Мурзик - Исаков Дмитрий (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
– Надо бы послать Сенцова приглядеть за ним, не то сдуру дров наломает…
Когда капитан все рассказал, мне стало жутко и тоскливо: скорей всего Москву сдали почти без боя.
Вернее, бои шли за каждый дом, но это было неорганизованное сопротивление, безнадежное отчаяние брошенных и обманутых людей!
Полк выбили за Яузу и обороняться в Лефортовском парке, когда немец видит тебя, как на ладони, из корпусов МВТУ не было никакого смысла, а даже преступлением. Еще пришлось прихватить раненых из Главного военного госпиталя и только стены тюрьмы да ребята с ЦИАМа с их противотанковыми ружьями и батареей «Катюш», ими же самими изготовленными, позволили полку закрепиться.
Соседи справа тоже, видно, были не дураки и спрятались за кирпичной стеной Немецкого кладбища, по которому немцы не очень-то стреляли и бомбили.
А слева – «Серп и Молот», да еще с Ликеро-водочным заводом стояли насмерть!
Только вот смерть-то не обманешь, и что на судьбе написано, не минуешь!
Где бомбежкой, а где и просто численным перевесом смяли немцы жидкие ряды, и если бы не подоспели мы вовремя, может уже и тюрьму взяли.
Я тоже немного соврал капитану про нашу эвакуацию, про то как нас сбили, – как мы пробивались к нашим и что будет, если наше оружие попадет к немцам.
Подумали мы и о наших дальнейших действиях.
Продержаться до прихода наших мы с капитаном даже не рассматривали: он по причине возможного обстрела тюрьмы из тяжелых орудий, а я из солидарности с ним, и не от того, что могли не продержаться, а потому, что не знал, кого понимать под нашими, и когда они придут!
Можно было идти на прорыв, но куда девать раненых?
В плен капитан сдаваться не хотел, и я его в этом поддержал.
Оставалось одно – погибнуть смертью храбрых!
На том и порешили и разошлись спать.
Проснулся я от холода и чужих голосов.
В кабинете, где нам постелили, за неизвестно откуда взявшейся ширмой был выставлен наружный и внутренний пост.
К утру снаружи стоял молодой, а внутри товарищ Сенцов.
Чтобы не заснуть, они объединились для разговора снаружи, а чтобы знать, что творится внутри, приоткрыли дверь, и этим негодяи меня разбудили!
Я потихоньку встал, и на цыпочках подкрался к двери (да не для того, чтобы подслушать разговор, а чтобы стрельнуть покурить, а на цыпочках – чтоб не разбудить Мурзилку!).
– Дядь Вань! А дядь Вань! – услышал я голос молодого Сенцову. – А ты косить умеешь?!
– А что же не уметь. Умею!
– Дядь Вань! А откуда ты умеешь, если ты городской?
– Оттуда! Я в деревне рос.
– Дядь Вань! А дядь Вань! А почто такой немец злой!
– Почто, почто? Можно подумать, ты добрый?
– Я? Я за Советскую власть воюю.
– А он за свою тоже воюет.
– Так ведь она ж плохая, чего ж за нее воевать?
– А может, он не знает, что она плохая, может ему сказали, что она хорошая!
– У него головы что ль, нет – не может отличить хорошее от плохого?
– Значит, не может!
– А вот тут ты, дядь Вань, и проиграл. А я прав – злой он, вот и прет на нас!
Я вышел из-за двери и поздоровавшись спросил закурить.
Пока Сенцов отсыпал мне махры, молодой повеселел и, автоматически зачислив меня в союзники, видимо по возрасту, стал приставать:
– А вот скажите, товарищ Иванов, товарищу Сенцову, что он не прав, и немец на нас потому пошел, что он фашист и злой, а товарищ Сенцов говорит, что немец не знает, зачем он на нас пошел и что его обманули.
Я, чтобы отвязаться от его болтовни, сам с него спросил:
– Это ты мне скажи, почему Москву сдали?!
– Как сдали? Это правда? Сегодня ночью? – молодой страшно испугался.
– Да нет, не ночью, а вообще, почему еще раньше сдали, когда немец в нее вошел.
– Как вошел, так и выйдет! Товарищ Копыто строго-настрого запретил говорить, что Москва сдана, а не то трибунал!
– Ну ладно, не сдана! А кто виноват, что немца пустили?
– Ну, это ясно, кто! Генералы-предатели! Не зря их товарищ Сталин всех расстрелял.
– Ну, а кто конкретно?
– Конкретно? Дядь Вань, а разве был такой генерал по фамилии Конкретно?
– Дурак ты Степа и пустобрех! – Сенцову молодой надоел.
– Вы его слишком уж не надо!
– Нет, ты, дядь Вань, скажи!
– Да ладно вам, – решил я их помирить, – с этим все ясно, но не ясно, куда смотрел товарищ Жуков?
– Какой еще Жуков? – удивился молодой.
– Как какой? – теперь настал мой черед удивиться, – Маршал Жуков! Или как его там? Генерал армии.
– Жукова в сороковом расстреляли, – подсказал мне Сенцов и внимательно на меня посмотрел.
«Вот теперь понятно, почему немцы в Москве», – подумал я и прикусил себе губу.
– А что Ленинград? – чтобы не попасть опять впросак, уклончиво спросил я.
– Память о городе Ленина не умрет в памяти народной!
– Понятно.
Еще одна новость, еще немного поспрашиваю и буду не сомневаться, что мои с Мурзиком дети будут пить пиво только Баварское, если они здесь еще будут.
– И кто ж руководил его обороной?
– Климент Ефремыч, – с теплом в голосе, как о самом близком и родном человеке произнес молодой.
– И его расстреляли?
– Кого?
– Ворошилова!
– Климент Ефремыча?
– Его самого.
– А за что?
– Как за что? Он же Питер немцам сдал?
– Климент Ефремыч был дважды ранен в рукопашном бою и только благодаря мужеству и героизму наших доблестных летчиков был в последний момент вывезен из горящего Ленинграда! – ответил мне за молодого Сенцов. – А вы разве этого не знали?!
– Откуда мне знать, когда мы то в работе, то в тылу врага!
– А еще Астрахань сдали, – подал голос молодой, но мне почему-то стало плохо (покурил на голодный желудок), и я удалился досыпать к Мурзилке.
Душе хотелось немедленного умиротворения. Телу ничего не хотелось – оно было сыто и здорово. А душа… Впрочем, это скорее и вовсе не душа, а мое до боли обостренное сознание требовало немедленного отдыха от постыдной действительности.
Я закрыл глаза и страстно возжелал оказаться где-нибудь далеко-далеко, но только бы подальше от нашей агрессивной дисгармонии. Я почувствовал легкое дуновение и с ним ощутил какую-то неповторимую свежесть леса.
Глаза открывать не хотелось. Но любопытство взяло свое – где я оказался, согласно вкуса в представления моего подсознания о райском уголке?
Решительно открыв глаза, я резко приподнялся и сел.
Вокруг меня располагался мой «собственный» рай, и подкорка не подвела – я сидел на траве в лесу и, судя по комплектации и запахам, сей лес принадлежал к средней полосе, хотя шестое чувство подсказывало мне, что я не на Земле.
Ну и пусть! Раз здесь хорошо, то почему эта планета должна быть хуже Земли? Тем более, что седьмое чувство указывало на ее девственную чистоту и отсутствие людского конгломерата, чего как раз мне и не хватало.
От земли исходило блаженство, и я уже было собрался откинуться на траву и опьянеть, но меня остановило чье-то присутствие и чей-то настороженный взгляд.
Я оглянулся и увидел обладательницу настороженности.
Девушка была метрах в десяти и нерешительно выглядывала из-за березки. Чтобы ее не спугнуть, я медленно развернулся на месте, но вставать не стал, а лишь доверительно и ободряюще улыбнулся ей, что возымело свое действие, и она мне тоже в ответ робко улыбнулась.
Если бы я был самым последним нищим, чего, правда, мне до сих пор не удосужилось (пока), и у меня объявился бы миллион, то я бы, ни секунды не раздумывая, отдал его за эту улыбку! Как женщины умеют улыбаться, мы все прекрасно знаем и цену этим улыбкам регулярно на себе ощущаем, но эта незнакомая девушка на самом деле и не улыбнулась даже, на ее лице промелькнуло лишь подобие улыбки, но я сразу поверил безраздельно и бесповоротно в ее чистоту и искренность, за что можно отдать не только какой-то паршивый миллион, но даже и не менее паршивую свою жизнь.
На вид ей было лет семнадцать (А я два раза был женат!). Надетое на ней неизвестного покроя белое платье, очень похожее издалека на полотняную ночную рубашку до пят, все равно не могло скрыть стройность ее фигуры, чему также способствовала, по моему разумению, длинная толстая коса цвета канадской пшеницы.
