцы. Бедный Емеля! Лишился своей единственной опоры — щуки! А ради кого? Ради него, дурака! Как тут обижаться…
Иван всхлипнул, промокнул глаза носовым платочком и сослепу налетел на бредущего по двору богатыря.
О, это был богатырь так богатырь! Лицо его было отмечено печатью аристократизма, булава была украшена каменьями самоцветными, а походка — почти тверда. От Иванова толчка он упал на землю, но сноровисто поднялся и насупил брови.
— Извиняйте, — буркнул Иван и попытался проследовать дальше. Но богатырь крепко держал его за кафтан.
— Добрый молодец! Вы скверно воспитаны! Вы толкнули богатыря, находящегося в состоянии жестокого похмелья, и считаете, что это вам сойдет с рук?!
— Я толкнул вас нечаянно, а толкнув — извинился, — ответил Иван, пытаясь освободиться. Богатырь отпустил кафтан, но вслед презрительно бросил:
— Сразу видно, что вы не киевлянин…
— Да! — взвился Иван. — Из-под Мурома я! Но это обстоятельство не помешает мне окоротить на голову заносчивого киевлянина!
— Хорошо, — промолвил богатырь довольно. — В полдень на Куликовом поле. И не забудь мамке с папкой отписать, что погиб от рук Добрыни Никитича.
— Добрыня! — охнул Иван. Но богатырь уже удалился в казарму.
Продолжая свой путь по двору, Иван прикидывал, как поделикатнее сообщить родителям горестную весть. Может, сначала написать все свежие новости, а в постскриптуме упомянуть: так, мол, и так, убит Никитичем… Или наоборот: сначала сказать, что помер от рук Добрыни, а потом весело пересказать предшествующие собы…
Сегодня у Ивана был невезучий день. Он не заметил группу богатырей, едущих наперерез, и был сбит лошадью того самого толстого богатыря, который давеча так ловко расправлялся с сотоварищами на лестнице. Наткнувшись на покрытый кольчугой лошадиный бок, Иван-дурак запнулся и упал под конское брюхо. Богатырь остановился и с хохотом заявил:
— Попал под лошадь! Ну и добры молодцы шастают по нашему двору! {41} Со смеху помрешь!
— Дави его, Илюха! — радостно посоветовал ему другой богатырь.
— Да ладно, пущай живет. Тем паче, по роже судя, земляк он мой.
Иван потряс головой и сел под лошадиным брюхом. Посмотрел вверх и поморщился. Позор! Даже не конь добрый его сбил, а добрая кобыла.
— Славная у тебя лошадь, Илюшенька, — подал тем временем голос тот богатырь, что советовал задавить Ивана. — Будь эта кобыла конем, была б ей цена триста рубликов.
— Ха! Эта лошадь отродясь конь, а цена ей — пятьсот рублей! — не моргнув глазом, соврал Илья. — Эй, добрый молодец, долго будешь под моим конем разлеживаться?
Иван-дурак вылез из-под лошади, раздвинув спускающиеся, видно для маскировки, до самой земли звенья лошадиной кольчуги, и ехидно ответил:
— Был бы конь — сразу б вылез! Искал я, за что ты пятьсот рубликов отдал, а нашел только на триста!
Наступило гробовое молчание. Илья поднял булаву, потряс ею, потом сдержался и коротко произнес:
— Ровно в полдень…
— На поле Куликовом, — поддержал его Иван. И, понимая, что помирать все равно придется, добавил, куражась:
— Только не подводи своего коня к моему Гнедку. Он у меня как огонь жарок, не устоит!
— Не люблю я земляков убивать. Да придется, — со вздохом сообщил богатырь. — Пока, муромчанин!
«Земляков?..» — понял вдруг Иван.
— Илья Муромец?! Заступничек?!
Но тот уже ехал дальше, сокрушаясь о нынешней молодежи, которая не способна отличить коня от кобылы.
— Так, доигрался, — пробормотал себе под нос Иван. — Добрынюшка-то добрый, может и пощадить… А вот Муромца я обидел знатно… Кто ж меня, дурака, за язык тянул? Ой-ой-ой.
