Мурзик - Исаков Дмитрий (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
– …Это секретное оружие. Я, конечно, ничего не скажу, не положено видеть! Но сдается мне, это – «лучи смерти»!..
Я был бы рад черствому хлебу и, в принципе, был готов к его появлению, но нам подали прямо-таки деликатесы.
– Товарищ Сенцов, откуда такое изобилие?
Сенцов недовольно поморщился:
– У них тут в подвалах чего только нет!
– …А он медленно так повел стволом, и немцу хана!..
К нашему столику подошел капитан с опером и подсели с края. Сенцов вскочил. Капитан остановил его рукой, а уполномоченный в присущей ему барской манере спросил у Мурзилки:
– Ну как наш харч?
Та невнятно что-то промычала своим набитым тушенкой ртом, а я из вредности перевел:
– Что-то ваш харч в горло не лезет!
Опер опешил.
– Не понял?
Воцарилась тягостная тишина.
– Под такой закусон неплохо бы чего-нибудь эдакого попить бы!
Опер до неприличия слишком громко заржал («нервы у него ни к черту!») и барско-лакейским жестом распорядился отпустить…
– Что изволите употребить?
– Шампанского! – Мурзик наконец прожевала и всем напомнила, что она все-таки Мурзилка, а не хухры-мухры!
– Пожалуйста! – опер аж весь светился от удовольствия. – Есть еще отличный грузинский коньяк!
– Тоже можно, – я, решив продегустировать все, спросил, – и чего-нибудь легкого и сладкого!
– Вишневого ликера, клюквенной наливки, рябины на коньяке и много-много лимонада! – Мурзик опять начала кабанеть!
– Пожалуйста! – опер почти уже любил нас и ни в чем не подозревал!
– Сенцов, быстро! Одна нога здесь, другая там!
Я с интересом наблюдал реакцию капитана, но ее не было!
Капитан засыпал на ходу, и к тому же энкэвэдэшник его уже не удивлял.
Отослав Сенцова, опер громко окликнул сидящих за соседним столиком и приказал всем очистить зал, а какому-то Петрову наказал строго-настрого обеспечить охрану помещения на предмет утечки секретной информации.
Когда появилось шампанское, Мурзик кушала красную рыбу и маринованные маслята вперемешку с шоколадными конфетами.
Опер, как заправский официант, расставил на столе бутылки и начал их артистически открывать в предвкушении сабантуя. Но я нарушил все его планы.
– Оперуполномоченный Копыто!
Опер удивленно поднял на меня глаза, видно надеясь, что это первые слова грандиозного тоста в его честь.
– Вы уверены, что нас сейчас никто, кроме присутствующих, не слышит?
В моем голосе был металл, а в глазах холодный огонь!
– Так точно! – бедняжка вскочил, как ужаленный, на ходу поправляя портупею и одергивая гимнастерку.
– А то я гляжу, вы тут живете, как на курорте.
Капитан от моих речей все-таки проснулся и весь напрягся, ожидая моего наезда в его сторону.
– И, судя по вашей слишком уж чистой гимнастерке, вы на передовой бываете исключительно при помощи ног Сенцова?
Опер тянулся вверх, как Гагарин в виде памятника на одноименной площади.
– А вы, капитан совсем перестали работать с подчиненными! – укоризненно покачал я головой и дружески на него посмотрел.
– Он мне не подчиняется, – ответил капитан и медленно начал вставать.
– Да? Садитесь, – приказал я, – и доложите мне обстановку!
Капитан долго доставал из планшета карту-двухверстку, потом все прокашливался, да так долго, что даже Мурзилка не выдержала и, не доев последний кусок буженины, замяукала:
– Капитан, капитан, подтянитесь! (В оригинале: Мур-мур, чав-чав!).
Капитан наконец удосужился и начал докладывать:
– Справа от Немецкого кладбища до 45-го завода держал оборону 230-й пехотный полк, но уже три дня с ним нет связи.
– А может, уже и полка нет? – спросил я.
– Может и нет, два дня, как с той стороны тихо.
– Небось все атаки отбили, вот и тихо! – подал голос Копыто.
– Дай-то Бог! – вздохнув сказал подошедший политрук, устало присев на стул Сенцова, дрожащей рукой плеснул сере в стакан водки и залпом выпил.
– Будем исходить из худшего, – тихо сказал капитан и продолжил:
– Слева от Красноказарменной до Рогожки стояли ополченцы с «Серпа и Молота».
– Хорошо стояли, – опять ожил опер.
– Родной завод защищали, – выдохнул воздух политрук.
– Не родной, а Гужона, – сообщила Мурзик в отместку за буженину.
– Когда это было, – поспешил я исправить ее бестактность, хотя надо было бы сказать «Зачем?».
– С ними тоже нет связи, – сообщил капитан.
– Значит, завод теперь точно гужонский, – Мурзику все было по фигу. – А кладбище, наконец, взаправду немецкое!
У капитана вздулись желваки на шее, а опер потянулся к кобуре.
– А сзади нас, на Сортировочной, вчера была стрельба, – алкоголь и перенапряжение, видимо, подействовали и политрук еле ворочал языком. – А сегодня там тихо.
Все посмотрели на него, потом на Мурзилку в ожидании следующей гадости и клеветы на совдействительность.
– Зря смотрите, – сказал ехидно политрук. – Она этого не знает!
– Чего еще я не знаю? – с вызовом сказала Мурзилка.
– Что Казанскую железную дорогу, а значит и депо Сортировочная при царе строили немцы!
– Значит, мы не только в тюрьме, но еще и в окружении? – Мурзик хоть и выпила достаточно, но дело свое знала туго.
– По всей вероятности да! – подтвердил капитан.
– Я так не играю.
– Вы, дорогая, как никогда, стопроцентно правы, – по-отечески похлопал ее по руке политрук. – Лучше быть свободным и на воле, чем в окружении и в тюрьме.
– Разговорчики! – капитан повысил голос и оглянулся на опера.
– Так надо тюрьму сломать, а окружение прорвать, – Мурзик решительно взмахнула рукой и со всего маха рубанула ей по столу – в результате оперу пришлось пойти умываться, а Сенцову убирать со стола осколки посуды.
– Шли бы вы спать, – капитан сам бы не прочь это проделать, но дела…
Сенцов, аккуратно стряхнув на пол остатки осколков, с трудом приподнял политрука и заботливо повел его прочь.
– Четвертые сутки не спит, – объяснил мне капитан.
– У кого это СПИД?
– И ты, Анжелка, иди спать, – сказал я ей.
– Опять в камеру?
– Я попрошу, и тебя положат в кабинете начальника тюрьмы!
– А он как, ничего? Не очень старый?
Тут, к счастью, вернулся Сенцов и мы быстренько от греха отвели ее спать…
Когда я вернулся назад, за столом громко спорили опер с капитаном:
– …пусть в доску наш, а ее заслали к нему шпионить!
Заметив меня, они сразу умолкли, а я как будто ничего не слышал, сразу же стал извиняться за Мурзилку:
– Не обижайтесь на нее, товарищи. Это она вас так проверяет. Такая маленькая и такая подозрительная. Это же смешно, что мы попали к немцам, а те нас разыгрывают в целях завладения новейшим секретным оружием.
Опер аж задохнулся от обиды.
– Это я-то немец?
– А что, белокурый, голубоглазый, и потом эти барские замашки?!.. Вы, товарищ капитан, очень внимательно приглядитесь к этому товарищу. Чем черт не шутит, а береженого бог бережет!
На чекиста было страшно смотреть: ему не хватало воздуха, и он все никак не мог расстегнуть ворот гимнастерки. Еще несколько мгновений, и мы его потеряем!
– Но если, капитан, вы за него ручаетесь, то мы, может быть и не сообщим Лаврентию Палычу о его проделках.
Вдруг появившаяся надежда на снисхождение высокого суда вернула к жизни цвет и надежду неотвратимого и справедливого пролетарского карающего органа.
– Я больше не буду, – с пионерским задором прохрипел Копыто.
– Что больше не будете: продавать Родину или плохо ей служить, – я внимательно посмотрел ему в глаза.
– Предавать не буду! Родину! – опер опять задохнулся.
– Значит, уже предавали?!
Его рука потянулась к кобуре, и я не стал испытывать судьбу (кто его знает, может он и не собирается стреляться?) и дружеским тоном как можно более спокойней сказал:
– На первый раз мы вам поверим, товарищ Копыто! Идите и проверьте посты.
Когда он вышел, я обратился к капитану: